В лагере есть связь. Не самая лучшая, конечно, но она есть. Поэтому сегодня вечером, я попытаюсь войти в почту, чтобы прочитать очередное письмо от Рокотова.

Он позвонил на следующий день, после моего приезда сюда.

— Не помешал? — вместо приветствия.

— Нет, у меня все тихо.

— Как долетела?

— Нормально. Как ты?

— А что мне сделается? — удивился он. — Кую свои миллионы.

Я улыбнулась, представив его в кузнеце, в кувалдой в руках.

— Я не знаю, что тебе сказать, — прозвучало неожиданно.

— Тогда зачем звонишь? — задала вопрос.

— Рыжая, я не сказал, что не хочу с тобой говорить. Я сказал, что не знаю, о чем.

— О чем обычно говорят с женщинами?

— У меня стойкое ощущение неправильности, — слышу в ответ.

— Почему?

— Я должен быть там, а ты здесь, — звучало немного путано, но я поняла.

— «На его месте должен был быть я», — попыталась отшутиться. — «Напьёшься — будешь». Тебе стоит прекратить рефлексировать.

— Наверное, ты права, — согласился он. — Но все равно это неправильно.

— Тогда не звони мне, — сказала в ответ и тут же пожалела о сказанном.

— Не могу, — судя по голосу, он улыбнулся. — Тянет.

«И меня», — чуть было не ляпнула, но вовремя прикусила язык.

Мы немного помолчали, потом я сказала:

— Мне пора.

— Не буду тебя задерживать.

Еще одна пауза.

— Пришли свою почту, — попросил Рокотов.

— Зачем?

— Буду тебе письма писать, — хмыкнул он.

— Хорошо, сейчас пришлю.

— Ты отвечать мне будешь?

— Буду.

— Хорошо. Тогда жду.

— Пока, — попрощалась я.

— Пока, — повторил он.

Я стала набирать сообщение, думая о том, почему я вообще стала общаться с Рокотовым.

Он встретил меня у госпиталя через несколько дней после дня рождения Кипреева. Просто подошел с букетом, так, будто встречал каждый вечер. И, глядя на него, мне впервые за долгое время захотелось побыть нормальной. Пообщаться, поехать поужинать. Зачем я поддалась этому желанию? Не знаю. Просто поддалась, и все. Мы ужинали в маленькой пивной, где, по заявлению Рокотова, готовили такие же вкусные колбаски, как и в Праге. Разговаривали. Пили чай. А потом он отвез меня домой и предложил встретиться назавтра. И мне очень хотелось согласиться. Но я понимала, что ничего из этого не выйдет. Что я уже давным-давно перестала быть нормальной женщиной, и именно поэтому была так рада тому, что назавтра меня уже не будет в Москве. За два месяца многое может измениться, и, скорее всего, Рокотов просто забудет меня. Да и мой неожиданный интерес к нему потухнет.

Но он позвонил, и появилось странное чувство. Словно, он не чужой, малознакомый мужчина, а близкий и родной.

Рокотов сдержал свое слово, тем же вечером я читала его первое письмо.

«Привет, рыжая. Все-таки пишу тебе. Писать намного легче. Во-первых, потому, что ты не сможешь меня перебить и бросить трубку, например. Во-вторых, письмо ты прочтешь, когда будешь свободна, и я могу быть уверен, что не отвлекаю тебя.

Я сто лет не писал писем. Пожалуй, с детства. Тогда я писал деду. Только не подумай, что я тебе с ним сравниваю. Ты совершенно на него не похожа, гораздо красивее. Дед у меня был боевым генералом. Все время где-то пропадал, мир спасал. Я писал ему длинные письма, в которых рассказывал все, что происходило в моей мальчишеской жизни. О том, какие оценки получил, с кем подрался, и какая девочка в классе самая красивая. И ты знаешь, он мне отвечал. Не просто отписывался, а находил время, что бы написать нормальное, длинное письмо. И тоже рассказывал о своем житье-бытье. Понятное дело, что многого он написать не мог. Цензура, да и что можно написать восьмилетнему пацану о войне? Но я ждал его писем с нетерпением.

Потом он вышел в отставку и поселился в своем доме, в Подмосковье. Я приезжал к нему каждые выходные и с удовольствием слушал его рассказы о жизни. Я гордился им, мечтал быть таким же, как он. Наверное, родители были против такой жизни для единственного сына, но они не вмешивались. Поэтому я пошел по стопам дела. Военное училище, потом академия, служба. А потом дед умер. И я остался один. Нет, родители никуда не делись, у нас хорошие отношения. Они меня любят, я их люблю. Но без деда, я чувствовал свое одиночество.

С тобой я не его не чувствую. В смысле, одиночество. С тобой мне кажется, что мы знакомы долгие годы. Мне нравится это ощущение, и я не хочу его терять.

Что-то я расписался, как барышня. Надеюсь, я не навел на тебя тоску? Рыжая, ты же ответишь мне? А то, что я, как идиот?

Так что пиши скорее свой ответ, я буду ждать.

И не геройствуй там особо.

Нет, я все-таки чувствую себя идиотом. Никогда в жизни я не желал понравившейся мне женщине силы и удачи. И все равно, силы и удачи»

Я ответила. И письма стали приходить каждый день.

Я настолько привыкла к этой странной переписке, что уже не могла без нее обходится.

Рокотов оказался прав. Писать письма оказалась проще, чем разговаривать, пусть даже и по телефону.

«Почему ты решила стать врачом?» — спросил он в письме.

И я очень подробно рассказала о том, как с яслей мечтала спасать жизни. Никогда и никому я не рассказывала об этом, а вот Рокотову рассказала. Мы многое обсуждали в своих письмах. Единственным исключением был Кирилл. О нем мы никогда не говорили. Как и о том, почему Рокотов ушел в отставку.

На самом деле, еще в Москве, я проявила любопытство и позвонила кое-кому из своих знакомых.

Оказалось, что Егор Рокотов действительно известная личность в определенных кругах. Достоверно о нем мало кто знал, но легенды ходили. Да какие легенды! Возможно, даже круче, чем обо мне. Говорили, что не было такого задания, которое Рок (его действительно так называли) не смог бы выполнить. Умный, сильный и упертый, как баран. Прекрасный специалист, для которого практически не было ничего невозможного. Но что случилось на его последнем задании, никто не знал. Вроде бы там была замешана женщина, и даже не одна. Но что за женщина и как замешана, тайна за семью печатями. Достоверно было известно, что Рокотов был серьезно ранен. Провел в госпитале какое-то время, а потом подал в отставку. А может, и не подал.

Мое женское любопытство вопило от желания разузнать обо всем непосредственно у героя, но я говорила себе, что, возможно, Рокотов не хочет об этом вспоминать, примерно так, как я не хочу вспоминать о Кирилле. Лишь однажды я спросила у него: «Почему ты не был женат?»

И получила ответ: «Не встретил такую, как ты».

Мне стало стыдно. Зачем я вожу за нос хорошего человека? В том, что Рокотов хороший человек, я не сомневалась. Зачем влезаю ему в душу, проникая все глубже, если потом все равно придется разойтись в разные стороны? Я не смогу быть с ним, даже если очень этого захочу. Одна часть меня твердила, что нужно заканчивать эту странную переписку, а вторая не могла оторваться от писем, каждое утро предвкушая, как вечером, за чашкой чая, будет читать очередное письмо и писать ответ.

Вот такой странный роман в письмах.

«Привет, рыжая. Сегодня проснулся ночью с ощущением тревоги. Еле уговорил себя дождаться подходящего времени, чтобы позвонить тебе. Дождался. Позвонил. Твой телефон был вне зоны доступа. Ты не поверишь, я поднял на уши всех знакомых. Только после того, как один очень крутой военный чин лично заверил меня, что в твоем лагере все в порядке, меня отпустило. Да и то не до конца. Умом я понимаю, что у тебя, скорее всего, села батарейка. Или проблемы со связью. Но это только умом. Меня плющит и корежит от желания быть рядом с тобой. Вдруг что-то случится, а тебя некому будет защитить? Знаю, ты скажешь, что рядом достаточно грамотных спецов, но беда состоит в том, что я доверяю только себе. Все чаще думаю, что нужно плюнуть на все и полететь к тебе. Останавливает только мысль, что ты будешь против. Но надолго она меня не задержит, точно тебе говорю. Однажды я плюну на твое недовольство, потому что безопасность, твоя безопасность, для меня гораздо важнее. Поэтому умоляю тебя, проверяй свой чертов гаджет. В смысле, телефон. Он должен быть в рабочем состоянии всегда. А хочешь, я пришлю тебе еще десяток телефонов? На всякий случай.

И вообще, по-моему, тебе пора уже возвращаться в Москву. Жаль, что у тебя нет кошки или собаки. Я бы мог написать, что твоя живность скучает без тебя и ничего не ест. Ведь ты же пожалела бы ни в чем неповинного котика? И прилетала бы побыстрее.