— Ты ведь поняла.
— Да, — она усмехнулась. — Тебе нужна жена, дом, дети. Я вряд ли смогу все это тебе дать. Да?
— Мне нужна ты.
— Но?
— Я мужчина. Я не могу и не хочу так жить.
— Так это как?
— Отпускать тебя рисковать собой и оставаться в безопасности. Это противоестественно.
— А если бы было наоборот? Ты бы сменил работу ради меня?
— Не знаю, — ответил честно. — И разве сейчас в этом дело?
Мы замолчали.
— Ты прав, — согласилась Лиса. — И знаешь, я тебя прекрасно понимаю. Ты не изменишься, я не изменюсь. Ты нашел идеальный выход из этой ситуации.
— Лис..
— Меня отвезут?
— Конечно.
— Спасибо.
— Не за что.
Мы опять погрузились в молчание. Молча, вышли из самолета, прошли все формальности. Нас встречали. Мой помощник и водитель второй машины.
Мы подошли к ним, поздоровались.
— Отвезете Елизавету Петровну, — распорядился я.
Водитель кивнул и отошел в сторону. Помощник тоже сделал несколько шагов назад.
— Ну, что, Рокотов, — Лиса вздернула подбородок. — Давай прощаться?
Она подошла ко мне близко-близко.
— Спасибо тебе, Рок. За все, — обняла, уже привычно устраивая голову у меня на груди.
Рыжие кудряшки щекотали мне нос. Бух, бух, бух, — болезненно стучало сердце. Только я открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но она уже опустила руки, делая шаг назад.
— Береги себя, — попросила, отступая дальше.
— И ты, — меня, как магнитом, тянуло к ней.
— Ну, прощай.
И не дожидаясь моего ответа, развернулась и пошла вслед за водителем. Я смотрел на ее прямую спину, на копну медных волос и пытался убедить себя, что поступил правильно.
42
Это была обычная командировка. Такая же, как десятки других до этого. Работа, общежитие, находившееся в соседнем доме. Привыкание к местной пище, вода обязательно в бутылках, разговоры с коллегами, в основном на рабочие темы, попытки наладить хоть видимость уюта в месте, где мы только спали, потому что все остальное время — работа, работа, работа.
Когда в одно утро мой телефон перестал принимать сигнал, я даже не придала этому значения. Уже в госпитале оказалось, что проблема не в телефоне, без связи остались все. Попытка выйти в интернет тоже потерпела неудачу. Зато на улицах столицы появилось какое-то огромное количество военных. И слухи. Постоянно и повсюду: а вы слышали? А вы знаете? Толком никто ничего не знал еще несколько дней. Потом стали бомбить столицу. К военным добавились гражданские — беженцы из соседних деревень и городов. В магазинах пропала еда. Почти вся. Стало трудно с водой. К вечеру третьего дня мы узнали, что гражданская война полыхнула с новой силой. Правительственные войска пока держали столицу под контролем, но все ждали, что со дня на день они отступят, и в город войдут боевики. Жители поспешно покидали столицу. Мне некуда была ехать, я продолжала работу в больнице, стараясь убедить себя, что со мной ничего страшного не произойдет. Но я слишком хорошо знала, ЧТО можешь случиться и задавала себе вопрос: а смогу я пережить еще раз то, что уже пережила однажды? Смогу спастись? Или сломаюсь и разобью себе голову о стену? От этих мыслей становилось жутко, и жить не хотелось.
В один из дней телефон, который я, вопреки всякой логике, продолжала заряжать и носить в кармане, вдруг ожил. Я смотрела на экран и не верила глазам: Егор. Уже ничего не соображая, нажала на кнопку и прокричала:
— Забери меня отсюда!
Я кричала что-то еще, но напрасно — связь пропала бесследно. Оставалось только надеяться, что Рокотов меня услышал. Конечно, он услышал. Это значит, что он обязательно приедет и заберет меня.
Мысли о том, что я не одна, что Егор скоро появится, не давали пасть духом. А между тем, жизнь шла дальше. Человек такая скотина — ко всему привыкает. Вот и мы привыкли. К обстрелам и к скудной пище, к нескончаемому потоку пациентов, к беженцам, ночующим прямо на голой земле, к комендантскому часу и мысли о том, что город сдадут.
Надо было эвакуировать госпиталь, но у нас не было транспорта. К тому же, местные врачи стали намекать, что нам, приезжим, лучше остаться в столице.
А потом появился Он. Вот так просто взял и вошел в больницу. И велел собираться. Восхитительное чувство, что за тебя все уже решили. И не нужно что-то придумывать. Просто пойти собрать вещи и делать то, что велит большой и сильный мужчина.
Но! Было одно большое НО. Мои пациенты. Я не могла забыть, что давала клятву, как не могла просто бросить этих несчастных. И случилось чудо: Боипело удалось найти транспорт. Вторым чудом было то, что Егор согласился помочь и проводить караван до безопасного места.
Если бы я только знала, что нам предстоит, плюнула бы и на клятву, и на долг, и на этих людей, которые как-то жили без моей помощи, глядишь, и дальше проживут.
И мы, как в приключенческом романе, спасаемся от погони, бежим через дикие джунгли. Но, вместо романтики, грязь, зудящее от укусов и грязи немытое тело, непроходимая дорога через лес, голод и страх. Страх, что даже эта, далекая от совершенства жизнь, может внезапно оборваться. И я смотрю на Рокотова и понимаю, что хочу быть с ним. Вдруг, это мой последний день? Вдруг, больше ничего и никогда не будет? И меня не будет? Как врач, понимаю, что это скорее физиология, чем чувство, ну и черт с ним. Пусть будет физиология. Я хочу этого мужчину. На себе, под собой, в себе. Я хочу любить его здесь и сейчас, потому что «потом» может и не быть.
Наша близость такая естественная, что мне кажется странным, как я жила без него. Неужели это была я? Глупость какая. Наверное, я уже не смогу без его губ, без сильных рук, без всего этого чуда по имени Егор Рокотов. Он всегда рядом, даже если я иду впереди отряда, а он замыкает. Он поддержит и поможет, подаст руку или понесет на руках, решет все проблемы и обязательно выйдет победителем. И я расслабляюсь, растворяюсь в его силе, греюсь в его уверенности, как кошка на печке в деревенском доме. Господи, помилуй, неужели это я?
Мужчина рядом, если он, конечно, мужчина, а не тряпка, расслабляет. И это, наверное, плохо. Жизнь приучала меня быть сильной и рассчитывать только на себя. Но Егор рядом, он пожимает мне руку, приносит чистую воду и, когда сил идти уже нет, молча, отбирает мой рюкзак и вешает его себе на плечо. Мне хочется немножко побыть слабой, и я малодушно позволяю себе такую роскошь.
Все меняется совершенно внезапно, в тот миг, когда Егор каким-то совершенно нечеловеческим, нереальным движением закрывает меня собой, убивает бандитов и выбегает из дома. На коленях ползу к дверному проему, игнорируя всхлипы Боипело. Я вижу Егора, навстречу ему бежит еще один боевик с автоматом. В ужасе зажимаю рот рукой, но не могу отвести глаз. Рокотов, издав какой-то звериный рык, решительно идет на бандита. И тот не выдерживает, бросает оружие и падает на колени, выкрикивая что-то. Егор резко выбрасывает руку вперед, и поверженный враг падет. А потом происходит ужасное. Пару шагов к дому, и Рокотов, приложив руку к груди, опускается на землю.
Сначала я решила, что его ранили. Но минуты хватило, чтобы понять, что нож вошел в мягкие ткани. Рана неприятная, особенно в здешних условиях, но совершенно неопасная. Хватаю руку, нащупываю пульс. Черт, что происходит? Смотрю на его синеющие губы. Кажется, у Егора проблемы с сердцем. Женщина во мне не хочет уступать место врачу, ее трясет от страха за Рокотова, приходится прогонять эту эмоциональную дуру пинками. Потом, все потом: слезы, сопли, охи и вздохи. Глубоко вдыхаю воздух, задерживаю дыхание и резко выдыхаю. Повторяю еще пару раз. Успокаиваюсь и приступаю к осмотру пациента. О том, насколько мне дорог этот пациент, думать себе запрещаю. Боипело топчется рядом, он явно хочет помочь. Но мне не нужна его помощь, мне вообще никто сейчас не нужен. Похоже, я поняла, в чем дело и сейчас пробую договориться с сердцем любимого. Да, именно в эти минуты понимаю, что люблю. И сделаю все, чтобы он жил. Господи, помоги!
Егор приходит в себя, я отправляю Боипело на поиски хоть какого-нибудь лекарства, ведь с собой у меня ничего нет. Егор что-то говорит, задает вопросы, просит. Я обещаю. Все, что угодно, только живи. Замуж, дети, никакой работы. Да что там, я ноги тебе буду мыть, только живи. Живи и дыши.