Элоиза Джеймс - Поцелуй герцога

Однажды, не слишком давно (а точнее, в марте 1812 года)… жила-была девушка, которой суждено было стать принцессой. По правде говоря, принца поблизости не наблюдалось. Но она была обручена с наследником герцога, а, по мнению мелкопоместных дворян, диадема ничем не хуже короны.

История начинается с появления этой девушки и продолжается грозовой ночью и множеством испытаний, и хотя в романе нет горошины, вы найдете в кровати нечто удивительное: может быть, ключ, или блоху, или даже маркиза.

В сказках способность почувствовать под матрацем даже такую мелочь, как горошина, свидетельствует о том, что незнакомая девушка, появившаяся в доме грозовой ночью, действительно принцесса. Конечно же, в реальности все немного сложнее. Чтобы стать достойной титула герцогини, мисс Оливия Мэйфилд Литтон должна была ознакомиться почти со всеми областями знания. Она была готова ужинать с королем, шутом и даже с самим Сократом и беседовать на такие разнообразные темы, как итальянская комическая опера и новые прядильные машины.

Но подобно одной маленькой горошине, подтвердившей настоящую личность принцессы, возможность Оливии стать герцогиней определял один решающий факт: она была обручена с наследником герцогства Кантервик.

Менее важным является то, что на момент начала истории Оливии было двадцать три года и она все еще была не замужем, ее отец не имел титула, и никто никогда не делал ей комплиментов, таких как, например, «бриллиант чистой воды». На самом деле все было совсем наоборот.

Однако это не имеет значения.

Кларджес-стрит, 41, Мейфэр

Лондон

Дом господина Литтона

Основанием для большинства помолвок является одно из этих сильных чувств: любовь или жадность. Однако в случае с Оливией Литтон не было ни единогласного стремления аристократов обменяться ценным имуществом, ни могучей смеси желания, родства душ и стрел Купидона.

На самом деле в моменты отчаяния будущая невеста приписывала свою помолвку действию проклятия.

— Возможно, родители забыли пригласить на мое крещение могущественную волшебницу, — сказала она своей сестре Джорджиане по пути домой с бала, устроенного графом Миклтуэйтом, во время которого Оливия провела много времени со своим нареченным. — Проклятием же, само собой, стало желание Руперта жениться на мне. Лучше бы я проспала сто лет.

— У сна есть свои достоинства, — согласилась сестра, выходя из родительского экипажа перед домом. Однако Джорджиана не закончила фразу: у сна есть достоинства, а у Руперта их почти нет.

Оливии пришлось задержаться в темном экипаже, прежде чем она смогла взять себя в руки и последовать за сестрой. Она всегда знала, что когда-нибудь ей надлежит стать герцогиней Кантервик, поэтому не имело смысла так расстраиваться. Но Оливия ничего не могла с собой поделать. Вечер, проведенный с будущим мужем, надломил ее.

И не важно, что почти весь Лондон, в том числе ее мать, считали Оливию счастливейшей из молодых женщин. Мать пришла в ужас, но ни капли не удивилась, когда дочь неудачно сравнила будущее замужество с проклятием. Ее родителям было совершенно ясно, что повышение социального статуса их дочери ничем, кроме как невероятной удачей не назовешь. Удачей или благословением.

— Слава Богу, — уже пять тысяч раз со дня рождения Оливии повторил мистер Литтон. — Если бы я тогда не отправился в Итон…

Оливия и ее сестра-близнец Джорджиана любили слушать эту завораживающую историю в детстве. Усевшись на коленях у отца, они внимали, как он, обычный, ничем не примечательный человек, хотя и связанный с герцогом, а также с епископом и маркизом, отправился в Итон и стал лучшим другом герцога Кантервика, унаследовавшего пышный титул в нежном пятилетием возрасте. Как-то раз мальчики поклялись, что старшая дочь мистера Литтона станет герцогиней, выйдя замуж за старшего сына Кантервика.

Мистер Литтон проявил невероятный энтузиазм в выполнении своей части сделки и в первый же год супружеской жизни стал отцом сразу двух дочерей. У герцога же Кантервика после нескольких лет брака появился только один сын, однако и этого было вполне достаточно. Самое главное, его светлость сдержал обещание и постоянно заверял мистера Литтона в неизбежности предстоящей помолвки.

Конечно, гордые родители будущей герцогини сделали все возможное, чтобы подготовить свою первую дочь, которая была старше сестры на целых семь минут, к получению высокого титула, не жалея усилий для создания достойного образа будущей герцогини Кантервик. Едва покинув колыбель, Оливия обзавелась частными учителями. К десяти годам она прекрасно знала самые утонченные правила этикета, умела управлять загородными поместьями (включая познания в двойной бухгалтерии), играть на клавесине и спинете, приветствовать гостей на разных языках, в том числе и на латыни на случай, если вдруг в дом заглянет епископ, и даже разбиралась во французской кухне, правда, больше с теоретической стороны, нежели с практической. Герцогиням не подобало прикасаться к еде, разве только за столом.

Она также превосходно изучила любимую книгу матери «Зеркало комплиментов: полное пособие по овладению искусством быть леди», написанной не кем иным, как ее светлостью, вдовствующей герцогиней Сконс, и подаренной девочкам на их двенадцатый день рождения.

Мать Оливии прочитала «Зеркало комплиментов» столько раз, что постоянно цитировала отрывки, и ее речь походила на обвитое плющом дерево.

— Элегантность, — произнесла она утром перед балом у Миклтуэйтов за джемом и гренками, — данная нам предками, но не подкрепленная добродетелью, скоро увянет.

Оливия лишь кивнула в ответ. Она твердо верила: у увядшей элегантности есть свои преимущества, но знала по опыту, что подобные высказывания, сделанные вслух, вызовут у матери лишь головную боль.

— Юной леди, — заявила миссис Литтон по пути на бал, — ничто не претит больше беседы с нескромным поклонником. — Оливия сдержалась и не спросила, о чем можно с ним беседовать. Свету было ясно, что она помолвлена с наследником герцога Кантервика, поэтому поклонники, нескромные или же наоборот, не отваживались приблизиться к ней.

По правде говоря, Оливия решила припасти этот совет на будущее, когда обзаведется множеством нескромных поклонников.

— Ты видела, как лорд Уэбб танцевал с миссис Шоттери? — спросила Оливия, входя в спальню сестры. — Так мило наблюдать, как они смотрят друг на друга. Кажется, свет воспринимает их свадебные клятвы так же серьезно, как и французы, а все говорят, если во французские клятвы включить обещание хранить супружескую верность, они превратятся в выдумку.

— Оливия! — простонала Джорджиана. — Как можно! Ты ведь не станешь этого делать, правда?

— Тебе интересно, буду ли я неверна моему жениху, как только он станет моим мужем, если этот день когда-нибудь наступит?

Джорджиана кивнула.

— Думаю, нет, — ответила Оливия, хотя втайне и подумывала о том дне, когда у нее хватит духу нарушить все правила приличия и сбежать в Рим со слугой. — Больше всего за весь вечер мне понравилось шуточное стихотворение лорда Помтиниуса про аббата-прелюбодея.

— Не вздумай его повторять! — приказала сестра. У Джорджианы никогда не было ни малейшего желания пойти наперекор общепринятым правилам поведения. Она обожала их и всегда строго им следовала.

— Один похотливый аббат, — поддразнила ее Оливия, — был распутен…

Джорджиана закрыла уши руками.

— Не могу поверить, что он тебе такое рассказал! Отец пришел бы в бешенство, если бы узнал.

— Лорд Помтиниус был пьян. К тому же ему девяносто шесть лет, и он уже не обращает внимания на приличия. Время от времени ему просто хочется пошутить.

— И как бессмысленно! Похотливый аббат? Как аббат может быть похотливым? Они ведь даже не женятся.

— Если хочешь услышать все стихотворение, дай мне знать. Оно заканчивается разговором монашек, так что, полагаю, это слово использовалось весьма вольно.

Благосклонное отношение Оливии к стихотворению указывало на то, насколько она была не готова стать герцогиней. Несмотря на ее внешне пристойное поведение, голос и манеры, было в ней нечто неотесанное, слишком приземленное.