«Уверен, у нас получится, – сказал он, – что-то такое сегодня происходит…» «Невозможное?» – добавила я. «Похоже, да», – ответил он.

Тебе я не звоню, не пишу смс, больно постоянно смотреть на твою оранжевую спину, скрывающуюся за другими спинами, неоранжевыми, поэтому я нарочно закрываю глаза, зажмуриваю, чтобы не прокручивать потом вот это: разворачивается и уходит, разворачивается и уходит, жизнь – череда прощаний, сказал Тарантино в одном из интервью.

Шарик попрыгал, лениво и вяло затащился на «шестерку», Дилер невозмутимо придвинула нам груду фишек, большую, я даже не обрадовалась.

Иеромонах предложил мне забрать все фишки, он двигал их ко мне по игровому зеленому столу, это куча денег, говорил он, ты выиграла кучу денег.

Я испугалась.

– Все на «шесть», снова, да, да, абсолютно уверена.

Дилер установила сама, аккуратными столбиками.

Я не считала и не знаю, сколько проиграла в тот раз.

Иеромонах улыбался. «А не хлопнуть ли нам по рюмашке?» – процитировал он, я знала правильный ответ, но промолчала, устала. Мне было, в общем-то, безразлично.

Я выпила шампанского, бокал. Иеромонах улыбался и говорил. Мое пристрастие к цифре шесть возбудило его, невозможный жест, сказал он, я потрясен, сказал он, что ты молчишь, сказал он.

Иногда ты думаешь, что это слабость, сказала я, иногда ты думаешь, это зависимость, сказала я, а это просто любовь.

7 апреля

23.55

Еще одно знаменательное событие произошло со мной сегодня. Коммунисты нашего колхоза дружно избрали меня своим членом.[10] (с)

Ходила в Церкву, как курьер-грузчик передала дары – сотрудница моя Лена отгрузила огромный пакет с детской одеждой и обувью, и мы собрали мало-мало денег.

Что мне особенно симпатично в присутствии на тамошних сборищах, а то, что совершенно необязательно много говорить, общаться, строить диалоги, поддерживать беседы. В своем кругу приходится соответствовать роли «мне нравится вас развлекать», это а) не всегда так и б) немного надоело.

А здесь сижу себе, пялюсь по сторонам, привычно подслушиваю и подглядываю за людьми, а люди там разные, что и интересно.

Вот и вчера обнаружила там разного человека.

Главная церковная Ульяна анонсировала, что сейчас приедет кто-то, привезет недостающую сумму на жутко дорогое лекарство для ребенка, «Эрвиназу», его надо заказывать чуть не в Англии. Приезжает кто-то.

Много лет назад ребенка Павла впервые привезли в деревню Подгоры, где по улицам спокойно разгуливали свиньи. Увидев их, он удивленно воскликнул: «Ух ты! Олени!»

И я вчера воскликнула примерно так же. Потому что приехал – Киса.

Как живой! Бывший Снежжаны Константиновнин хахаль, милицейский работник, был оперуполномоченный, теперь вот, понятно, целый начальник убойного отдела в районном отделении. Фамилию он имел Воробьянинов, понятно, что называли его – Киса. Из подруговых мужчин один он и был приличный, за исключением, конечно, хирурга из клинической больницы, смеюсь, смеюсь.

Помнится, сиживаем мы со Снежаной Константиновной, плюс Киса, плюс Олаф, плюс крошка Лиза (4 года), еще на нашей первой съемной квартире (убитой «хрущевке» на 1 этаже, где зимой я спала в колготках, гетрах, тренировочных штанах, майке, кофте, свитере и еще перевязавшись крест-накрест пуховым платком), распиваем шампанское. И Лиза очень обеспокоенно мне говорит: «Мамочка, ну вот как же так, я так боюсь за тебя, ты пьешь спиртные напитки, это же вредно и невкусно, ты можешь заболеть, я по телевизору видела, лучше вон чаю попей с сахаром, кока-колы, не надо, пожалуйста, вино, и водку, и вообще ничего такого, это опасно!!! – Потом посмотрела мельком на Кису с бокалом в руке, и приветливо сказала: – А ты пей сколько хочешь».

Недостаток Кисы состоял в том, что он был женат.

Снежаны Константиновнина непоколебимая гордость: «Кто, я?! Буду любовь женатого мужчины?! Ннну ннетт!!!» Не позволила их Отношениям продлиться далее, сейчас она, надо заметить, несколько снизила требования: «А кого любить зрелой женщине?!»

Так вот, появился Киса, весь из себя Покой и Смирение, уселся чай из травок попивать, все дела; а в свое время какие только драмы не происходили с его участием, Снежана Константиновна называла его Мечта Всех Женщин, поскольку Киса: а) являлся голубоглазым блондином, б) имел табельное оружие.

Разговорились про «как дела?», сказал: «работаю…», про семью: «давно развелся, дочь учится в Саратове» (господи, чему можно учиться в Саратове? Как стать губернатором Аяцковым?).

Надо познакомить их обратно со Снежаной Константиновной. Вот и встретились два одиночества, и все такое.


00.25

Вообще, когда все это произошло, доктор, когда Снежана Константиновна рассказала Олафу (необъяснимый поступок) про меня с В., я думала, что никогда более. Никогда более с ней не заговорю, не отвечу на звонок, все такое. Как это говорится: руки не подам.

У нас в семье вообще странные случаи с этим рукопожатием. Пришла я устраиваться на свою первую постоянную работу, жутко волновалась, исключительно от съехавшей крыши купила себе жвачку, иначе объяснить этот поступок не могу. Зажевала, значит, подушечку «Орбит», а тут и Начальница потенциальная подходит, неожиданно. Мой любимейший вариант: ничто не предвещало беды. Нарядная такая Начальница, в синем брючном костюме, куча бус, каких-то жабо, каблуки, кольца, Господи, лаковый пояс. Я перед ней – как репейник рядом с хризантемой, в лично пошитой (криво и косо) короткой юбке, узкой футболке с принтом «Who is my Valentin?» – актуально для начала июля.

Плюс никаких иных возможностей избавиться от жвачки – как только изящно сплюнуть ее в собственный кулак. Правый. Ладно, думаю, скатаю там ее тихонечко в шарик, потом аккуратненько прилеплю куда-нибудь. Но какого-то черта «Орбит», собака, отказался превращаться в шарик, а напротив – непотребной белой массой размазался по ладони, причудливо расплавившись и вытекая через края. Выкапывая даже. Мне показалось даже, он превратился во ЧТО-ТО.

Тем временем Начальница закончила вводную речь, я отвлеклась от жвачки и ее судьбы, проговорила там что-то, дома готовилась, конечно, выучила слова. Мое вступление в должность Начальница решила ознаменовать Дружеским Рукопожатием. Протянуть в ответ мою культяпку по локоть в переродившейся жвачке было невозможно. Что сказать, как объясниться? Первый рабочий день. На первой в жизни постоянной работе. Первый Начальник. Протягивает руку.

– Извините. Где тут туалет? – отчетливо выговорила я.

В туалете бегло постучалась головой об стенку, попыталась отшкрябать руку от белого гадства, какое-то время поожидала, чтобы лицо приняло обычную расцветку (не красно-синюю), вернулась в офис. Там Начальница, с некоторым испугом посматривая в мою сторону и зачем-то перекладывая ручки-карандаши из одного ящика стола в другой, представила мне молодого человека в широких джинсах: «Ээээ, наш начальник компьютерного центра…»

Это был, ясно, Олаф, он выдохнул мне в лицо несколько аккуратных колечек дыма (богемные были нравы: работали круглосуточно, для отдыха стояли диваны и кресла, курили где угодно, выпивать тоже не запрещалось, в обязанности секретаря наряду со скучным приемом звонков входил заказ пиццы, доставка пива и джин-тоника: в девяносто шестом году все пили это Отравляющее Вещество из голубых банок) и сказал: «Привет. К табаку как относишься?»

Мне уже было, в общем, все равно, и я ответила: «Прекрасно».

«Сработаемся», – оживился он.


00.45

Я, доктор, абсолютно не хитрю. Сейчас еще должна записать про пианино и вернусь к Личной Великой Депрессии.

В детстве, отрочестве и юности я училась в музыкальной школе по классу, разумеется, рояля. Поэтому рояль меня сопровождал во всех начинаниях: от припрятывания шоколадок в первом классе до эротических мероприятий в десятом. Очень я привязана была к инструменту, любила его как родного. Имя ему было Циммерман, и цвет он имел черный-пречерный. Нет, великолепное было пианино, вспоминаю с нежностью. Даже и с канделябрами.

Будучи десятиклассницей, я обрела свою Большую Любовь № 1 – молодого мальчика О., мы часто проводили время вместе, в моей то есть девичьей комнате. Родители шуршали за стенкой, причем папа предпочитал, чтобы я – во время визитов друзей – исполняла буквально без перерыва всяческих музыкальных произведений. Дочь прекрасного воспитания, думал он, наверное, развлекает своего молодого мальчика О. классической музыкой собственного исполнения. Не то что какие-то там профурсетки. Его отцовское сердце переполнялось гордостью.