Сюзан Таннер - Пожар над Техасом

Слейд хотел было опровергнуть слова Джеба, но потом пожал плечами. Какая, в сущности, разница?

– С этим, – отрывисто сказал он, – все покончено.

Джеб поглядел на него:

– Для тебя не покончено.

Никто больше не посмел бы сказать этого Слейду, но Джеб знал все о его прошлом, как и Слейд – о прошлом Джеба.

– Почему ты дал ей уйти?

Слейд с яростным возмущением поглядел на него:

– Ты же сам, сукин ты сын, говорил мне, что это будет ошибкой?

– Ну и что? – возразил Джеб. – Мне-то почем знать, ошибкой или нет?

– Тебе точно это знать неоткуда!

– Признаюсь, я никогда не понимал женщин, – продолжал Джеб. – Но что уж точно, они мне дьявольски нравятся. – Какое-то время он рассматривал угрюмое лицо Слейда. – Слушай, Слейд, если она и есть то, что ты хочешь, езжай за ней.

– Кет.

– Тогда я поеду, – сказал с готовностью Джеб.

– Я убью тебя, сукин сын!

Джеб уставился на него:

– Не для себя, ты, осел. Для тебя.

Когда на следующее утро Слейд явился доложиться в кабинет Хардинга, он был трезв, но выглядел и чувствовал себя ужасно. И, выйдя с новым приказом, лучше себя не почувствовал.

Джеб ожидал его на плацу.

– Куда ты отправляешься?

– На север. Команчи Коцотека устраивают заварушку с поселенцами. Полагаю, армейским нравится, как я разговариваю с команчами. Во всяком случае, Хардинг считает, что я могу немного снять напряженность на Орегонской Тропе. – Слейду не слишком нравилось это задание. Он не хотел видеть больше ни одного команча.

Джеб, прекрасно понимая его, сочувственно хлопнул приятеля по плечу.

– Что ж, до встречи!

– Ладно, – Слейд сел на крапчатого, которого подвел ему мальчишка, и загадочно добавил: – Тебе понравится Нью-Мексико.

Озадаченный Джеб сдвинул шляпу на затылок и проводил его взглядом.

Теплый апрельский воздух ласково коснулся щеки Кэтрин. Она запрокинула лицо навстречу вечернему солнцу, вдыхая аромат весны. В нем смешался легкий сладкий запах полевых цветов и смолистая пряность сосновых иголок. Высоко в небе прокричал дикий гусь, и девушка проводила его взглядом.

Он казался таким отчаянно одиноким в этом бескрайнем голубом просторе. Какое-то пронзительное чувство: то ли горько-сладкие воспоминания, то ли ощущение собственного безысходного одиночества – заставило Кэтрин отвернуться. По правде говоря, ей надо было уже вернуться домой. Элизабет нервничала, когда Кэтрин уходила одна в эти долгие прогулки.

И как ни надеялась она, что Элизабет будет радоваться возможности побыть наедине с мужем, жена брата сердилась. В отличие от Кэтрин, Элизабет совершенно не понимала, как это хорошо побыть без людей.

Форд встретил сестру на дорожке неподалеку от дома. Его не обманула ее показная веселость, он понял, что Элизабет права в своих тревогах. За улыбками, смехом, разговорами скрывалась несчастливая душа. Он пошел рядом с Кэтрин и взял ее за руку.

Большая мозолистая рука Форда напомнила девушке Слейда. Кэтрин теперь все напоминало о Слейде. Она вздохнула. Форд слегка сжал ее пальцы.

– Все изменится к лучшему, сестренка.

– Я дома уже пять или шесть месяцев, – тихо отозвалась она. – Ничего не меняется.

Никакие доводы Форда не могли опровергнуть ничто не изменилось.

– Шей счастлива, – сказал он, зная, что Кэтрин считала это стоящим любой жертвы.

– Она была счастлива и до того, как я вернулась домой, – напомнила брату Кэтрин.

– Твой поступок был великодушным и бескорыстным. – Форд понимал, чего это стоило сестре, что это было самое тяжелое решение в ее жизни… и теперь она невыносимо страдала.

Кэтрин остановилась и повернулась к нему, продолжая сжимать его руку.

– Я дала Шей то, чего заслуживает любая маленькая девочка: мать с отцом и спокойный дом, где ее любят больше всего на свете. – Это было все, что Кэтрин хотела ей дать. – Тетя Ди и Дойл любят ее так же крепко, как я. Они дадут ей то, что никогда не смогла бы я.

– Я знаю, чего это тебе стоило, – грубоватым голосом повторил Форд. Они все знали это. – Проклятье, Кэт, – слова с досадой рвались у него с языка, – я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Меня нельзя назвать несчастной, Форд.

Но это была ложь, и они оба это знали. Правду говорили ее грустные глаза.

– Ты собираешься уехать отсюда? Да? – Он не мог смириться с этим. Он не хотел терять Кэтрин. Он никогда не говорил об этом, не желая наводить ее на эту мысль. Но Элизабет сказала, что Кэтрин нервничает, что ей плохо здесь, а несколько дней назад Кэтрин заставила их принять бумагу, подписанную ею, передающую ее права на половину фермы Форду с Элизабет.

– Мысль об отъезде приходила мне в голову, Форд, – призналась она. – Я люблю тебя и Элизабет, вы были добры ко мне, но, по правде говоря, в Нью-Браунфелсе меня ничто не держит.

– Но ведь это наш дом. Мы твоя семья. Мы с Элизабет и тетя Ди с Дойлом. И Шей, – теперь Шей считала Кэтрин тетей Кэт.

– У меня нет ощущения, что это мой дом. Я больше так не чувствую. И уже давно. – Кэтрин выпустила его руку и ладонью коснулась его щеки. – Мне надо найти свое место в жизни. Место, где я необходима, где никто, посмотрев на меня, не скажет: «А, это белая скво Убивающего Волков». Ты же знаешь, Форд, я старалась заново прижиться здесь, – тихо продолжала она. – Люди не хотят быть жестокими, но они никогда не смогут забыть сами и не дадут забыть мне моего прошлого.

– Мне очень жаль, Кэтрин. Проклятье! Очень жаль, – Форд чувствовал себя таким беспомощным. Семья сплотилась вокруг Кэтрин, а Дойл обаял кучу людей. Кэтрин не изгоняли из общества, но Форд знал, что она права. Возможно, если бы она вышла замуж, и у нее были свой муж и свои дети… но Кэтрин не проявляла интереса ни к одному мужчине и буквально отпугивала тех, кто осмеливался навестить их.

– Я не боюсь начать все сначала, Форд, – Кэтрин так хотелось успокоить его. – Это даже как-то увлекательно.

– Но куда ты поедешь?

– Думаю, на Запад. Там свободные земли. Можно купить. У меня есть деньги, которые ты заставил меня взять за ферму. И тетя Ди придумала несусветную ложь о каком-то наследстве, чтобы они с Дойлом могли дать мне еще денег…

– Ты уже говорила об этом с тетей Ди? – в голосе Форда прозвучала обида.

Кэтрин улыбнулась.

– Просто она догадалась раньше тебя. Вот и все.

– Даже с деньгами ты не сможешь сама обрабатывать землю, – запротестовал Форд.

Для этого нужен мужчина. Эта невысказанная мысль повисла в воздухе, но Кэтрин выпрямилась и расправила плечи, отгоняя ее от себя.

– Я всегда смогу нанять кого-то, чтобы сделали то, что мне надо. Так же, как делают мужчины, когда начинают дело. Я не беспомощная, Форд. Ты и тетя Ди не можете вечно оберегать меня. Хотя я понимаю, что вам этого хочется, – мягко добавила она.

Форд вспомнил, как она поехала на поиски Слейда, чтобы тот защитил его, и криво усмехнулся. Да, она понимала, что значит оберегать. Он перебрал в уме все доводы, которые приготовил, чтобы отговорить ее уехать, но понял, что приводить их бесполезно. Кэтрин уже решила. Как всегда.

– Когда ты собираешься ехать?

Кэтрин облегченно улыбнулась. Ей страшно не хотелось ссориться с Фордом.

– Как только мы с тобой выберем, куда мне ехать. Есть много всяких возможностей.

Она уже несколько недель тайком изучала правительственные объявления о земле под заселение.

Форд не успел ответить, как их позвала от дома Элизабет. Форд последовал туда и застонал:

– Элизабет шкуру с меня спустит за то, что я согласился на это.

Смеясь над его испугом, Кэтрин снова схватила его за руку и потащила к дому. Впервые за много месяцев у нее отлегло от сердца. Начать все сначала. Да, она сможет сделать это.

Через два дня после разговора с Фордом Кэтрин сидела на кухне у Ди и играла с Шей. Хотя сердце ее еще болело каждый раз, когда ей приходилось покидать малышку, боль эта становилась все менее острой. Кэтрин знала, что для Шей было лучше так, как она решила. Когда-нибудь девочка узнает правду о своем отце, но Кэтрин не сомневалась, что тетя Ди выберет подходящий момент. А пока Шей была всего лишь ребенком, любимой дочкой Ди и Дойла Шанли. А Кэтрин была ее тетей Кэт.

Кэтрин не была уверена, права она или нет, но знала одно: никогда не расскажет о том, что Шей не ее дочь. Правда ничего не даст, разве что лишит Шей надежной опоры, единственной, которая у нее была. Джин Пирсон, ее брат и их родители были мертвы. Если где-то и оставались родственники, вряд ли можно было ожидать, что они станут для девочки такой же семьей, как Ди и Дойл. Кэтрин не могла рисковать этим.