Марина Линник - Правдивая ложь

– Простите, госпожа, – виновато опустил глаза шут. – Я места себе не нахожу целый день. Это страшная трагедия. Мне… мне будет очень недоставать тех веселых дней, которые мы проводили с моим господином…

– Так тебе есть что мне рассказать? – прервала его Габриэлла, от волнения теребя в руках платок и не обращая внимания на причитания шута.

– Да, моя госпожа, – мгновенно став серьезным, ответил тот. – Дело темное и непонятное, я вам скажу. После произошедшего с вашими родителями несчастья гости один за другим начали спешно покидать замок, как крысы тонущий корабль. Я ходил по опустевшим коридорам, как привидение, и никак не мог найти покоя своей израненной душе…

– Опусти лирическое отступление, Буффон, и начни с главного.

– Я уже как раз подошел к нему, моя госпожа… Я бродил по замку и вдруг услышал какой-то шепот. Вам известно мое любопытство, госпожа, поэтому мне ужасно захотелось узнать, кто эти люди и о чем говорят. Я постарался приблизиться к ним как можно ближе и тише, но проклятый наряд все испортил. Единственное, что мне удалось заметить, так это то, что говоривших было двое: аббат и еще какой-то монах. Они говорили так тихо, что различить слов я не мог. Но в последний момент перед тем, как я обнаружил свое присутствие, отчетливо прозвучало следующее: «…и чтобы к вечеру инквизитор был здесь…». Но потом, услышав звон моих колокольчиков, они смолкли и быстро разошлись в разные стороны.

– Зачем аббату Ширизу понадобился инквизитор в замке? Что может быть общего между смертью моих родителей и приездом этого человека? – задумчиво проговорила девушка.

– Я не знаю, госпожа… Хотя… Смерть ваших родителей произошла при таких странных обстоятельствах, что, вероятнее всего, аббат захотел докопаться до истины.

– С помощью инквизитора? – усмехнулась Габриэлла. – Не смеши! Отец не раз спасал несчастных, которые имели неосторожность попасть в лапы к этим изуверам, от несправедливого суда.

– Осторожно, моя госпожа, – опасливо косясь на дверь, предупредил ее Буффон. – Даже стены имеют уши.

– Кстати, об ушах… Я давно подозревала, что ты не так глуп, как старался показать.

– Возможно, госпожа, – уклонившись от прямого ответа, сказал Буффон.

– Тогда ответь мне: зачем отец две недели назад ездил в Париж? Его отъезд был таким неожиданным, что удивил всех нас.

– Хорошо, моя госпожа. Я расскажу вам все, не тая. Тем более что сейчас уже нет необходимости скрывать правду… Вы, наверное, заметили, что ваш отец, герцог де Карруаз, в последние недели был очень задумчив и рассеян. Какая-то тайная мысль не давала ему покоя. Что-то мучило его. Однажды я набрался смелости и прямо спросил его об этом. Сначала он молчал, но потом… Я не буду передавать все подробности нашего разговора, госпожа. Теперь это уже ни к чему. Скажу только одно: последствия разговора были таковы, что на следующее же утро мы уехали в Париж. Там ваш отец сделал одну вещь, которая, возможно, и послужила причиной его гибели. А может, гибель он и предчувствовал, поэтому-то и поехал в Париж.

– Ты говоришь загадками, Буффон.

– Терпение, моя прекрасная госпожа, терпение, – ответил шут и достал из-за пазухи небольшой свиток, скрепленный печатью герцога.

– Вот, возьмите. Герцог приказал хранить его, как хранят талисманы или обереги от злых чар, и отдать вам только в случае своей кончины.

Габриэлла осторожно взяла свиток и дрожащими руками развернула его. Это было завещание, написанное герцогом собственноручно две недели назад. Согласно ему, половина имущества, которым он владел, переходила в руки младшей дочери, а вторая половина – в руки Филиппы, но только при условии ее замужества. Если такового не случится, то ее доля наследства переходила также к Габриэлле.

– Но почему отец решил изменить свое завещание? – прочитав документ, изумленно воскликнула девушка. – Ведь согласно старому завещанию, после моего замужества хозяйкой в замке должна была остаться Филиппа!

– В этом-то и кроется главная причина странного поведения герцога. Ваш отец знал о намерении вашей сестры уйти в монастырь.

– Да, я знаю это. Мы с сестрой не раз беседовали на эту тему. Но почему отца это так беспокоило?

– А она вам не рассказала, что для вступления в монастырь ей нужно принести некий… дар?

– Дар? Я не понимаю.

– Она должна пожертвовать свое состояние или свою долю наследства, чтобы поступить в избранный монастырь.

– Нет, этого я что-то не припомню… Я только знаю, что отец сильно разгневался на Филиппу, когда узнал о ее намерении… Так вот почему они повздорили и почему отец накричал на нее, – задумчиво проронила Габриэлла. – Я тогда долго не могла понять, почему отец так странно ведет себя по отношению к сестре: избегает ее, а когда они встречаются, то сурово смотрит на Филиппу, не произнося при этом ни слова.

– Теперь вы понимаете, зачем он изменил завещание.

– Я…

И тут в дверь постучали.

– Кто там? – громко спросила девушка.

– Госпожа, господин аббат ожидает вас в зале, – сказала Арабель, войдя в комнату и легко поклонившись.

– Хорошо, я иду, – Габриэлла обернулась к Буффону. – Наш разговор сохрани в тайне. О новом завещании никто не должен знать. Пока не должен… И смени одежду. Не думаю, что мне понадобится шут в ближайшее время. А вот твой ум, смекалка, хороший слух и острое зрение – точно будут необходимы.

– Вы искали меня, дочь моя? – вставая со стула, стоявшего возле камина, спросил аббат входившую в полутемную залу Габриэллу. Он жестом пригласил девушку занять ближайшее к нему кресло.

– Да, господин аббат, – Габриэлла слегка кивнула головой в знак приветствия и присела. Удобно устроившись, она посмотрела на собеседника в упор.

– Может быть, вы все-таки объясните, зачем я так срочно вам понадобился, дочь моя? – прервал затянувшееся молчание аббат Шириз. – Воистину, сказать по правде, я не совсем…

– Вы правы, господин аббат, – перебила его Габриэлла, поднявшись. – Вам, безусловно, надлежит знать причину моего столь неожиданного зова. Хотя вначале мне хотелось бы услышать то, о чем вы предпочли умолчать.

– Клянусь небом, вы говорите непонятные для меня вещи, дорогая Габриэлла, – аббат удивленно посмотрел на девушку.

– Господин аббат, это притворство ни к чему…

– Дочь моя! – возмутился ее собеседник.

– Прошу вас… пожалуйста, не перебивайте меня. Пока я еще хозяйка в замке.

– Надолго ли, – иронично заметил аббат вполголоса.

– Будьте уверены, что да, – расслышав его едкое замечание, ответила девушка.

– Дорогая Габриэлла, – сменив тактику, любезно произнес аббат, – к чему все эти разговоры? Вы устали, опечалены, и не только смертью своих родителей, но и отъездом мужа… Но Господь не оставит вас, а в моем лице вы найдете верного советника и надежного защитника.

– Благодарю вас, аббат Шириз, но вы уже и так достаточно сделали для нас. Я и моя сестра весьма признательны вам за поддержку. Поэтому не сочтите за грубость, если я скажу, что в дальнейшем мы предпочли бы действовать самостоятельно, без чьей-либо помощи.

– Ваша сестра очень болезненно переносит кончину родителей, – не обратив внимания на ее слова, проговорил аббат. – Мне бы хотелось утешить бедное дитя, помочь ей преодолеть горечь потери.

– Это очень большая утрата для нас обеих, – дрогнувшим голосом ответила Габриэлла. – Родители были для нас всем. Смерть братьев сплотила нас, и вот теперь…

Слезы заструились из ее прекрасных глаз. Не в силах справиться со своими эмоциями, девушка отвернулась от аббата. Тот, в свою очередь, почтительно молчал, понимая, что сейчас слова принесут мало утешения убитой горем Габриэлле. Он дал девушке время, чтобы немного успокоиться и взять себя в руки. Когда слезы иссякли и наступило усталое оцепенение, девушка повернулась и вновь поглядела на сидевшего поодаль человека.

– И все же, как ни велико это горе, я считаю, что Филиппе лучше побыть одной.

– Это только ухудшит ее состояние, дитя мое. Поверьте мне, она нуждается в нашей помощи и в помощи Господа нашего. Ее вера пошатнулась. А ведь только вера может помочь нам преодолеть все земные тяготы и горести. Тем более, если верить завещанию покойного герцога, в скором времени она станет полноправной хозяйкой замка…

– Откуда вам известно про завещание, господин аббат? – пытливо посмотрев на него, осведомилась Габриэлла.