Мальчуган лихорадочно вспоминал, что делали в подобных случаях обитатели его квартала… Ну, конечно! Он должен будет найти женщину, которая возьмется это выкормить. Вряд ли ему придется долго искать. В человеческом муравейнике, населяющем эти жалкие трущобы, рождение и смерть частенько сливались в одно событие.
Озабоченный взгляд мальчика задержался на крохотном личике. Он подумал, что нужно умыть его. Оно было грязным, но могло ли здесь появиться хоть что-нибудь чистое? Очень скоро, как и все вокруг, эта кроха тоже станет кашлять и отхаркивать копоть.
Он осторожно коснулся пальцем нежной щечки младенца, поражаясь тому, что его истощенная мать произвела на свет такое пухленькое создание. Их взгляды встретились – бессмысленный взгляд новорожденного и его, осмысленный, угрюмый. Любопытство превозмогло неприязнь, и мальчик развернул лохмотья.
Изумленный совершенством маленького человечка, он невольно улыбнулся.
– Ну, парень, – смущенно пробормотал он, заворачивая малыша, – кажется, у тебя все оборудование в порядке.
Парень. Мальчик. Брат.
Его брат. Волна горячего сочувствия поднялась у него в груди, когда он снова прижал к себе маленький грязный сверток. Подумать только, у этого несчастного создания нет матери. У него самого по крайней мере был отец, который дал ему имя, и мать… до сих пор… Мальчуган сморгнул набежавшие слезы. А у этого клопа нет никого на свете… Никого, кроме него, его старшего брата.
Взволнованно переживая свое кровное родство с этим беспомощным существом, всецело зависящим от него, подросток погрузился в невеселые размышления.
Неожиданно с улицы донесся взрыв пьяного гогота, заставив мальчика вздрогнуть и очнуться. Он обвел осиротевший дом тоскливым взглядом и остановил его на лице матери, беззвучно прощаясь с ней. Ему было невыносимо тягостно оставаться здесь, рядом с ее мертвым телом, зная, что он ничего не может для нее сделать. Мальчуган крепко прижал к груди братишку и встал. С минуту он нерешительно потоптался у дверей, а затем опрометью бросился в хаос ночной жизни трущоб.
Никто не обратил внимания на одинокую фигурку мальчика, мчавшегося по булыжным мостовым переулков. Он стремился к единственному месту, где можно было смыть тошнотворный запах рождения и смерти, неотвязно преследующий его.
Глухую темноту ночи пронизывали вспышки фонарей на мачтах кораблей, пришвартованных в гавани, притягивая его к себе, как свет маяка.
«Не эти ли огни неудержимо манили моего отца, – подумал мальчик, устало опускаясь на дощатый причал. – А может быть, просто завораживающая песня волн влекла его в морские просторы?»
Свесив ноги, он сел на краю причала и погрузился в тяжелое раздумье, уставясь невидящим взглядом на море, чье присутствие обнаруживало себя лишь неумолчным плеском волн и отблесками лунного света. И вдруг решительно поднял голову.
Он понял, что должен сделать. Он унесет брата отсюда. Унесет в такое место, где свежий запах моря не оскверняется зловонием впадающей в него грязной маслянистой реки.
– Да, я унесу тебя отсюда, парень, – шептал он, осторожно разворачивая ветхое одеяльце. – Клянусь, я обязательно найду место, где мы с тобой сможем дышать свободно.
Выпроставшаяся из пеленок крохотная ручонка, судорожно размахивая крепко сжатым кулачком, вдруг здорово шлепнула его по носу. Такого коварства от братишки мальчуган не ожидал. Он ловко поймал и, как воробышка, накрыл ладонью напроказивший кулачок. Потом взглянул на чумазого несмышленыша, которого Господь поручил его заботам, и рассмеялся.
Смех, этот благословенный дар Божий, омыл и смягчил исстрадавшуюся душу маленького человека.
ЧАСТЬ I
1
Английский Канал[1], 1802 год
– Верно. А еще поговаривают, что он – призрак капитана Кида, который появляется, чтобы отомстить тем, кто его предал.
Люси Сноу не удержалась и снова метнула быстрый взгляд в сторону беседующих. Этот оживленный обмен слухами заинтересовал ее больше, чем мемуары лорда Хауэлла, книга, скромно озаглавленная «Морской гений нашего столетия», которой отец снабдил ее на время путешествия. К тому же надвигающиеся сумерки сильно затрудняли чтение.
Не подозревая о ее присутствии, старый седой моряк важно облокотился на бочку, озирая довольным взглядом свою аудиторию. Она состояла из нескольких матросов и совсем еще молоденького юнги. На шхуне «Тибериус», принадлежащей флоту Его Величества, этот вечерний час отводился матросам для ужина и короткого отдыха перед ночной вахтой.
– Понятно, те, кому пофартило увидеть его и остаться в живых, не охотники болтать об этом на каждом углу. Но кое-кто сказывал, что один взгляд его дьявольских глаз может пригвоздить вас к палубе, как удар молнии! Да что говорить! Всем известно, что он ни черта не боится и совсем не знает жалости, этот проклятый капитан Рок!
Люси подавила скептический смешок. Ничего не скажешь, подходящее имя для корсара – Рок! Этот легендарный пират напоминал ей героя мрачных готических романов, которые просто обожала дочь лорда Хауэлла красавица Сильвия.
Один из матросов помоложе, видно, тоже имел собственное мнение на этот счет. Люси брезгливо сморщила носик, когда он вдруг презрительно сплюнул табачную жижу на чисто выскобленную палубу.
– Вот уж галиматья-то! Я тоже много чего слышал о нем. Только скажу вам, что это просто бабьи сплетни, и ничего больше. Да в наших краях настоящих пиратов не видывали уже лет сто, если не больше. – Он лихо сдвинул бескозырку набекрень. – Слава Богу, мы-то с вами живем не в такие времена, как капитан Кид, когда каждый что хотел, то и вытворял, и плевал на закон. А сейчас для этого парня было бы лучше, чтобы его корыто вдребезги разнесло бурей в Канале, чем напороться на королевские патрули.
Зная, что ее отец не одобрил бы ни подслушивания, ни вмешательства в чужой разговор, Люси промолчала. По только что подписанному Амьенскому договору в войне с Францией наступило временное перемирие. Обманчиво спокойный ветер, веющий со стороны Франции, не мог усыпить бдительность флагмана королевского флота. А значит, пресловутый капитан Рок должен быть или отчаянным храбрецом, или круглым дураком, раз подставляет себя под жерла всегда готовых к бою пушек. Если только он действительно не…
– Эй, послушайте, но если это и в самом деле корабль-призрак, – боязливо понизив голос, проговорил юнга, – то ведь Року нечего бояться. Верно?
Люси поразилась столь точному совпадению их мыслей и, невольно вздрогнув, поплотнее завернулась в шаль. «Ну и ну, Люсинда, – словно наяву услышала она насмешливый голос адмирала, – моряки – те всегда были суеверными, но тебя-то не поймаешь на эту удочку!» Устыдившись своей слабости, Люси продолжала прислушиваться к разговору, снисходительно посмеиваясь над этими взрослыми детьми.
Матрос в куртке, давно отслужившей свой срок, неторопливо вытащил из кармана трубку, сделанную из китового уса. Он зажег спичку и поднес ее к трубке, откинув резную крышечку. Колеблющееся пламя на миг осветило загрубевшие черты его лица, насквозь продубленного беспощадным солнцем и соленым ветром.
– Я видел его, – глубоко затянувшись, отрывисто заявил он.
Головы всех, включая Люси, словно подсолнухи к солнцу, повернулись к нему.
– Я нес вахту на вышке в такой же вот вечер, как сейчас. На многие мили вокруг ничего не было видно, кроме моря да неба. И так долгие часы. У меня уж и глаза стали слипаться. Так я нарочно закурил вот эту самую трубочку. Да… Посматриваю я по сторонам, попыхиваю себе, и вдруг море раздалось в стороны, и из него вылетел корабль, прямо как… как сам дьявол из преисподней!
Люси поймала себя на мысли, что у нее, наверное, сейчас такие же круглые глаза, как у мальчишки-юнги.
– Я не мог шевельнуть языком. Не мог двинуться. Как будто от одного вида этого проклятого корабля у меня вся кровь застыла. Я пытался открыть рот, ну, чтобы закричать: «Полундра!» – и тут море словно поглотило корабль. И даже волны не поднялось. Отродясь такого не видывал. – Он передернул плечами. – И дай Бог больше не увидеть, чего и вам желаю, ребята.
Наступило молчание, нарушаемое лишь зловещим поскрипыванием рангоутов и ленивым хлопаньем обвисших парусов. За разговором матросы не заметили, как сгустились сумерки и все погрузилось во тьму. С моря на палубу вползали клубы белесого тумана, словно щупальца неведомого чудовища. Молчание становилось гнетущим. И вдруг, словно желая стряхнуть жуткое оцепенение, люди заговорили разом, одновременно.