Она припомнила эти свои гневные слова и еще много других слов.
– Вы правы: мы в аду.
– Насколько я помню, – продолжал Митч, с улыбкой скользя по паркету и сжимая ее слишком сильно, чтобы она могла расслабиться, – в нашу последнюю встречу вы обещали… Не припоминаете?
– А как же: отрубить вам яйца ржавым мачете.
– Вот-вот. Очень женственно!
Да, это ее обещание трудно было назвать образцом утонченности. Она обезумела, когда Митч заявился на похороны ее отца. Ржавое мачете показалось ей самым подходящим орудием казни для Митча. Убивать его неторопливо, причиняя адскую боль, было бы надлежащим способом мести за отца.
Митч наклонился к ней. Она увидела его беспокойные синие глаза в нескольких дюймах от своего лица. О, с каким наслаждением она бы его убила! Но отца этим не вернешь. Его ничем не вернешь. Она заметила, что Арнольд Диллингем наблюдает за ними, и выдавила подобие улыбки.
– Кстати, насчет моей анатомии… – Митч самодовольно ухмыльнулся. – Если вы потрогаете молнию у меня на брюках, то поймете, что вам следовало бы побывать сегодня у меня дома.
– Да вы настоящий мерзавец!
– Вы не первая обращаете на это мое внимание. Вы тоже не изменились, разве что обручились. – Он посмотрел на ее левую руку, лишенную украшений. – Какое прекрасное обручальное колечко!
– А что за кольцо я надену через неделю! С бриллиантом в форме груши, размером с дверной набалдашник. Девять каратов!
Это его отрезвило. Однако она пожалела, что обмолвилась об огромном бриллианте, на котором настоял Брент. Дело было не в размере камня, а в Бренте. Ее подлинной добычей был он сам. Она до сих пор не привыкла к мысли, что он остановил свой выбор на ней, когда к его услугам были все женщины Сан-Франциско.
– Как вы ладите с Фаренхолтами?
– Прекрасно, – соврала она. – Чудесные люди!
Митч так взглянул на нее, что она почувствовала, что значит оказаться в шкуре свидетеля, попавшего под его перекрестный допрос.
– Вас не удручает, когда вас, с вашим-то успехом, отвергают несимпатичные вам люди по той причине, что вы недостаточно хороши для их сына?
Она едва не вспылила, но сдержалась, вспомнив, что Митч – специалист по части подковырок, с помощью которых он заставляет людей выкладывать все начистоту.
– С чего вы взяли, что они меня отвергают?
Он расплылся в своей неповторимой улыбке, делавшей его похожим на кровожадного хищника и заставившей ее пожалеть, что она сглупила и проглотила наживку.
– Причин хоть отбавляй, Начнем с вашего платья.
– С ним что-то не так? – Ройс посмотрела вниз; надевая платье без бретелек, она не думала, что ей придется танцевать. Ее грудь приподнялась вслед за поднятыми руками, так что соски вот-вот могли оказаться снаружи. Она попыталась опустить руки, но Митч не дал ей этого сделать. Он не сводил своих необыкновенно голубых, необыкновенно пристальных глаз с ее полуобнаженной груди.
– Мне видно, что вы ели на обед.
Она бы с наслаждением отвесила ему пощечину, если бы не танцующие совсем близко Диллингемы, не их подбадривающая улыбка.
– Кэролайн Рэмбо, давняя подружка Брента, не напялила бы такое платье.
– Конечно, не напялила бы! На чем бы оно у нее держалось?
Митч рассмеялся сугубо мужским, глубоким смехом, который ей захотелось сразу забыть. Она уже проклинала себя за то, что заставила его смеяться.
Диллингемы остановились рядом с ними.
– Что вас рассмешило?
Соображай быстрее, сказала себе Ройс. Ей на ум пришла одна шутка, не слишком ее устраивавшая, учитывая количество бездомных в районе залива Сан-Франциско. Однако медлить было некогда, иначе Арнольд Диллингем узнал бы, что рассмешило Митча на самом деле.
– Митч хочет помогать бездомным, вот я и рассказала ему о женщине, с которой ему следовало бы встретиться. Вместо плаката «Буду работать за деньги» она ходит с плакатом «Работа в обмен на секс».
Арнольд посмеялся и сказал:
– Это-то мне в вас и нравится, Ройс. Вы умеете подать с юмором любую тему, даже самую серьезную.
Ройс не находила в этом ничего забавного. Да это просто отвратительно! Кого Арнольд, собственно, хочет видеть в своем шоу – безвкусного клоуна или ведущую? Ей, наоборот, хотелось приобрести серьезность, бросить надоевшую легковесную писанину.
Арнольду же требовалась возмутительница спокойствия. В конце концов, он сделал состояние на телеканалах, без перерыва транслировавших полуинформационные, полурекламные программы с пропагандой разных способов обогащения, достижения успеха, обретения красоты и нарезания луковицы за 30 секунд с гарантией возврата денег.
Что бы сказал отец, если бы он дожил до этой минуты? Ты прирожденная писательница. В один прекрасный день ты проснешься знаменитой… Что ж, не исключено. В один прекрасный день. Пока же газета требовала от нее одного шутовства. Все ее серьезные статьи неизменно отвергались. Арнольд, по крайней мере, предоставлял ей шанс на рывок.
– Арни согласился, чтобы вы в программе спрашивали меня только о бездомных, – сообщил ей Митч, когда закончился танец. – Никаких вопросов о моей адвокатской практике, частной жизни… о моем прошлом.
Заметив направляющегося к ним Брента, решившего прийти ей на выручку, она вспомнила, что Митч обычно избегал общения с прессой.
– Знаете, что я думаю?
– Я всегда боялся услышать ваши подлинные мысли, Ройс.
– Я думаю, что вы что-то скрываете. – Она оставила его и шагнула к Бренту.
– Чем ты там занималась с Дюраном? – спросил Брент, заключая ее в объятия. Оркестр снова заиграл вальс.
Она рассказала ему об изменении в плане передачи. Он ободряюще улыбнулся, и она в который раз напомнила себе, до чего он красив. И при том не кичится своей красотой! Просто быть с ним рядом уже составляло для нее счастье.
При своем богатстве и невероятной внешней привлекательности Брент был восхитительно прост и нежен. У него было много качеств, восхищавших ее в отце.
Если бы ее приняли его родители, все вообще было бы прекрасно – не считая Митча, конечно. Как же ей провести блестящее интервью, повергнуть соперниц и завоевать место ведущей, если она так люто ненавидит Митча, что едва может заставить себя говорить с ним учтивым тоном?
– Будь поосторожнее с Митчем, – предупредил Брент. – Он сделает все возможное, чтобы со мной расквитаться.
– За что? – Она полагала, что Фаренхолты недолюбливают Митча за его нестандартное поведение в зале суда, полностью противоречащее уравновешенной манере, принятой в фирме, возглавляемой Уордом Фаренхолтом.
Митч удачно провел защиту Зу-Зу Малуф, обвинявшейся в убийстве мужа ради получения страховки. Он убедил присяжных оправдать ее, прибегнув к «защите Халкойна»: объявил свою клиентку страдающей паранойей из-за длительного использования снотворного; она якобы не отдавала себе отчета, что нож, который она воткнула мужу в сердце, его убьет!
– Дюран заводится с пол-оборота. Может разбушеваться без всякой видимой причины. – Брент покосился на своего отца, танцевавшего неподалеку с Кэролайн; определенно эта семья считала своим долгом не давать скучать прежней девушке Брента. – Когда мы учились в Стэнфорде, он сломал мне челюсть.
– Неужели? Почему ты не сказал мне об этом раньше? – Она украдкой посмотрела на Митча, который стоял у стола, беседуя с миссис Диллингем. От него так и веяло агрессивностью. Даже его манера стоять, расставив ноги, выдавала готовность к схватке. Некоторые женщины находят таких мужчин неотразимыми.
– Я умолчал об этой драке, потому что мне было стыдно. – Брент пожал плечами – вернее, одним плечом; она привыкла к этому его жесту и считала его полным очарования. – Я видел в Митче соперника, потому что он был в группе первым. Я обозвал его деревенщиной. В Йелле я был среди лучших и думал, что изучать юриспруденцию в Стэнфорде окажется безделицей, но всегда находится кто-нибудь смекалистее, богаче…
– И красивее, – закончила она за него. – Вот это мне в тебе и нравится, Брент: ты безупречно честен. – Он улыбнулся, и она отметила про себя, какая у него искренняя улыбка. Когда улыбался Митч, она всегда терялась в догадках, что у него на уме.
Брент снова нашел глазами отца. Уорд Фаренхолт смеялся над какими-то словами Кэролайн.
– Отец был готов со свету меня сжить за то, что я не стал в Стэнфорде лучшим студентом.
Она понимающе кивнула, не сводя глаз с Уорда, который увлеченно скользил с партнершей по залу, не переставая смеяться, что случалось с ним очень нечасто. Опираясь на традиции нескольких зажиточных поколений, Уорд предъявлял к своему единственному отпрыску жесткие требования. Брент самым вызывающим образом нарушил семейные стандарты, не женившись на Кэролайн.