Ее юбки развевались, когда она торопливо сошла по ступенькам и направилась к воротам. Ворота скрипнули, повернувшись на петлях, когда она отворила их и зашагала по дорожке.
— Томас! — позвала она. — Томас!
Он обернулся и увидел ее. Его лицо просияло от радости, и ей показалось, будто время снова вернулось вспять и она бежит ему навстречу через лужайки, чтобы встретиться с ним под деревьями у озера в Ностелле.
— Изабелла! — Он бросился ей навстречу и взял ее за протянутые руки. — Откуда ты появилась, моя дорогая девочка? Какой чудесный сюрприз!
Девочка! Он назвал ее девочкой, а в следующий день рождения ей стукнет пятьдесят семь лет, а ему в июне исполнится пятьдесят девять.
— Том сказал мне, где тебя найти, — сказала она, когда он поцеловал ей руку, щеку и обнял ее. Как она и ожидала, он выглядел намного старше, его лицо исхудало, но он оказался одним из тех счастливчиков, у которых уцелели волосы на голове, хотя и поредели. В ее глазах он почти не изменился с тех пор, как она в последний раз виделась с ним. Никогда в своей жизни она не встречала мужчину с такими изумительными глазами цвета черного оникса. Она любила его до сих пор, но не так, как Оуэна, ставшего для нее страстным увлечением. Но Томас занял в ее сердце место, откуда ничто не могло его вытеснить.
— Пойдем в дом, — сказал он, предлагая ей руку. — Здесь слишком холодно. Останься и отобедай вместе со мной. Мне хочется побольше узнать о тебе. Как поживает твой муж? Где твоя дочь?
Ее поразил неряшливый вид слуги, но это было ничто по сравнению с тем, что она увидела в доме. Она уже была готова увидеть запустение, но, оказавшись в гостиной, она с изумление стала оглядываться вокруг себя. Она ожидала увидеть здесь сверкающую мебель из дорогих пород древесины, шелковую обивку, золоченую бронзу, серебристые дверные ручки и красивые зеркала. Вместо этого у простых белых, обшитых панелями стен стояла знакомая ей мебель, которую он изготовил в молодости, пока работал в Йорке. Он создал видимость комфорта, расставив по обе стороны камина два кресла с широкими сиденьями и спинками из красного дерева, которые словно сошли со страниц «Путеводителя». Кресла были обиты темно-зеленой кожей. Он взял у нее накидку еще в прихожей. Она дрожала, ибо дымивший камин почти не излучал тепло.
— Тебе холодно, — озабоченно сказал он. — Посиди у камина. Скоро я растоплю его как следует.
Он действительно развел хороший огонь, подбрасывая поленья в середину камина, где тлели угли, и скоро в комнате стало светло и тепло. Он налил ей рубинового цвета вина в бокал, на его ободке отразился свет огня. Томас наполнил и свой бокал, сел в кресло напротив нее и перекинул ногу на ногу. Сначала они говорили о Кэтрин, он рассказал, с какой огромной стойкостью она переносила страдания и сколь быстро и мирно отошла в мир иной. Затем оба обменивались разными новостями. Томас жадно слушал все, что Изабелла рассказывала о своей жизни за истекшие годы, он хотел узнать подробности о событиях, приведших к конфликту, который колонисты предпочитали называть войной за независимость
— Нам пришлось оставить все свое имущество. Насколько я понимаю, оно пойдет с молотка на аукционе, как и все, что принадлежит противникам независимости от Англии. По крайней мере, секретер из уорфдейлского дуба, который ты изготовил для меня, обрел хороший дом и никогда не будет продан с аукциона какому-нибудь иностранцу.
Он давным-давно забыл об этом секретере. Наблюдая за ней, он задавался вопросом, нашла ли она ту розу в потайном отделении внутри скрытого ящика. Он пришел к заключению, что не нашла. Ее глаза ничего не говорили, а Изабелла не смогла бы скрыть такую находку.
— Почему ты так считаешь? — спросил он.
— Я подарила его служанке, которая будет дорожить им до конца своих дней. Ее муж ночью перевез его в свой дом всего за несколько часов до того, как привели в исполнение приказ о конфискации. Она англичанка, которую отправили в колонии за воровство, когда она была еще ребенком девяти лет. После того как она отработала двадцать лет слугой без оплаты, она выбрала себе занятие по собственному усмотрению, вышла замуж за садовника. В конце концов, они с мужем стали работать на нас. Ты не догадался, кто она? Томас, ее девичья фамилия Барлоу. Полли Барлоу из Отли, друг твоего детства.
Вспомнив Полли, он закрыл глаза. Перед его мысленным взором возникло лицо напуганного бездомного ребенка.
— Полли, — задумчиво повторил он. — Ну и ну! Однажды я вырезал для нее куклу из грушевого дерева.
— Она рассказывала мне об этом. Когда она узнала, что у нас в доме есть мебель, сделанная твоими руками, то начищала ее до блеска и, как никто, ухаживала за ней. Что же до секретера, то, узнав, что он изготовлен из йоркширского дуба, она, как и я, вспомнила знакомые места. Раз я застала ее за тем, что она стояла перед секретером на коленях, прижалась к нему щекой и рыдала от тоски по дому. Однако когда ей и ее мужу подвернулась возможность вернуться вместе с нами, оба решили остаться. Они чувствуют, что их место в новой стране. К тому же на этой земле выросли их трое детей. Полли передала тебе свои поклоны. Она просила передать, что секретер из уорфдейлского дуба навсегда останется в ее семье, будет переходить в наследство из поколения в поколение.
Томасу все это очень понравилось. Если Полли и найдет когда-нибудь эту розу, то его замысел не пропадет даром. Она была любовью его детства.
Когда они с Изабеллой наконец сели за обед, то их угостили не очень аппетитной едой. Ростбиф подгорел с внешней стороны и оказался сырым и жестким, тушеные овощи превратились в кашицу, а в подливку забыли добавить соль.
Обычно он не обращал внимания на то, что ел, но на этот раз он пришел в отчаяние от плохой еды.
— Изабелла, боюсь, что старик Роберт — плохой повар.
Изабелла решила, что пора говорить откровенно.
— Он также неспособен поддержать чистоту в доме. Почему ты взял его?
— Много лет назад он нанялся у меня на работу, тогда моя мастерская находилась у церкви Св. Павла. Я обнаружил, что удача изменила ему незадолго до того, как я решил переехать. Я подумал, что так он найдет крышу над головой, а я обрету слугу.
Она вздохнула, покачала головой и улыбнулась ему.
— Тебе следовало поручить ему простые дела, а себе взять умелую домоправительницу.
Он улыбнулся ей.
— Не сердись на меня. Сейчас мне много не надо. У меня есть книги, я развлекаюсь тем, что рисую птиц, деревья и ландшафты для собственного удовольствия и больше не думаю, как все это должно выглядеть на мебели. Я катаюсь верхом по сельской местности и прогуливаюсь, когда у меня есть настроение.
Она взяла его руку.
— Разве тебе не одиноко? — очень серьезно спросила она.
Томас состроил кислую гримасу.
— Если ты спрашиваешь, тоскую ли я по бурной деятельности, то отвечу утвердительно. С меня хватит раболепства, которого ожидают от ремесленника, имеющего дело с аристократами и знатью. Мне все это надоело, мне больше не хотелось унижаться ради того, чтобы получить деньги, которые и так причитались мне. Знаешь, незадолго до ухода на покой я полностью перестал работать в Херевуд-Хаус только после того, как добился оплаты крупного счета. Должен сказать, что это здорово расстроило планы его светлости! Но я обнаружил, что все-таки достиг предела своих возможностей. Если требовать оплаты заказа до его выполнения, то дело погибло бы не только для меня, но и для моего сына. А я не имел права рисковать будущим сына. Так что Том сейчас работает в фирме «Чиппендейл и Хейг». Как и в мое время, он не знает отбоя от заказов. Я сделал правильный шаг и верно выбрал время. В этом отношении моя совесть чиста.
Позднее, когда они вернулись в гостиную, Изабелла спросила, почему он не взял с собой часть хорошей мебели с улицы Св. Мартина.
— Не понимаю, как ты можешь жить без нее, — с удивлением заметила она.
— Мой дом стал выставкой мебели для важных клиентов, которые туда захаживали. Здесь меня устраивает более простая мебель, которая связывает меня с йоркширскими корнями. Я не могу расстаться с ними.
Она распрощалась с ним, пообещав, что снова приедет к нему, когда в следующий раз окажется в Лондоне, хотя и не ведала, когда такое может произойти. Ее ждут заботы в новом йоркширском доме, а Оуэн будет занят делами имения. Оба понимали, что могут пройти месяцы, прежде чем их пути снова пересекутся.