Уже приехав в деревню, делаю несколько уколов, стабилизируя его состояние. Сижу рядом, смотрю, как он дышит. Оказывается, я даже не представляла раньше, какое это счастье, когда твой мужчина просто дышит. Вспоминаю наш безумный диалог, и сердце наполняется щемящей нежностью.
Рокотов приходит в себя и ни словом не упоминает о том, что произошло. Понимаю, что, скорее всего, это был просто….бред больного. Мало ли, что может наговорить человек с сердечным приступом. Поэтому, делаю вид, что того разговора между нами не было.
Мы едем дальше, и вот уже я знакомлюсь с сыном Африканца. И влюбляюсь в него сразу и, наверное, навсегда. Я тоже такого хочу. Маленького, спешного, любопытного. Почему всех есть, а у меня нет? Уговариваю себя, что все еще впереди.
За те два дня, что мы проводим в Хартуме, пытаюсь представить себе, как буду жить дальше. Я хочу быть с Рокотовым. Несколько раз он заводит разговор о будущем, но не о нашем с ним, а о моих рабочих планах. Что мне ему сказать?
Уже в Каире по дороге в аэропорт, мне звонят с работы. Сложный случай, нужна моя помощь, но нужно лететь в Сирию. Обещаю вылететь через день, убираю телефон. Егор берет меня за руку.
— Вылететь?
— Вылететь.
— И куда, можно спросить?
— В Сирию, на нашу базу, — отвечаю спокойно и продолжаю: — Не расстраивайся, Я быстро вернуть. Просто там случай такой, сложный. Я могу помочь.
— Лиза, а если я попрошу тебя никуда не лететь, как ты поступишь?
— Почему не лететь? — не понимаю его.
— Хотя бы потому, что это опасно.
— Егор, у меня такая работа.
— Работу можно поменять. И в Москве люди работают.
Я столько раз слышала эти слова, что у меня на них аллергия.
— Ты, правда, не понимаешь?
— А ты?
— А что я должна понимать?
— Ну, например, как буду чувствовать себя я, зная, что тебе угрожает опасность?
— Егор, пожалуйста, не начинай. Ты с самого начала знал, я не скрывала. Да, у меня такая работа. Уж ты-то должен это понимать.
Отворачиваюсь от Егора. Я ждала от него совершенно других слов. Становиться обидно.
В самолете мы почти не разговариваем. Кажется, он обижен, а я не знаю, как себя вести. Спросить самой? О чем? «Ты женишься на мне?» или «Твое предложение выйти замуж еще в силе?»
Когда самолет начинает снижаться, задаю вопрос:
— Ты сейчас на свою встречу?
— Да.
— Сможешь отвести меня?
— Тебя отвезут.
— Когда тебя ждать?
Он молчит.
— Ау, Егор! Когда тебя ждать?
— Я не приеду, — отвечает скупо.
— Я могу приехать к тебе.
— Нет.
Это категорическое «нет» звучит приговором. Кажется, я начинаю понимать.
— Завтра? — спрашиваю, затаив дыхание.
— Нет.
Мне уже все понятно, но зачем-то задаю очередной вопрос:
— Послезавтра?
— Лис, — начинает он, но я не хочу этого слышать.
Сейчас он начнет говорить, как нам было хорошо, но пришло время расстаться. Я не готова это выслушивать.
— Мы больше не увидимся? — сжимаю руки до боли.
— Нет.
Он уже все решил. Я ему не нужна. Конечно, ему нужна другая. Милая, домашняя. Чтобы дом — полная чаша, завтраки в постель, обед из трех блюд и занавески в горошек. Зачем ему я? С кучей проблем, безумной работой, разбитым сердцем? Так пусть скажет прямо, а не ходит вокруг кругами.
— Я могу спросить почему?
— Ты ведь поняла.
— Да. Тебе нужна жена, дом, дети. Я вряд ли смогу все это тебе дать. Да?
— Мне нужна ты.
— Но?
— Я мужчина. Я не могу и не хочу так жить.
— Так это как?
— Отпускать тебя рисковать собой и оставаться в безопасности. Это противоестественно.
— А если бы было наоборот? Ты бы сменил работу ради меня?
— Не знаю. И разве сейчас в этом дело?
Мы молчим. Хочется крикнуть: «Просто скажи, что любишь! И я постараюсь измениться!» Но он молчит.
— Ты прав, — соглашаюсь, когда от его молчания становится нестерпимо больно. — И знаешь, я тебя прекрасно понимаю. Ты не изменишься, я не изменюсь. Ты нашел идеальный выход из этой ситуации.
— Лис..
— Меня отвезут?
— Конечно.
— Спасибо.
— Не за что.
Нас встречают его подчиненные.
— Отвезете Елизавету Петровну, — дает распоряжение Рокотов, стараясь не смотреть в мою сторону.
Я не заплачу, ни за что не заплачу. Откуда-то находятся силы, что бы сказать:
— Ну, что, Рокотов, давай прощаться?
Подхожу к нему, обнимаю, пряча лицо на груди. Я не заплачу!
— Спасибо тебе, Рок. За все. Береги себя.
Последний раз вдыхаю его запах, что бы запомнить навсегда. Делаю шаг назад.
— И ты.
— Ну, прощай.
Ухожу вслед за водителем. Прямая спина и вежливая улыбка. Я не заплачу!
43
Мой первый день в Москве был заполнен болью и глухой тоской. Мучительно хотелось позвонить, а еще лучше поехать к нему. Останавливала только мысль о том, как нелепо я буду выглядеть в глазах Рокотова, когда все же припрусь к нему.
Меня, в который раз, спасла работа. А еще Володя Кипреев. Он позвонил, когда я еще ехала домой.
— Лиза, наконец-то! Ты уже дома?
— Нет, еще только в пути. Дома буду минут через сорок.
— Я подъеду?
— Володь, мне даже к чаю подать нечего.
— Я куплю.
В его голосе было столько настойчивости, а мне сейчас не хотелось быть одной, что я согласилась. К моему дому мы подъехали одновременно и встретились у подъезда. Я с рюкзаком и Володя с кучей пакет из супермаркета.
— А где Егор? — удивленно спросил Кипреев.
— Нет его.
— Куда его нелегкая понесла? — недоумевал Володя.
— У него встреча, — доставая ключи, как можно безразличнее ответила я.
— Вот и хорошо, а тут коньяк прихватил. Когда он будет?
— А его не будет, — я открыла металлическую дверь и вошла в подъезд.
— Как?
— Володя, его не будет. Никогда. В моей жизни, — поднимаясь по лестнице, сообщила другу. — И давай больше не будет о нем говорить, хорошо?
Надо отдать должное Кипрееву, у него поразительное чувство такта.
- Я тут пирожных купил, как ты любишь.
— Тогда пойдем чай пить.
— Может, хочешь отдохнуть? — завуалированный вопрос о том, не хочу ли я побыть одна и наплакаться вволю.
— Пошли, пошли, — я вызвала лифт. — Я уже достаточно наотдыхалась.
Мы пили чай, я рассказывала о своих приключениях. Легко, словно пересказывала сюжет захватывающего боевика. Кипреев слушал внимательно, разглядывая меня.
— Лиза, с тобой точно все нормально?
— Я жива и здорова. И даже собираюсь завтра на работу. Как ты?
Мы поговорили немного, после чего Володя ушел. Я распаковала свои нехитрые пожитки, сходила в душ и засела за работу. Потом позвонил дед.
— Дома?
— Как видишь.
— Я старый и больной человек.
— Ты единственный, кто меня понимает.
— Да уж, — фыркнул дед и деловым тоном добавил: — Завтра в семь жду на работе. И вещи прихвати. Скорее всего, с работы и полетишь.
— Ты уже в курсе?
— Я, между прочим, пока еще твой начальник. Кстати, как там твой Рокотов?
— Наверное, хорошо. Только он не мой.
— Что случилось?
— Ничего, ровным счетом.
— Лиза, я старый человек. Ты можешь изъясняться более доходчиво?
— Могу. Мы расстались.
— Даже так? И кто, позволь спросить, кого бросил?
— Кажется, он меня.
— Он что, идиот? — искренне удивился дед.
— Не знаю. Может быть, это я идиотка?
— Вот уж с чего бы! — заволновался дед. — Ты самая благоразумная женщина из всех, мне известных. Хотя я и сомневался, что твоя безголовая мать в состоянии вырастить хоть что-то путное. А твой Рокотов совершил огромную ошибку. Просто катастрофическую. Возле сильного мужчины должна быть сильная женщина. Что вообще происходит с этим миром? Куда все катится?! Он казался мне умным мужчиной!
— Дед, — перебила его праведное негодование, — я тебя люблю. Я буду завтра в семь.
— Лизка, Лизка, — дед явно улыбнулся, — что же ты у меня такая недотепа?