— Ваши комнаты уже готовы, — заверил ее дворецкий. — Прошу вас, следуйте за мной, мисс Литтон, и я отведу вас наверх. Полагаю, служанки с вами нет?
— Было еще два экипажа со служанками и сундуками, но скорее всего они отстали.
— Наверное, они проехали поворот в темноте. Такое случается, если кучер прежде не был в поместье. — В дверях возникли новые слуги, и дворецкий быстро отправил их выполнять разные поручения. — Миссис Снаппс, экономка, пришлет вам служанку, мисс Литтон. А я распоряжусь приготовить горячую ванну и подать напитки, возможно, легкий ужин, если пожелаете.
— А как же леди Сесили и моя сестра? — спросила Оливия. — Я не могу спокойно лечь в постель, не убедившись, что они в безопасности. Не говоря уже о кучере, который, возможно, мертвый лежит в канаве. А еще лошади.
— Я пошлю…
Но не успел дворецкий отдать распоряжения, как в прихожей послышался шум. Оливия вскочила на ноги. Люси спрыгнула на пол, ливрея соскользнула с плеч Оливии, и она увидела, как взгляд дворецкого на мгновение в ужасе скользнул по ее груди.
Наряд Оливии ничего не скрывал. Намокшая ткань облепила грудь, подчеркивая ее форму и соски. С пылающим лицом она поправила одежду и прошла мимо Клиза.
Посреди прихожей стояла леди Сесили, опираясь на насквозь промокшего герцога и Джорджиану. Всегда такая утонченная, сестра Оливии сейчас выглядела жалко.
Оливия про себя отметила выдающиеся скулы герцога, еще более подчеркнутые намокшими волосами. А мокрая насквозь рубашка ничего не скрывала: тонкая материя облепила мускулистые плечи, и Оливия с трудом отвела взгляд. С чего ей разглядывать мужчину, за которого собирается замуж ее сестра?
Клиз вышел, хлопнув дверью, и все повернулись в сторону Оливии.
— Дорогая, ты настоящая героиня! — воскликнула леди Сесили. — Бросилась одна сквозь бурю! Ты же могла утонуть. Хотя, конечно, это довольно приятная смерть. В любом случае лучше, чем быть повешенным. — Она похлопала герцога по руке. — Мисс Литтон, это мой племянник.
Прическа леди Сесили выглядела как гнездо ласточек, но если не считать поврежденной лодыжки, она почти не пострадала.
Оливия присела.
— Для меня большая честь снова вас встретить, ваша светлость.
— Мы с мисс Литтон уже виделись, — объяснил герцог тете. — Из-за моей неряшливой одежды она приняла меня за слугу.
Наверное, Оливия сошла с ума, когда пришла к подобному умозаключению. Даже без сюртука и галстука было в нем нечто непоколебимо аристократическое. Должно быть, с ним случилось небольшое помутнение рассудка, прежде чем он снова вернулся в свое обычное состояние.
Теперь же он выглядел как настоящий герцог: в нем не было ни намека на мужчину, который рассмеялся над ее неудачным сравнением. Перед ней был словно портрет аристократа, надменно глядевшего на нее сверху вниз.
— Прошу прощения за свою ошибку, ваша светлость. — Оливия сделала почтительный реверанс.
— Удивительно, как ты его сразу не узнала, — радостно заметила леди Сесили. — Мне всегда казалось, что Сконсов можно отличить по особому прищуру глаз. Этим отличаются даже незаконнорожденные дети.
Возможно, глаза герцога не были прищурены, но их серо-зеленый цвет поражал воображение. Холодный, чуть презрительный взгляд. Как будто это она вынудила его поцеловать себя.
— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, леди Сесили.
Джорджиана ахнула и закашлялась.
— Моя сестра хочет сказать, вы выглядите как настоящий Сконс.
— Это я и имела в виду. — Оливия улыбнулась в застывшее лицо герцога. — Теперь я узнаю этот прищур где угодно.
— Рад видеть вас в своем доме, мисс Литтон, — сказал герцог, игнорируя замечание о глазах. Оливия подумала, что он нередко отмахивается от подобных глупостей. — Полагаю, вы, леди Сесили и ваша сестра у нас надолго задержитесь. Моя мать, вдовствующая герцогиня, с радостью примет вас завтра утром, к тому же к нам заедет мой кузен, лорд Джастин Фибр, прежде чем вернуться в Оксфорд.
У герцога был глубокий голос, намного ниже, чем голос отца Оливии. Очень мужественный. Она с трудом отбросила эту мысль.
Джорджиана подошла к Оливии и слегка ущипнула ее.
— Зачем ты смеешься над герцогом? — прошептала она. — Он вовсе не щурится!
— Кучера нашли в канаве в целости и сохранности, — сообщила леди Сесили. — От него несло джином. Гнусный пьяница. Из-за него мы могли погибнуть в экипаже, и нас бы съели стервятники.
— Прямо в экипаже? Это было бы очень странно, — заметил герцог.
— Удивительно, как мы не въехали в реку. Или в почтовую карету. Прежде чем садиться в экипаж, надо было осмотреть ногти кучера. Вам известно, что мужчины с длинным ногтем на мизинце любят выпить?
— Герцог повел себя крайне необычно, — шепнула Оливия сестре. — Он… Расскажу позже.
— Надеюсь, ты не сказала ничего неподобающего, — простонала Джорджиана.
— Нет! Вообще-то да, но я расскажу тебе все потом. Ты в порядке, Джорджи? Кажется, леди Сесили свалилась прямо на тебя.
— Еще пять минут в экипаже с леди Сесили, и меня можно было бы отправлять в сумасшедший дом, — чуть слышно шепнула Джорджиана.
Оливия сжала ее руку. Все пять дней в экипаже они спасались, играя в детские игры: спорили, сколько раз леди Сесили упомянет свою дорогую подругу, леди Джерси, одну из покровительниц «Олмака». Так же они спорили, сколько раз их мать процитирует «Зеркало комплиментов».
— Не думал, что между характером мужчины и его ногтями может быть связь, — обратился герцог к леди Сесили. Оливия могла бы сказать, что у его тетушки полно странных теорий о связи характера и пищеварения. Сама она не верила ни в одну из них.
— Это истинная правда, — заверила племянника леди Сесили. — Полагаю, на это прежде всего смотрят сыщики перед поимкой преступника.
— Я тоже часто слышала, что прищуренные глаза могут многое рассказать о характере, — заметила Оливия. Ей очень хотелось дернуть герцога за нос, чтобы стереть с его лица это неумолимое выражение. Однако она не посмела проверить, как он среагировал на ее замечание, поэтому поспешно спросила:
— Экипажи с багажом и служанками уже появились?
— У меня в чемодане было новое платье, — тут же отозвалась леди Сесили. — И хотя ты никогда не был при дворе, нетрудно понять, как бы сильно мне хотелось вернуть мои отделанные бахромой перчатки. Я надевала их на встречу с испанским послом, и он сделал мне комплимент, хотя не знаю точно, какой именно, поскольку он не говорил по-английски.
Когда леди Сесили умолкла, чтобы перевести дыхание, рядом с ними возник Клиз.
— Пока экипажей с прислугой не видно, мисс Литтон. Я позволил себе выделить всем по служанке, которые с радостью вам помогут.
— Но мне нужна моя служанка, — быстро произнесла леди Сесили. — Только Харриет может меня накрасить. Знаете, как говорят. — Она пристально посмотрела на Оливию и Джорджиану из-под мокрых волос. — «Женщина, миновавшая пору расцвета в двадцать лет, увядшая в двадцать четыре, стара и несносна в тридцать». Милые мои, вам ведь еще нет двадцати четырех лет?
— У нас есть еще один год, прежде чем увять, — заметила Оливия.
— Рад это слышать, — неожиданно вставил герцог. — Возможно, мои прищуренные глаза указывают на последнюю стадию упадка.
Оливия приподняла бровь. В его глазах был еле заметный блеск. Неужели он пошутил? Какой необычный человек!
— Упадка! — возмущенно вскрикнула леди Сесили. — Разве мы можем согласиться с этим сравнением? Мужчины не увядают.
Оливия рассердилась.
— Леди Сесили, почему это мужчины не увядают?
— Они тоже увядают. — Леди Сесили было не так-то легко сбить с толку вопросом, выходящим за грань ее познаний. — Даже истлевают, а ведь это то же самое? Мистер Бамтринкет всегда говорил, что мужчина, который ни на что не способен, давно истлел.
Оливия чуть не прыснула, но остальные встретили замечание леди Сесили молчанием. Она украдкой взглянула на герцога и снова заметила в его глазах тот же блеск. Он выглядел совершенно спокойным, но, возможно, смеялся в душе.
Хотя вряд ли у человека с таким добродетельным лицом может быть чувство юмора. Скорее всего, он воспитан в соответствии с принципами «Зеркала для чванливых гордецов». Его отучили смеяться еще в раннем детстве.