Дэни Вейд - Повелительница страсти

– Подожди. Почему ты идешь спать?

– Потому что я имею право, – коротко ответила Эва-Мари, направляясь к лестнице. Преодолев ступени, она повторила: – Доброй ночи, Мейсон, – и поплелась к себе в комнату.

Мейсон поморщился от боли, так как в темноте врезался в перила, и выругал себя за то, что не удосужился включить свет – так ведь и с лестницы упасть можно.

Тусклые светильники были размещены с определенными интервалами вдоль всего коридора, но это плохо помогало в незнакомом пространстве. Внезапная вспышка молнии озарила помещение, и Мейсон увидел выключатель. Спустя мгновение хрустальная люстра осветила лестницу и коридор. Мейсон продолжил путь.

Подойдя к гостиной, он услышал шум. Похоже, настало время для полуночного тет-а-тет с соседкой.

Входя к кухню, освещенную лишь неяркой подсветкой над плитой, он услышал ругательство, настолько витиеватое, что брови у него поползли вверх. Видимо, принцесса и без него получила дворовое образование.

Включив верхний свет, он первым делом заметил ее ноги. Голые ноги.

Эва-Мари стояла рядом с баром в ночной рубашке, едва доходившей до середины бедра. Увидев Мейсона, она моргнула от удивления… или, может быть, просто от яркого света.

Мейсон подошел поближе.

– Проблемы?

Даже если бы она была ребенком, пойманным за кражей конфет из буфета, она и то покраснела бы меньше. Эва-Мари выпрямилась и спрятала руки за спину.

– Все в порядке.

Ее смущенный взгляд продемонстрировал, что проблемы есть, но она не хочет, чтобы он о них знал.

Мейсон подошел ближе, хотя и сознавал, что этого не следует делать, пока она не совсем одета. Но, увидев раскрытую аптечку, понял, что дело серьезное.

– В порядке? – переспросил он. – Давай посмотрим. В конце концов, ты нам нужна здоровая, – сказал он серьезно.

Темно-синие глаза Эвы-Мари были наполнены слезами. Его будто ударило разрядом тока. Мейсон мог справиться с любой ситуацией, преодолеть любые трудности. Но при виде женских слез он терялся.

К счастью, она не дала им пролиться.

– Все хорошо, – прошептала она, опустив глаза. Ресницы коснулись ее раскрасневшихся щек. – К утру все будет в порядке. Просто возвращайся в кровать.

Но Мейсон проявил настойчивость.

– Просто позволь мне взглянуть, Эви, – мягким голосом произнес он.

Ее глаза поймали его смущенный взгляд.

Он не называл ее этим именем много лет. Но это сработало, потому что ее руки инстинктивно выскользнули из-за спины, как будто она доверилась ему.

– Господи, Эва-Мари, что с твоими руками? Почему ты не носишь перчатки?

Мейсон почувствовал, что она напряглась. Эва-Мари скрестила руки на груди, будто защищая свои раны от его осуждения, и попыталась отступить.

– Я надевала их, – с досадой в голосе проговорила она. – Единственная пара, которую я смогла найти, была мне велика. Они с меня соскальзывали.

– Выглядит как ожог, – сказал Мейсон с тревогой в голосе.

– Мне постоянно приходится что-то оттирать, скоблить, отмывать с применением бытовой химии. Руки постоянно заняты, и перчатки только мешают, – пояснила она. – Я пыталась перевязать их, но это непросто сделать одной рукой.

Он взял ее за запястье правой руки, повернул ладонью кверху, чтобы лучше видеть.

– Давай перебинтуем руки, чтобы инфекция не попала на поврежденные участки кожи. Думаю, раны заживут через несколько дней.

Мейсон развернулся к бару и сделал глубокий вдох, пытаясь унять сердцебиение. Шум дождя снаружи словно бы намекал ему, что пора забыть обиды и попробовать начать все сначала.

Мейсон тряхнул головой и раскрыл упаковку с перевязочными средствами. Удивительно нежными прикосновениями он нанес тонкий слой антибактериальной мази на каждую ладонь, потом обернул руки бинтами.

Это напомнило ей о той ночи, когда они впервые были близки. О его нежности, которая разрушила невидимые барьеры в ее сознании, и она согласилась подарить ему свою девственность.

Эва-Мари часто предавалась воспоминаниям об их любви. Мейсон был ее первым, лучшим и любимым. Она пробовала его заменить, когда училась в колледже, но этот эксперимент закончился разочарованием. Из этого неудачного опыта она извлекла урок: довольствоваться чем-то меньшим, чем то, что она испытывала с Мейсоном, не стоит.

– Как насчет горячего шоколада? – спросил он, прервав ее мысли.

Эва-Мари была приятно удивлена: Мейсон не забыл, что это ее любимый напиток.

– Ты научился готовить?

– Нет, но мы можем воспользоваться микроволновкой, – сказал он.

Продукты были доставлены в тот же день вместе с мебелью и личными вещами, но Эва-Мари не помнила, чтобы там был порошковый шоколад. Мейсон уверенно вытащил из коробки круглую коричневую емкость с золотым тиснением: специальную шоколадную смесь, ее любимую.

Она хотела из вежливости прервать неловкое молчание, нарушаемое лишь гудением микроволновки и шумом дождя за окном, однако подобрать нейтральную тему было непросто.

– Подозреваю, что покупка поместья Хайятт братьями Харрингтон – главный предмет разговоров в городе, – начала она тихо. – Это действительно невероятно, Мейсон. Я горжусь тобой и Кейном. Вы добились успеха.

И это было правдой. Единственный визит на ферму Харрингтонов, когда они встречались, показал ей, насколько различными были их жизни. Семья Мейсона не жила в нищете, но их положение можно было описать как «жить от зарплаты до зарплаты». Ее пригласили за стол, отец Мейсона приготовил простой ужин – жареную курицу и макароны с сыром. Было вкусно, и атмосфера за столом была дружественная и приветливая.

Мейсон не мог понять, почему она сказала тогда, что это был самый приятный вечер в ее жизни. Он не знал, какова на самом деле ее жизнь… и она не хотела, чтобы он узнал правду.

– Уверена, твой отец тоже гордится вами, – добавила она.

Мейсон отвернулся, так как микроволновая печь дала сигнал готовности.

– Мой отец умер.

– О, Мейсон. Мне так жаль.

Он помолчал, прежде чем произнести жестко и холодно:

– Правда?

– Да. Он казался хорошим человеком.

– Он и был таким. Он не заслужил того, что с ним случилось. Быть незаслуженно высмеянным людьми, которые его даже не знали, но которые имели власть.

Мейсон помешивал горячий шоколад, клацая ложкой по чашке сильнее, чем это было необходимо. Эва-Мари поморщилась, зная, что он говорит о ее отце и бывших работодателях. Она затаила дыхание, ожидая возвращения язвительного и высокомерного Мейсона, каким он стал, вернувшись в город. Вместо этого он пересек кухню и поставил перед ней кружку. Без комментариев.

Эва-Мари не знала, как реагировать, поэтому промолчала. Она обхватила кружку забинтованными руками и ощутила, как тепло проникает через ее ладони и медленной волной разливается по телу. Это успокаивало…

– Так он оставил вам наследство? – спросила она, надеясь отвлечь его от старых обид.

– На самом деле это была моя мать.

Эва-Мари кивнула, хотя почти ничего не слышала о ней прежде. Подняв чашку, она вдохнула насыщенный аромат шоколада. Все вокруг было удобно и знакомо, но это огорчало ее еще больше. Кухня, где она всю жизнь пила горячий шоколад, уже ей не принадлежала. И мужчина рядом тоже был не ее.

– Мы вернулись в Теннесси, откуда она была родом, хотя дед и бабушка с ее стороны не хотели иметь с нами ничего общего. Мой дед не хотел видеть нас.

– Почему?

– Они были из высшего общества и при деньгах. – Его взгляд в ее сторону намекал, что эта ситуация что-то напоминает. – Они никогда не одобряли их брака. Их дочь заболела через несколько лет после того, как ушла из дома. А потом умерла…

Теперь была понятна причина негодования Мейсона.

– Они навещали ее, когда она заболела?

Мейсон покачал головой. Его руки, лежащие на столе, сжались в кулаки.

– Мой отец отправил им письмо после того, как стал известен ее диагноз. Он знал, что болезнь неизлечима. Позже бабушка сказала ему, что муж не разрешил его прочитать. Они ни разу не навестили ее, пока она была жива.

Сердце Эвы-Мари болезненно сжалось.

– Как ужасно.

– У моей матери был большой целевой фонд, созданный для нас. Отцу удалось преумножить эти средства. Но он никогда не использовал эти деньги.

Учитывая, как тяжело им жилось, когда его отец потерял работу, Эва-Мари даже представить себе не могла, какая это была жертва. Но она не стала об этом упоминать, чтобы Мейсон опять не рассердился. Этот короткий разговор по душам был подарком, который она не хотела потерять.