Но публика молчала.
Редкие аплодисменты, но они прозвучали слабо и неуверенно. Появился гул, но он был не светлым и удивленным, а темным и злым. Лори нахмурился, смущенный посмотрел через танцпол на стол судей, увидел, как глава оргкомитета о чем-то быстро и резко разговаривал с коллегией, время от времени поглядывая на Пола и Лори.
Адреналин танца все еще мчался по венам, но вокруг Лори начинало образовываться темное облако, накрывая эйфорию и заглушая радость. Вместо ожидаемого чувства полета появилось чувство страха, он подошел слишком близко к грани, пересек ее и вышел в открытый космос для падения.
Боль, словно нож, пронзила шею Эда и раздалась смертельной волной, взрываясь в плече, груди, спине и голове. Где-то далеко раздался свисток, но Эд чувствовал только боль. Боль, которую он никогда не знал, боль, которая обдирала его кости, боль, от которой его зубы превращались в песок.
Принимающий наконец-то поднялся с Эда, открывая вид на прожекторы стадиона и темноту ночного неба, но Эд продолжал лежать на траве не в силах подняться.
«Это плохо», — подумал он, когда мышцы его шеи запульсировали раскаленной лавой боли. Это действительно очень плохо.
«Это плохо», — подумал Лори и потянулся к руке Пола. Но Пол отпрянул, и когда Лори повернулся к нему, выражение лица партера, шокировало больше, чем реакция толпы.
— Они ненавидят наш танец, — прошептал Пол, — это катастрофа.
Лори хотел поспорить и сказать, что все не так, но шум толпы становился все громче, и холодный страх пробежал по позвоночнику. Он увидел, как глава комитета вышла на танцпол, увидел, что весь комитет стоит позади судей, увидел их возмущенные лица. Крайне возмущенные.
— Я не должен был позволять тебе уговаривать меня, никогда, — прошипел Пол, его голос дрожал от страха и ярости. — Это твоя вина!
Глава комитета подошла к ним. Холодная ярость на ее лице загасила последнюю хрупкую надежду Лори.
Ко времени появления на поле парамедиков, боль отдавалась уже по всему организму, она выворачивала тело наизнанку. Эда вырвало, но рвота только усилила боль. Тренер выглядел мрачным, и Лиам уже снял шлем. С широко распахнутыми глазами он кричал на Эда и при этом выглядел до чертиков напуганным. Но Эд не понимал его. И даже если бы мог, не смог ответить. Боже, какая боль!
Носилки подняли, Эда унесли с поля. Исчез Лиам, и его место заняло ночное небо. Изображение перед глазами изредка разбавлялось пятнами света, пока медработники катили Эда к машине скорой помощи. Малейшее движение причиняло чудовищную боль и усиливало ее. Эд понимал, что к тому времени, как его доставят в отделение скорой помощи, он потеряет сознание. Рядом с носилками появилась тень, и знакомый голос прорыдал его имя. Мама. Это была его мама. Постепенно ее голос стал доноситься словно сквозь воду. Мир начал темнеть, и Эд уже не мог ее видеть.
«О, Боже, — молился Эд, внезапно испугавшись. — О, Боже, пожалуйста… пожалуйста, я не хочу умирать!»
Погасли огни, прокатилась последняя волна боли, и опустилась тьма.
Их вышвырнули.
Лори в оцепенении прошел по переполненному залу, сжимая в руках ремень сумки, держась за нее словно за спасательный круг. Это не могло произойти. Не с ним. Не с Лоуренсом Паркером. Они не могли вышвырнуть его. Не его. И все же сделали это.
Все смотрели на него, пока он шел. Сверкали камеры. Микрофоны журналистов встречали его на каждом шагу, охрана пыталась их сдержать фразой, что все интервью за пределами арены. Пресса следила за каждым его шагом, словно шакалы, ожидающие своей очереди.
Лори был один. Пол заперся в гардеробной: его удаление стало драмой, но удаление Лори было более шокирующим. Пол не был известен. Бальные танцы были его спортом. А вот за Лори было имя. Лори — великая звезда, который, к радости прессы, вот-вот падет. Точнее, Лори уже упал. И то, что он вышел как Лори, а не Лоуренс Паркер, только подлило масла в огонь. Драма. Обман. Скандал. Падение легенды. История практически написана.
В итоге Лори был даже благодарен журналистам. Он был рад их присутствию, был рад их злости. Они были готовы вести посекундную хронику первых моментов начала его конца. Но понимание, насколько сильно пресса ожидала его срыва, только придало ему сил не распасться на кусочки.
Лори с застывшей маской на лице отдалялся от них уверенным шагом. И с той же грацией, которую использовал на сцене, он двинулся по коридору к ожидающей его машине. Он не произнес ни единого слова, не сбился с шага, когда оклики журналистов превратились в крики, в лицо тыкали микрофоны и камеры, а охрана пыталась сдержать их отчаянные попытки подобраться ближе.
— Зачем ты сделал это? — выкрикнул сквозь толпу один из журналистов, когда Лори скользнул в безопасность машины.
Лори не ответил, просто захлопнул дверь и попросил водителя двигаться к отелю. Он так и не расслабился на заднем сидении, застыл, пока машина двигалась по улицам города. Он позволил персоналу отеля помочь ему подняться на лифе в номер.
Пола не было. Скорее всего, он не вернется. Они поскандалят, но позже, когда свершится окончательное падение. В тот момент был просто Лори в тишине номера, Лори, который приглушил свет, Лори, который взял плеер в ванную, включил музыку, а затем встал под горячий душ.
«Зачем ты сделал это?»
Вопрос журналиста все еще звучал в его ушах. Но даже в тесноте ванной комнаты с успокаивающей музыкой, обволакивающей его, Лори не мог ответить. Он просто чувствовал, как вода скользит по лицу и позволил маске из слоновой кости упасть.
ГЛАВА 1
Abrazo (абразо): разновидность танцевальных объятий в аргентинском танго.
Октябрь 2010
Эд Маурер взволнованно барабанил большим пальцем по рулю, пока машина медленно двигалась по дорогам Твин-Ситиз. Сбежав из офиса, он направился в Центр «Алкион».
Его до сих пор немного потрясывало — очередные три человека из его департамента собрали свои вещи с рабочих столов, пока он наблюдал за процессом; с одной стороны они ему не особо нравились, с другой — почувствовал облегчение, что он — не один из них.
Эд еще ощущал дискомфорт в шее, хотя и принял полчаса назад четыре таблетки ибупрофена. Но, вероятно, это из-за стресса.
На трассе 35Е движение стало свободней, и довольно скоро Эд съехал на выезд, промчавшись по улицам Сент-Пола, столицы штата Миннесота. Сегодня он станет тренером.
И пусть только для кучки беспризорников, но они хорошие ребята. На самом деле хорошие, просто им в какой-то степени не повезло, и они не получили необходимой поддержки и помощи. Должность была волонтерской, и директор Центра отдала работу ему, поскольку неоднократно наблюдала, насколько хорошо Эд справлялся с детьми. Ребята действительно нравились ему. Они напоминали ему его самого в таком же возрасте, за исключением, что ребята выглядели более измученными, чем он помнил себя.
Это не было большим делом, но приносило чувство удовлетворения — он снова полезен, чего не испытывал очень долгое время.
Его жизнерадостное настроение немного испортилось, когда он увидел игровые поля у Пейн-авеню. На одном два парня отрабатывали обманные маневры с мячом. Он задержался на них взглядом чуть дольше, чем, возможно, следовало. Его хрупкий оптимизм находился в безопасности, пока он держался вдали от игры, но в момент наблюдения за игрой дала о себе знать шея, он почувствовал легкую боль в шейной мышце.
Эд снова посмотрел на дорогу. Через несколько секунд он потянулся к МП3-плееру, подключенному к стереосистеме. Перебирая треки и наблюдая за дорогой, нашел нужную песню. Он пристально смотрел вперед до момента, когда в тишине машины раздался хриплый голос: «Это Бритни, сучка[1]». Эд чувствовал, как напряжение покидает его, когда услышал знакомые ритмы. Уже через несколько кварталов он уже спокойно отбивал ритм об руль большим пальцем.