Спустя полминуты Кэтлин открыла ему, и Брайс весело помахал перед ее лицом большим бумажным пакетом.
– Прежде чем попросишь меня взять тебя с собой на прогулку, попробуй вот это. Кушанье из японского ресторана на Сэнд-Бич-стрит. Гарантирует исчезновение зимней хандры.
Она искоса посмотрела на него, беря пакет.
– А саке ты тоже с собой прихватил?
– Естественно!
Не сказав больше ни слова, она жестом пригласила его войти, а сама удалилась в кухню. Он сразу же последовал за ней, повесив куртку в прихожей на медный крючок.
– Не ожидал, что ты так быстро капитулируешь…
– К сожалению, у меня нет возможности выбирать себе компанию, так что не обольщайся. Наступили времена, когда всех родственников и друзей как ветром сдуло.
– Ты хочешь сказать, что все-таки поссорилась с сестрой?
– И с ней, и с ее муженьком. Со всеми! – с досадой сказала Кэтлин, открывая коробочки, которые достала из пакета. – О-о! Рис, специи, жареный цыпленок, да еще и креветки! Как заманчиво!
Не скрывая улыбки, Брайс спросил:
– Насколько я понимаю, ты сегодня еще не ужинала, не так ли?
– Не то чтобы у меня не было возможности, – поморщилась она. – Но если тебе подают в который раз говяжий бульон, то любая еда может превратиться в пытку. Я его выплеснула в унитаз.
– Вот непослушная! – шутливо побранил ее Брайс, распечатывая бутылку саке. – А у тебя случайно нет японского сервировочного набора?
– Представь себе, есть, – ответила Кэтлин и, поискав в шкафу, вынула коробку с тончайшей фарфоровой посудой. – Эта кухня ничего бы не стоила, если б не была столь хорошо оснащена для любого непредвиденного случая. Давай расставим все на сервировочном столике и поедим у камина в гостиной.
При этих словах Кэтлин повернулась к нему, и Брайс увидел, что опухоль на ее лице немного спала, но серовато-синие кровоподтеки еще не прошли.
– К твоему сведению, негодяй, напавший на тебя, находится за решеткой и вряд ли скоро выйдет оттуда, – сообщил Брайс, пока она разливала саке, расставляла тарелки с едой, раскладывала приборы. – Однажды он уже сидел. И на этот раз загремит по полной катушке.
– А я, в свою очередь, постараюсь извлечь уроки из того, что произошло, и в следующий раз поступлю более обдуманно.
Брайс расслышал нотки уныния в ее ответе, и это взволновало его.
– Не собираешься ли ты снова уехать отсюда?
Кэтлин слегка дернула плечом.
– Это не совсем то, что я имела в виду, но раз ты упомянул об отъезде, то почему бы и нет? Несмотря на все мои добрые намерения, я все же являюсь здесь источником всеобщей неприязни. Что меня может удержать в этом городе?
– Но ты забыла обо мне, – услышал Брайс собственный голос, вначале не поверив, что это сказал именно он.
– У тебя и без меня здесь хватит забот.
– Но всегда найдется время для друга. Точнее, для подруги, – робко поправил он себя.
Лицо Кэтлин вновь сделалось грустным, и Брайсу захотелось прикоснуться к нему. Или ободряюще обнять ее за плечи, попытаться вселить надежду на лучшее будущее. Но Кэтлин отодвинулась и, вероятно, поступила разумно. Прикоснуться к ней просто так, без видимой причины, Брайс не решался.
– Правда найдется время? – переспросила она, бросив на него проницательный взгляд удивительных зеленых глаз, блеск которых отражал ее самые сокровенные чувства. – Поэтому, наверное, мне не довелось ни видеть, ни слышать тебя в последние четыре дня?
– Это не оттого, что я потерял к тебе интерес, Кэтлин, – сказал Брайс, борясь с нестерпимым желанием погладить ее по щеке. – Я подумал, что лучше подождать, пока уляжется весь этот шум…
– Он не уляжется, – вздохнула она. – Люди здесь слишком злопамятны и не так легко забывают о случившемся. Даже если это неправда. Много лет назад меня заклеймили как легкомысленную девчонку, наплевавшую на здешние устои. И события последних двух недель лишь подтвердили всеобщее мнение о том, что время меня не исправило.
– Значит, ты все же собираешься сбежать?
Кэтлин поморщилась, услышав упрек в вопросе.
– Можешь назвать это побегом, если тебе так больше нравится.
– Но мне это вовсе не нравится!
– А как ты тогда прикажешь мне поступить? Встать перед зданием суда и позволить закидать себя гнилыми помидорами? Ведь всей этой публике хочется отвести душу и наказать меня за все прегрешения, настоящие и надуманные!
– Нет, – коротко ответил Брайс, – докажи им, что они не правы. Не унижай себя а, наоборот, потребуй к себе уважения.
– Но это чертовски трудно, почти невыполнимо! – воскликнула Кэтлин.
– А я и не говорил тебе, что будет легко! Протянув руку, чтобы открыть дверь кухни, Кэтлин наткнулась на прислоненную к буфету трость и задумчиво провела пальцем по ее полированной ручке.
– Невеселая цена твоей военной карьеры, не так ли? – спросила она, искоса взглянув на Брайса.
– Да, – согласился он, выкатывая нагруженный столик мимо Кэтлин. – С полетами на истребителях покончено навсегда. Но зато теперь из меня может получиться неплохой дворецкий!
Ее смех сразу напомнил Брайсу некоторые эпизоды из прошлого. Раньше они смеялись иной раз без всякого повода, просто потому что было хорошее настроение. Им нравилось видеть друг друга счастливыми.
– Кого ты пытаешься надуть? Корни наших семейств, как и фундаменты наших особняков, слишком прочно увязли в фешенебельных кварталах этого города. Так что прислуги ни из меня, ни из тебя явно не выйдет, как ни старайся. В этих домах прислугу нанимают со стороны.
– Времена меняются, Кэтлин, и нам придется тоже измениться.
– Но не настолько же! Твой отец уже третий раз избирается мэром Элсуэрта, а мать так прославилась своими зваными вечерами, что ее благотворительный фонд наверняка процветает. – Кэтлин задумчиво смотрела на Брайса, когда тот, расположив столик у кресел, подбросил пару поленьев в камин. – И потом есть еще ты, воин-герой, отличившийся во время всей этой корейской кампании. Мне, кстати, иногда даже трудно представить, как ты будешь привыкать к размеренной мирной жизни. Это будет нелегко.
Брайс налил саке в чашечки.
– Не преувеличивай, – сказал он. – Если война – это источник волнения или сильного возбуждения, то этого добра я нахлебался вдоволь, так что до конца жизни хватит. Строгие порядки, насилие, смерть… Я устал от вида безвинных жертв, пропускаемых через беспощадную военную мясорубку. К сожалению, от целенаправленной жестокости, как правило, страдают совершенно случайные люди.
Проигнорировав откровенный намек на полученную ею самой травму, Кэтлин сказала:
– Ты истощен военной службой, что, собственно, и неудивительно. Возможно, тебе необходимо просто хорошенько восстановиться. И ты вполне мог бы себе это позволить.
Джордан вытянул больную ногу вперед и слегка похлопал по бедру.
– Это не проблема, как, впрочем, и деньги. Одной моей военной пенсии с лихвой хватит на то, чтобы поддержать себя, не говоря о щедром чеке на мое имя, полученном в качестве свадебного подарка… Но я не рожден для того, чтобы сидеть сложа руки. Как только приведу все дела в порядок, буду готов к новым испытаниям.
Кэтлин обмакнула в соус кусочек креветки.
– И чем же ты собираешься заняться? Уж не политикой ли?
– Гм, – покачал головой Брайс. – Пожалуй, я подыщу занятие более практичное и приближенное к жизни, а политика… Этим моя семья и так сыта по горло.
Ее брови удивленно выгнулись.
– Хочешь сказать, что собираешься порвать с семейными традициями? Похоже, ты становишься таким же отщепенцем, как и я!
– Да наплевать! – ответил Брайс, удивляясь стремительному развитию своих мыслей. – Меня всегда привлекало созидание, а не разрушение. Я хотел бы на деле помочь простым людям, стремящимся зарабатывать свой хлеб честным трудом. Из моего же окружения многие презрительно поглядывают на таких с вершины своего благополучия. Я уверен, что моя уважаемая теща, к примеру, и понятия не имеет, как живется другой, менее состоятельной половине человечества. – Он заметил ее ироническую усмешку. – Можешь смеяться, но я говорю совершенно серьезно.
– Я не собираюсь смеяться, – тихо сказала Кэтлин. – И даже тронута тем, что услышала. Мой внутренний голос подсказывает мне то же самое. Я ведь, как и ты, никогда не знала нужды. И не задумывалась, чем буду питаться сегодня, завтра и в последующие дни. Наступает ночь, и у меня всегда есть крыша над головой. Думать о людях, которым и не снились самые обыденные, с нашей точки зрения, человеческие радости, понимать их заботы – вот чему меня научила работа в Панаме.