Все свечи были зажжены, четыре камина давали тепло, и, несмотря на большие размеры, комната казалась почти уютной. Мия не спеша разглядывала портреты. Сколько мужчин, изображенных на них, боялись, что их жены умрут? А сколько желали, чтобы они умерли? Какие из них считали жизнь большим приключением, а какие хотели, чтобы она поскорее закончилась и с ней закончились бы все их несчастья?
Мия остановилась перед портретом Ровены Рекстон Пеннистан, первой жены нынешнего герцога. Парадный портрет почти не передавал ни сильных, ни слабых сторон герцогини, и Мия не могла представить, как она выглядела, когда отошла в мир иной. Слишком рано.
Мия склонила голову и заплакала. Слезы наполнили ее глаза и потекли по щекам ручьями скорби, в них смешались необоснованные страхи и страхи слишком реальные. Мия не пыталась остановить слезы, она надеялась, что Бог увидит в них доказательство ее любви к Елене, а не проявление эгоистичного страха потерять еще одного человека, которого любит. Она молилась и обещала сделать все, что угодно, лишь бы только Елена выжила.
— Первая герцогиня была очень милой женщиной, к сожалению, художнику совершенно не удалось это передать.
Мия узнала голос Майкла Гаррета, но из-за слез не видела его как следует. Она кивнула.
— Вам разве не полагается быть со своей женой?
— Она сейчас с Еленой и акушеркой.
— Может быть, вы нужны герцогу?
— Нет, он в часовне, предпочитает остаться наедине со своими страхами. — Мия услышала, что Гаррет подходит ближе. — Я там, где мне и положено быть.
Мия кивнула, не глядя на него и продолжая плакать. Он остановился рядом и погладил ее по спине. Мия попыталась перестать плакать, но не отодвинулась от него.
— Я ужасная эгоистка — я плачу потому, что не знаю, что буду делать, если Елена умрет.
— Мы все чувствуем то же самое. Но только вы признались в этом вслух.
— Возможно. — Мия слабо пожала плечами. — Герцог, наверное, очень боится. Потерять того, кого ты любишь, — это самое худшее, что может случиться. Я знаю, если Елена умрет, его сердце будет разбито. И он ничего не может сделать, чтобы ее спасти.
Слезы снова хлынули из ее глаз. Она сосредоточилась на том, чтобы перестать плакать.
— Мы все молимся.
Мия спохватилась, что в эту самую минуту она не молилась. Ей стало стыдно. Гаррет похлопал ее по руке.
— Мия, в такие времена сами наши мысли — тоже молитвы.
Она немного расслабилась.
— Расскажите мне о Дэвиде, — сказал Гаррет.
— Dio mio, как я могла забыть! Я же хотела спросить, что ему сказал герцог?
— Не думаю, что окончательное решение будет принято в ближайшее время.
— Как вы думаете, если я поговорю с герцогом, это поможет?
Гаррет взял ее руку и поцеловал ее.
— Корень проблемы не в вас.
— Как это? Ведь это я соблазнила Дэвида.
— Расскажите мне о нем.
Мия с усилием сглотнула и на несколько мгновений задумалась.
— Мне хочется, чтобы он меня любил.
— Мия, дорогая моя, это говорит мне о вас, а я просил рассказать о Дэвиде.
— С Дэвидом трудно вести разговор. Если бы он говорил более длинными предложениями, не из одного слова, я бы знала его лучше.
— Да, я понимаю, что в первую очередь в нем замечают его немногословие.
— Знаете, мистер Гаррет… — Мия помолчала и скрестила руки, обдумывая, насколько она может быть с ним откровенной. — Я думаю, женщины прежде всего замечают, что он очень красив и сам этого не понимает, а то, что он неразговорчив, делает его очень загадочной личностью. Женщине трудно перед ним устоять.
— Гм… — сказал Гаррет.
По-видимому, он ждал продолжения.
— Он невероятно находчивый во всех ситуациях. Он может спасти от катастрофы карету, успокоить людей, которые боятся чумы, потому что он точно знает, что делать. Он утешит вас, когда вы больны.
Гаррет кивнул.
— Он добрый, хотя сам никогда этого не признает и, может быть, даже не сознает. А когда он уделяет вам все внимание, то больше ни о чем не думает, кроме вас.
— Когда уделяет вам все внимание? — переспросил Гаррет.
— Да, — подтвердила Мия. — Но я не буду вдаваться в подробности.
— Дорогая, в этом нет нужды, совершенно нет нужды.
Гаррет усмехнулся дьявольской усмешкой, совсем не подходящей священнику.
— Он не идеален. Этот нелепый бокс и эти отвратительные сигареты, которые он курит, и… у него в самом деле нет дворецкого? И почему ему непременно нужно спорить со всем, что я говорю, и заявлять, что развлечения — это только для детей?..
— Да, он не идеален, — согласился Гаррет. — Но кажется, вы хорошо узнали его и без долгих разговоров.
— Думаю, его можно назвать человеком действия.
— И вы любите этого человека действия?
— Я могла бы его полюбить.
«Да, я его люблю», — думала Мия, но этими сведениями она не собиралась делиться даже с мистером Гарретом.
— Но он меня не любит, и это делает мою любовь невозможной.
Мия скользнула взглядом по нескольким непривлекательным портретам времен королевы Елизаветы и подумала, в чем же смысл этого разговора.
— Вы хотите, чтобы я перестала жить во грехе и вышла за него замуж?
— Это невозможно. — Гаррет рассмеялся. — Мы все живем во грехе. Я желаю вам обоим счастья.
— Не представляю, как из этого может что-нибудь получиться. — Глаза Мии снова наполнились слезами. — Я слишком люблю делать все по-своему, а он слишком резкий. Как только прелесть любовных игр приестся — я этого не представляю, но так должно быть, — это будет как в Мексикадо, но только в этот раз без шанса на бегство.
Мистер Гаррет резко остановился и посмотрел на Мию с изумлением.
— Он рассказал вам про Мексикадо?
— Немного.
Мия не собиралась говорить больше — если это секрет, то она не хотела бы его выдать.
— С Божьей помощью все возможно! — с радостным смехом заявил Гаррет.
Мия уже слышала это от кого-то другого. От мисс Хорнер.
— Бог мой, Мия, вы знаете, что даже малая часть его истории — это больше, чем он когда-либо вообще кому- то, кроме меня, рассказывал?
— Правда?
— Да, — с нажимом сказал Гаррет. — Это кошмар, который он всячески старается забыть.
— Может быть, и не расскажет. Но я хочу, чтобы вы знали: если он об этом говорил, значит, вы для него — больше чем мимолетное увлечение.
— Может быть, не мимолетное.
Мия подумала о матери Джанины и ее долгом романе с отцом. Мистеру Гаррету нужно только, чтобы она согласилась выйти за Дэвида и, таким образом, в семействе Пеннистан снова воцарился бы мир.
— Вы не верите, что он может вас любить? — Мистер Гаррет покачал головой. — Ну конечно, не верите. Вы — женщина, и вам нужно услышать соответствующие слова. Вы не знаете, как мужчина говорит я вас люблю.
— А вы, я полагаю, с этим прекрасно знакомы.
— Я же мужчина.
— О да, несомненно, — сказала Мия. — Я думаю, под вашим духовным саном скрывается настоящий мужчина.
Мия надеялась, что ее слова не прозвучали как заигрывание.
— Вот именно. Поэтому я говорю как специалист в этом вопросе.
Они дошли до двери, которая вела в апартаменты герцога, и продолжили путь по кругу, теперь они проходили мимо мраморных бюстов Пеннистанов, живших в давние времена.
— Сегодня утром, после того как вы покинули кабинет герцога, Дэвид сказал Мериону, что до тех пор, пока к вам будут относиться недружелюбно, он не примет от герцога ни гинеи. — Гаррет кивнул. — Должен вам сказать, это весьма смелое заявление для человека, который пришел, чтобы умолять о небольшом капитале, нужном для строительства его фабрики.
— Как он может даже думать о такой жертве? От него зависит множество людей, он не должен отказываться от своего плана!
Они остановились перед портретом четырех молодых людей. Это были Линфорд, Дэвид, Джессап и Гейбриел в детстве. Должно быть, портрет был написан до рождения Оливии. Линфорду Пеннистану на вид можно было дать не больше шестнадцати. Значит, Дэвиду должно быть двенадцать. Он выглядел слишком серьезным даже до того, как повзрослел. Наверное, портрет был написан незадолго до его ухода во флот. Может быть, его заказали на случай, если Дэвид не вернется?