Розалинда Лейкер - Позолоченное великолепие

Изабелла медленно прислонилась к стене рядом с занавеской. Должно быть, он вспомнил ее, раз бросил на дом последний взгляд. Если бы ей захотелось, она в любое время

смогла бы вызвать его под тем предлогом, что креслу требуются переделки. Но даже если она не опасалась, что он разгадает ее хитрость, ей было бы трудно снова вынести его полный жалости взгляд.

Ей обязательно следует выздороветь и сбросить с себя эту беспомощность. Он увидит ее снова, только когда она сможет шагать пружинистой походкой.

Изабелла вздрогнула, поняв, что поднялась с кресла и подошла к окну без чувства страха или предосторожности впервые с тех пор, как ее вынесли из кареты после приезда в Йоркшир. Кресло, ставшее надежным прибежищем, потеряло свою власть над ней.

Однако эту власть сменили чары совсем другого рода, только более сильные.

Томас видел Изабеллу еще два раза, хотя они и не встречались. Но она так и не догадалась о его присутствии. Первый раз случился вскоре после того, как она послала за ним. Он снова пришел в дом, помогая товарищу по ремеслу принести из мастерской в верхний салон только что отремонтированный стол. Оба выходили через галерею, когда Томас заметил Изабеллу в нижнем холле. Раньше там был неф средневекового монастыря, по обе его стороны все еще стояли колонны из камня, как раз за них держалась Изабелла, ища опоры. Она перебиралась от одной колонны к другой, изо всех сил стараясь пересечь холл без посторонней помощи. Томас догадался, что она вряд ли обрадовалась бы, если бы ее увидели в столь беспомощном состоянии, и из уважения к ней не остановился, а торопливо спустился по лестнице вслед за своим товарищем. Но он заметил ее храброе поведение и пожелал ей самого лучшего.

Следующий раз он увидел ее, сидя в телеге, которая выезжала из имения. Томас воспользовался удачным случаем — кучер как раз держал путь в Отли. Изабелла оказалась довольно далеко и гуляла в обществе обитателей дома. Конечно, девушка опиралась на руку сэра Роуленда и шла медленно, но она, видно, стояла на ногах тверже прежнего. Она смотрелась хорошо даже издалека. На ней было тонкое светлое платье, кринолин с боков был перехвачен лентами вишневого цвета. Чепчик под широкой соломенной шляпой скрывал волосы и, хотя она отдавала дань распространенному капризу моды, он смотрел на это без удовольствия, считая, будто ему выказывают личное пренебрежение, лишая возможности увидеть ее без чепчика. Когда телега с грохотом выкатила за боковые ворота, он думал о том, с каким удовольствием снял бы этот чепчик с красивой головы Изабеллы Вудли в укромном месте и позволил бы свободно ниспадавшим волосам обвивать свои руки.

Его отпустили с работы на некоторое время, что должны были сделать еще давно. Джон Чиппендейл упал с лестницы, ушиб руку, и Томас отправлялся домой взглянуть, как выздоравливает отец. Домой? Нет, он больше не считал это место своим домом. Однако во время своего пребывания там, которое, как он надеялся, долго не продлится, он сообщит новость о том, что вскоре собирается покинуть Ностелл и направиться в Йорк, уже много лет как ставший процветающим центром ремесел и производства.

Йорк. Он был еще восьмилетним мальчиком и говорил на диалекте, когда отец на фургоне отправился в этот прекрасный город. С тех пор он там ни разу не был. Но он хорошо помнил, какое волнение его тогда охватило. Пока они ехали вдоль Миклгейта, Томас только и слышал, что стук колес о мостовую, которая пролегала меж высившихся по обе стороны домов, грохот от разгрузки тяжелых вещей, крики уличных торговцев, голоса спорщиков, громкий смех тех, кто нетвердой походкой выходил из таверн и пивных. Но все это заглушал звон колоколов кафедрального собора. Однако посреди всего этого шума и гама его слух уловил знакомый звук. С разных улочек и из невзрачных домом в переулках раздавался нескончаемый стук ткацких станков. Он каждый день слышал этот стук в коттеджах и лачугах Отли, где, как и в других частях Йоркшира, целые семейства ткали шерстяные ткани или обрабатывали их, чтобы кое-как перебиться. Хотя Томас был очень молод, он сделал не один челнок ткацкого станка за то раннее время обучения в семье, которое дало отличные навыки для более сложной работы в будущем. Он часто наблюдал за тем, как отец чинил ткацкий станок для какой-нибудь вдовы или другой женщины, в доме которой не было мужчины. Но в тот день они с отцом приехали в Йорк не для того, чтобы возиться с ткацкими станками. Обоих ждали более важные дела — они направлялись в лесной склад, где Джону предстояло отобрать лучшую древесину, какую он ранее не покупал. Многие годы он занимался привычной работой в богатых домах, но на этот раз ему предстояло выложить новый пол в гостиной большого особняка. Он выпятил грудь от такой чести, пока с важным видом ходил по лесному складу, осматривая то один штабель досок, то другой, не подозревая о том, что позади него юный Томас ходит с таким же видом, временами по-мужски сплевывая в опилки. Он сам изобрел это новшество, от которого мать была бы не в восторге. Когда древесину, наконец, отобрали, начались обычные споры о цене. Томасу стало скучно, он решил заглянуть под другой навес с высоким потолком, где еще не бывал. Старый рабочий, опасаясь, как бы мальчишка не выкинул какой-нибудь трюк, шаркающей походкой приблизился к нему и взирал на него недружелюбными глазами.

— Что тебе надо? Ничего не трогай, слышал? Ничего.

Томас не ответил, он вдыхал приятный аромат дорогой древесины, сложенной здесь, и лишь пожал плечами, давая понять, что слышал слова рабочего. Не без любопытства огладываясь вокруг себя, он начал разгуливать меж штабелей. Он узнал ореховое дерево, считавшееся модным среди тех, кому было по карману приобрести его. Отец нечасто имел дело с каким-нибудь из этих видов красивой древесины. Кресла, шкафы и столы для местных заказчиков Джон Чиппендейл делал из прочного дуба, бука или тиса. Однако совсем недавно один адвокат из Отли заказал колыбель для своего первенца из орехового дерева, результат оказался достойным похвалы — яркий цвет и оттенки этого предмета мебели радовали глаз.

Продолжая разгуливать и делая вид, что не замечает ковылявшего за ним старика, Томас заметил липу, которая хорошо поддавалась резной работе, а также множество другой древесины; он догадался, что та используется столярами-краснодеревщиками для инкрустации и строительства, хотя он и не знал, как она называется. Тут он заметил несколько коротких и неровных кусков темного дерева, которое прорезали полосы кремового цвета и розоватых оттенков. Мальчик пришел в восторг. Забыв о предостережении, он с благоговением провел пальцами вдоль одного куска этого светившегося дерева с трещинами.

— Ой! — Охваченный благоговейным страхом, он издал старое доброе йоркширское восклицание, которое могло значить что угодно — все зависело от того, каким тоном его произносить. — Что это такое? Оно станет красивым, если его хорошо отполировать.

Страж древесины, уже было собравшийся дать маленькому дьяволенку затрещину за непослушание, сменил гнев на милость, заметив столь неподдельный интерес мальчика. Он ответил мягче, чем собирался:

— Это эбеновое дерево.

Томас удивленно посмотрел на него.

— Не может быть. У эбенового дерева черный цвет.

Мальчик знал это, ибо видел шкатулку для рукоделия, которую чинил его отец.

— Не всегда. Некоторые стволы внизу того штабеля настоящего песочного цвета, но это адское дерево, можешь поверить мне. В нем водятся гнилые пазухи, и как только его спилят в этих огромных лесах за океаном, в нем появляются большие трещины и оно раскалывается вдоль, как те деревья вон там, самое большое ярд с хвостиком в длину. Вот почему эбеновый шпон делается из маленьких кусочков и даже тогда он будет испещрен трещинами шириной в ниточку, каким бы искусным ни был фанеровщик в своем ремесле.

Старик видел, что мальчик слушает внимательно, и стал еще любезнее.

— Поверь мне, парень, сюда за древесиной приезжают лучшие мастера Англии, нет, со всего мира. Плотники в Лондоне думают, будто они центр вселенной, но могу в любое время поспорить на свой последний шиллинг, что наши йоркширские столяры-краснодеревщики лучше них.

Томас не подвергал сомнению такое хвастовство, ибо был приучен гордиться своим графством.

— А что это за деревья? — любознательно спросил он, ухватившись за неожиданную возможность выйти за пределы знаний, полученных в мастерской отца. Он чуть не подпрыгнул, когда рабочий поплелся дальше и указал в сторону еще нескольких штабелей.