В одном часе шестьдесят минут. Шестьдесят минут равняются трем тысячам шестистам секундам.
Три тысячи шестьсот секунд навсегда изменили мою жизнь. Жизнь, в которой больше не было Клем.
Клементине Хантер был двадцать один год, восемь месяцев и двенадцать дней, когда ее не стало.
Мое личное солнце закатилось навсегда.
Эпилог
Рано утром я выхожу из дома и, стоя на крыльце, смотрю на водную гладь озера.
Меня зовут Лукас Хантер, мне тридцать пять лет и я вдовец. Дважды. Так начинается каждый мой день.
Однажды Клем сказала мне, что мечтала жить здесь и встречать новый день именно так.
Это для тебя, родная.
Скоро проснется Лили. Я приготовлю дочери завтрак, а потом мы поедем к мамочке. Я пообещал ей. Сегодня тринадцатое августа, день рождения Клем. Сегодня ей исполнилось бы двадцать семь лет.
Вчера мы с Лили весь вечер делали открытку для Клем. Дочка очень старалась, желая, чтобы подарок понравился маме.
Но пока у меня есть немного времени, я достаю изрядно истрепавшейся сложенный лист бумаги. Это письмо Клем. Я не знал о его существовании, пока однажды, приблизительно через неделю после похорон, не приехал Тим и передал его мне. Клем просила его сделать это, если с ней вдруг что-то случится.
Я прочитал его несколько раз, пока мои слезы беспрепятственно капали на бумагу, из-за чего теперь чернила кое-где размыты. Но знаете, в последние месяцы я не часто его перечитываю — боюсь, оно совсем истрепается.
В тот день, когда я получил послание от Клем, я сел в машину и отправился к Стивенсам. Мэри и Льюис забрали малышку к себе, потому что я не мог заставить себя сделать это. Мне казалось, что я умер вместе с Клем. Но она сама напомнила мне, что это не так.
Я забрал дочку домой, чтобы больше никогда с ней не разлучаться.
Мой взгляд пробегается по строчкам, которые давно выучил наизусть.
Говорят, время лечит. Так вот — всем скептикам в мире — это правда. Боль от потери тускнеет со временем. Она как шрамы — они затягиваются, но не исчезают, и, глядя на них, вы помните, как они появились.
Потеря Клем – шрам на моем сердце. Он затянулся, но никогда не исчезнет. Да я бы и не хотел этого.
Иногда в утреннем тумане, что стелется над озером, я вижу ее. Ее прозрачный силуэт, солнечную улыбку. До моего слуха доносится ее смех, который приносит прошлое. Но когда туман рассеивается, она исчезает.
Я закрываю глаза и воскрешаю в памяти наше лето. Клем раскидывает руки, и солнечные лучи играют на ее лице.
«Я бы хотела стать птицей и взлететь высоко-высоко».
Я верю, что у тебя получилось, Клем.
Позади слышатся тихие шаги и, раскрыв глаза, я оборачиваюсь.
— Привет, Пчелка.
Я улыбаюсь дочери, и она отвечает мне тем же. Недавно у Лили выпал первый молочный зуб, и теперь на его месте пусто.
Дочка – вылитая Клем, хотя некоторые и говорят, что у нее мои губы, но не верьте. Лили гордится тем, что похожа на маму. Она часто говорит, что мама была красивой.
Лили взбирается ко мне на руки, обхватывая своими ручонками мою шею.
— Мы уже можем поехать к мамочке?
Из-за отсутствия переднего зуба она немного шепелявит, и это забавно.
— Скоро, солнышко, — я поднимаюсь, держа ее крепко, и направляюсь к двери. — Давай сначала приведем себя в порядок. У мамы день рождения, нам следует быть нарядными.
Лили согласно кивает, и я целую ее в нос.
Легкий порыв ветра ощущается на коже, хотя утро и тихое. Чувствую запах мяты и лимона — легкий, едва уловимый. Такое порой происходит, я уже привык к этому. Кто-то скажет, что я сошел с ума, но я знаю — это Клем. Так она дает понять, что она по-прежнему рядом. Присматривает за нами.
В наших сердцах Клем будет жить вечно.
Письмо Клем
«Дорогой Люк.
Не знаю, веришь ли ты в провидение, сама я никогда не задумывалась над этим, но проснувшись несколько минут назад, поняла, что должна написать это письмо.
Ты сейчас в мастерской, работаешь над кроваткой для ребенка, думая, что я сплю. Да, я знаю о кроватке, хотя ты и хотел сделать мне сюрприз. Прости за это, но я любопытная. Это не исправить.
Сегодня один из дней, которые мы называем плохими. Но мое «сейчас» — это твое прошлое, и думая об этом, мне становится грустно. Потому что если ты читаешь это письмо – значит меня больше нет, и мое предчувствие меня не подвело.
Знаешь, это будто писать себе в будущее, которого у меня никогда не будет. Это жутко.
Не думай, что я хотела оставить тебя, нет. Это письмо как мое напутствие, и я надеюсь, что ты прислушаешься к моим словам.
Первое, о чем тебя попрошу — не закрывайся больше от мира. Не ради себя, и даже не ради меня — ради нее.
Ах, да — это девочка. Знаю, мы не хотели узнавать пол раньше времени, но ты ведь помнишь о моем любопытстве? Я спросила у доктора Свен — прости и за это.
Мне больно от мысли, что меня не будет рядом, когда она будет расти. Больно, что меня не будет с вами. Но я спокойна, зная, что у нее есть ты. Я верю тебе, Люк, и знаю, что ты не подведешь. Ты будешь лучшим отцом для Лили.
Ты ведь назовешь ее так?
Однажды в вашей жизни появиться женщина — позволь ей стать частью вашей семьи. Ты не будешь грустить вечно, Люк, а Лили нужна будет мать.
Рассказывай ей обо мне. Говори, как сильно я ее любила. Я ни о чем не жалею, знаешь, и даже будь у меня возможность, ничего бы менять не стала.
Мне грустно, что меня не будет рядом, когда у нее выпадет первый зуб, когда первое катание на велосипеде завершиться неудачей, а меня не будет, чтобы утешить ее. Что в день ее первого бала, первого свидания и свадьбы я не смогу быть там. Потому — говори ей обо мне, Люк, и будь с ней за нас двоих.
Любящая всем сердцем Клем (не Клементина) Хантер.
P.S. Надеюсь, что мое предчувствие подведет меня, и ты никогда не увидишь это письмо. Да, я надеюсь…»
Ты запомни меня такою:
Лето, море, цветы, ракушки…
Я держала весь мир в ладонях.
И любила твои веснушки.
Ты запомни меня такою:
Осень, дым, и гремит гроза…
Обнимала весь мир рукою.
И любила твои глаза.
Ты запомни меня такою:
Ночь, зима и стихов страницы…
Наполняла весь мир собою.
И любила твои ресницы.
Ты запомни меня живою –
А не ту, что взяла могила…
Свою тайну тебе открою:
Больше жизни тебя любила.
Мадина Себиханова