Алтея открыла было рот, но передумала.
— Леди Алтея, — сказала Джорджиана, — я помню, что вы очень любите иностранные языки. Уверена, нам всем интересно послушать о ваших достижениях в этой области. Думаю, эти знания могут пригодиться, если вы захотите увидеть мир за пределами своего поместья.
Через несколько минут Алтея уже болтала о своих познаниях в итальянском, немецком и французском. Но говорила она по-английски.
Куин молча наблюдал за ними, думая о Джорджиане. Очевидно, она не пользовалась успехом. Конечно, этого нельзя было сказать о Еванджелине. Ему приходилось бороться со множеством поклонников, хотя как только отец Еванджелины узнал про герцога, у остальных не было ни шанса.
Скорее всего успех Еванджелины объяснялся тем, что когда она была счастлива, то вся светилась.
Правда, поклонники не знали, что этот свет исчезал, когда она была несчастлива, а это случалось очень часто, насколько он помнил.
Мисс Джорджиана не светилась. У нее была очень бледная кожа, почти такая же светлая, как у сестры. Нос тоже довольно мил, хотя скорее всего герцог все же отдал бы предпочтение Оливии.
Возможно, самой непривлекательной чертой Джорджианы была ее худоба — она больше напоминала мальчишку, чем взрослую женщину. Вырез платья почти не подчеркивал едва заметных изгибов тела.
Конечно, это не имеет значения, быстро поправил себя Куин. Грудь не самое важное в герцогине. Он не из тех поверхностных мужчин, которые могут сойти с ума от лоскутка лилового шелка и пышного бюста.
— Как интересно, что вы занимаетесь математикой, — повернулась к нему Джорджиана, как только разговор о языках исчерпал себя. Она сидела справа от герцога, а Оливия слева, потому что Алтею посадили рядом с матерью. Куин старался пореже смотреть в сторону Оливии.
Джентльмену не подобает разглядывать невесту человека, который служит своей стране. Особенно если этот человек принадлежит к высшему обществу и мог бы избрать более легкий путь, как и сделал сам Куин.
В который раз он ощутил укол совести. Было нелегко оставаться «мирной молью»[1], как писал Шекспир. Мальчишкой он мечтал о том, как будет носить красный мундир и возглавлять батальон.
— Занятия математикой, — наконец произнес Куин. — Да, меня она очень интересует.
— Я читала о работах Леонарда Эйлера, посвященных математическим функциям, — застенчиво заметила Джорджиана. — Мне кажется, это замечательно.
— Вы читали про Эйлера?
Она чуть нахмурилась.
— Насколько мне известно, ваша светлость, не существует закона, запрещающего женщинам читать «Лондон газетт». Несколько месяцев назад там достаточно подробно обозревались труды Эйлера.
— Конечно, — поспешно ответил Куин. — Прошу прощения за свой скептицизм.
У мисс Джорджианы были прекрасные манеры. Она взглянула на него и обворожительно улыбнулась.
— Вы тоже работаете над математическими функциями?
— Да, — нехотя признался Куин. Но она снова улыбнулась, и он принялся рассказывать о вавилонском методе вычисления квадратного корня.
Через десять минут Куин очнулся и понял, что за столом воцарилась тишина и все пристально смотрят на него.
Он взглянул на Джорджиану: не отразилось ли и на ее лице плохо скрытое недоверие? Нет, в ее глазах был интерес, и она внимательно слушала.
— Если я правильно вас поняла, — произнесла она, — вы пытаетесь сказать, что это не сработает с отрицательными числами?
— Мне тоже так показалось, — заметила мать Куина.
Даже глупец понял бы, что она имеет в виду. Мисс Джорджиана только что прошла первое испытание. Она не была «синим чулком», но оказалась достаточно умна и интересовалась вопросами, выходящими за рамки ведения домашнего хозяйства.
Оливия, с другой стороны, смотрела на герцога с нескрываемым удивлением, но никак не с восторгом. Его математическая лекция не заворожила ее.
— Скучно, знаю, — покорно согласился Куин.
— Вовсе нет! — воскликнула Джорджиана.
— Да, верно, — одновременно с ней произнесла Оливия. — Возможно, в следующий раз вам лучше продавать билеты заранее.
— Билеты, мисс Литтон? — переспросила герцогиня.
— Верно. — Она одарила почтенную даму спокойной улыбкой. — Знаю, это недостаток, но я намного счастливее, если заплатила за лекцию, даже если и засну на ней. Образование должно быть дорогим, вам не кажется?
— Это нелепо, — заявила герцогиня.
— Как вы сами написали, ваша светлость: «Леди всегда должна знать свои слабости». Вряд ли стоит напоминать, что моя мать большая поклонница «Зеркала комплиментов».
— Знаю. — Герцогиня чуть оттаяла. — Я несколько раз встречала вашу мать, и она всегда производила на меня впечатление женщины весьма проницательной для своего круга.
В глазах Оливии вспыхнул гнев, и ее улыбка стала шире. Ямочек на этот раз не было. Куин отступил назад. Любой, решивший, что улыбка означала признательность, глубоко заблуждался.
— Вы напомнили мне еще один афоризм, — вежливо продолжала Оливия. — «Даже призраки покойных предков предпочтут заснуть, чем слушать, как кто-то болтает, как попугай». — Она помолчала. — Хотя, возможно, это отрывок и не из «Зеркала комплиментов».
— У вас очень живое чувство юмора, мисс Литтон, — заметила герцогиня. И это был не комплимент.
— А мне любопытно узнать о призраках моих живых предков, а не умерших, — лукаво вставил Джастин. — Чем они занимаются, когда Куин начинает рассуждать о математике?
— Мисс Литтон, — решил вмешаться Куин.
— Да, ваша светлость?
— Обещаю больше не говорить вам о квадратных корнях, предварительно не продав билеты.
— Лично я бы с удовольствием их получила, — тепло улыбнувшись, сказала Джорджиана. — И прошу прощения за непочтительность моей сестры. Боюсь, мы привыкли к подобным шуткам в узком кругу.
Да, она идеальная пара для Куина.
— У меня больше нет сил выносить лекции по математике, — заметил Джастин. — Прости меня, кузен, но я не стану покупать билет на лекцию о квадратных корнях.
— Мисс Джорджиана, мне бы хотелось услышать ваше мнение о каменных оконных переплетах в готическом стиле, — сказала герцогиня.
— Судя по сказанному тобой, когда-то у тебя были силы выносить математические лекции, — сказала Оливия. Глаза ее улыбались, словно она что-то задумала, и это понравилось Куину.
— Нет, ничего подобного, — возразил Джастин, подаваясь вперед. — По крайней мере, когда разговор заходит о математике. Но если вы будете говорить о чем-то очень интересном…
— О моде? — предположила Оливия.
— Я обожаю моду! — воскликнул Джастин. — Жизнь была бы никчемной без украшений и разных нарядов. Но больше всего я люблю писать стихи и баллады.
— Джастин написал сто тридцать восемь сонетов, посвященных одной женщине. — Куин вступил в разговор, хотя ему надлежало бы беседовать с Джорджианой. Правда, он ничего не знал об оконных переплетах, и его матери следовало с этим считаться.
— Правда? — пораженно воскликнула Оливия.
— Это называется венок сонетов, — сообщил Джастин.
— Это ведь очень много стихотворений и еще больше рифм. Когда ты пишешь подобный венок, можно повторять одни и те же слова, например, «любовь» и «голубка»?
— Только не голубки, — отмахнулся Джастин. — Голубки для печных труб и стариков. А слово «любовь» зарифмовать труднее, чем вы думаете. Например, как часто можно упоминать перчатки? После того как вы выразили желание быть перчаткой на руке дамы, что еще можно сказать?
— Зачем кому-то хотеть стать перчаткой на дамской руке? — осведомился Куин.
Джастин по привычке возвел глаза к потолку. Он делал это всякий раз, когда Куин вступал в разговор.
— Потому что она касается перчаткой своей щеки.
— И других мест тоже, — задумчиво протянула Оливия.
Куин, к своему удивлению, чуть не расхохотался.
— Например, носа, — добавила она.
— Это не очень романтично, — покачал головой Джастин.
— Боюсь, я совсем не романтична, — извинилась Оливия.
— Надеюсь, — вмешалась мать Куина. — Вам предстоит стать герцогиней, мисс Литтон, и уверяю вас, романтичная душа является серьезным недостатком у женщины в вашем положении. — Она многозначительно посмотрела на Оливию. — Уверена, нам всем бы хотелось поговорить о чем-то более возвышенном, чем слабые попытки лорда Джастина сочинять стихи. Леди Сиблторп, как продвигается ваша благотворительная деятельность со сбившимися с пути детьми?