Эмилия Остен - Преданность и предательство

Пока что на столе имелись лишь закуски, но и ими можно было накормить небольшую армию: лук зеленый и репчатый, салат, тунец, перепелиные яйца с рутовым листом, несколько видов сыров, оливки, лучший белый хлеб, выпеченный в открытых печах, улитки в лимонном соусе, что–то еще, все охватить взглядом и запомнить было невозможно. Лар Элий и его ветераны предпочитали простую пищу, к какой привыкли во время службы: мясо, какое удавалось добыть, пшеничная каша, полба, мангольд, ячмень, твердый козий сыр, хорошее, но недорогое вино. Сейчас в лагере готовили жены ветеранов, а они по большей части были из даков, так что пища стала еще более простой, хотя и разнообразной: овощи, ягоды, фрукты. Римская Дакия, теперь уже просто Дакия – страна благодатная.

Вино, кстати, на столе оказалось отменное.

– Греческое, – поднял бокал Тит, отвечая на незаданный вопрос. – Понт в последнее время – место неспокойное, греки–торговцы стали больше продавать нам.

Лар Элий молча отсалютовал скифосом. Луций же принялся оживленно обсуждать с хозяином достоинства и недостатки греческих вин и обстановку в окружающих землях. Кажется, Тита больше интересовала политика, а вот Луция – качества вин. Лар Элий слушал внимательно, но сам участия в разговоре не принимал. Не стоит пока: как бы там ни было, он – предводитель римлян, его слово – слово командира. Не нужно давать возможности поймать себя на слове. Лар давно не вникал в политические хитросплетения. Занимаясь простыми и понятными делами лагеря, он оставил все вопросы общения с внешним миром на усмотрение Луция Веллия Рустика. Кажется, теперь придется самому разобраться во всем, неизбежно придется. Времена меняются, времена меняются.

Подоспела перемена блюд, а Луций по–прежнему обсуждал вина, не забывая об улитках, оливках и прочих видах на урожай. Слуги ловко и почти незаметно подали главные блюда: рыбу, устрицы, тушеное вымя свиньи, жареную и тушеную в меду птицу, несколько видов вина, свежее пиво. Лар взял скифос, только что наполненный слугой рубиновым вином, и пригубил. Вино оказалось неразбавленным. Крепкий народ эти даки. Подцепив обратной стороной серебряной ложки кусок тушеного вымени, Лар поместил его точно в центр тарелки и задумался. Есть уже совершенно не хотелось, вино, хоть и крепкое, не принесло облегчения. Становилось скучно.

Нежная, как дуновение ветерка, ткань коснулась плеча Лара Элия, повеяло тонкими духами, солнцем и виноградом. Он не успел оглянуться, как в поле зрения оказалось изящное запястье, охваченное тяжелым створчатым браслетом из серебра, украшенного золотой финифтью; длинные пальцы без колец придержали ткань туники, черной, как небо над головой. Высокая, бледнокожая, прекрасно сложенная девушка в шелковой тунике и серебристо–переливчатом гиматии села в ногах Тита Патулуса. Она слегка улыбнулась, одними уголками губ, легким естественным жестом поправила иссиня–черный локон, изящно спадающий на шею из высокой прически, украшенной драгоценной диадемой.

– Отец. – Девушка склонила голову перед Титом Патулусом. – Клев Лонгин. – Тут она гордо вздернула подбородок и едва наметила поклон.

Вождь даков тяжело завозился на своем ложе, но его лицо, загорелое и изрезанное морщинами, расплылось в довольной улыбке.

– Ты уже встречался с моей дочерью Титанией, Лар Элий Север, но тогда она была еще слишком юна для официального представления. Теперь же самое время это исправить. Позволь представить тебе Титанию Корву, мою дочь и наследницу.

Титания снова улыбнулась. В ее глазах был лед и черный огонь, угроза, страсть и еще что–то… неназываемое.

Лар Элий одним глотком отхлебнул почти половину неразбавленного вина, снова заботливо подлитого слугой в его скифос.

Подали десерт: фрукты, виноград, каштаны, молодой мед. Тит Патулус счел, что можно перейти к делу.

– Итак, Лар Элий Север, слышал ли ты последние новости? – тоном, который можно было бы счесть светским, если бы не некоторое напряжение в голосе, поинтересовался вождь даков.

– Из метрополии? – Лар покрутил в руках крутобокое яблоко и отложил на тарелку. – Слышал, торговцы продолжают ездить, несмотря на то что Рим нас покинул.

– Нет. – Тит махнул рукой. – Из метрополии – это все слышали. С востока.

– Оттуда не может быть новостей, только слухи. – Лар Элий не любил обсуждать слухи, полагая это бессмысленной тратой времени.

Клев Лонгин, до сих пор молча и мрачно рассматривавший свой скифос, вдруг вскочил с ложа и отшвырнул сосуд, расплескав вино.

– Римлянин! – рявкнул он. – Твое высокомерие – отголосок былого величия! Здесь больше нет вашей власти.

Лар Элий снова взял яблоко, внимательно изучил фрукт и откусил солидный кусок.

– Высокомерие, дак? – Лар пожал плечами. – Это всего лишь правда. С востока до нас доходят только слухи. Вряд ли кто–то из вас побывал за горами, и оттуда никто не приходил.

– Все меняется. – Тит поднял руку, приказывая Клеву вернуться на место. – Готы, уже не скрываясь, приходят в Патависсу. Пока что просто торговать и распивать сладкое вино в термополиях, но, выпив, они начинают безудержно хвастаться. Вот отсюда и слухи.

– И о чем же говорят готы? – Лар доел яблоко и вернул огрызок на тарелку.

– У них появился сильный вождь, Спанторих, который объединил несколько бродячих орд и намеревается вторгнуться в наши земли, – поведал Тит Патулус. Вид у вождя был весьма серьезный и даже озабоченный.

– Вторгнуться… – Лар Элий вздохнул. Ничего нового. – Об этом говорят уже больше пяти лет.

– Вот только Рим настолько впечатлен этими слухами, что даже ушел отсюда, поджав хвост. – Титания отщипнула от тяжелой кисти, которую аккуратно держала двумя пальцами, виноградину и отправила ее в рот.

Лар ответил все тем же безразличным тоном:

– Даки полторы сотни лет пытались выгнать отсюда Империю. Ваша мечта сбылась.

– Иногда нужно мечтать осторожнее. Нельзя отнять ни нашего прошлого, потому что его уже нет, ни будущего, потому что мы его еще не имеем. – Титания отщипнула еще одну виноградинку. – Но оставим прошлое. Нам стоит подумать о будущем. Которое у нас, даков, и вас, римлян, живущих в долине в горах, общее.

– У нас с ними нет ничего общего, – опять взвился Клев. Лар Элий удивился столь неуместной горячности, но виду не подал. Зачем реагировать на бессмысленные эмоции?

– Успокойся! – рявкнул Тит, стукнув кулаком по спинке клинии. – Я уже выслушал тебя раньше, так что не надо начинать снова.

Клев сел на место и в один глоток опустошил скифос, поданный ему слугой взамен разлитого. Кажется, молодой дак переступил какую–то черту, о существовании которой он знал, но иногда забывал.

– Лар Элий, у нас всегда были хорошие отношения. И теперь я хочу верить, что все останется так и дальше. Грядут тяжелые времена… – Тит тяжко вздохнул. Но вряд ли он искал сочувствия. Для сочувствия не зовут к трапезе римлян.

– Если это и так, времена будут тяжелые для всех. Я готов. – Лар Элий вообще считал, что легкие времена – это просто небольшая передышка перед очередными тяжелыми временами. Так что надо быть всегда готовым к худшему.

– Ты–то готов, римлянин, имея неприступную крепость и укрываясь там почти с шестью сотнями головорезов. – Клев сжал кулак, но потом сдержался и не стал ломать мебель. Лар Элий удивился еще больше. За все время его службы в Дакии Пятому Македонскому легиону ни разу не приходилось сходиться в бою с даками или усмирять восстания, так что такая ненависть к Риму в этой части провинции была ничем не обоснована.

– В Патависсе гораздо больше способных сражаться, чем у меня. – И это была чистая правда. У даков на поле боя выходили не только мужчины, но и женщины, не все, но многие.

– У нас нет крепости, – вздохнул Тит Патулус. – Не понимаю, почему я не приказал поторопиться со строительством стены… Но даже и с ней у нас гораздо меньше шансов отбить нападение, чем у тебя. Город – это не крепость, даже если его окружить стенами.

Лар Элий промолчал, он просто не знал, что ответить. Понятно, что Тит хочет получить гарантии, что римляне будут союзниками даков. Самому же Лару совершенно не хотелось связывать себя словом. В его жизни и в жизни его людей было достаточно сражений, чтобы вмешиваться в еще одно, которого вполне можно избежать. Лар Элий Север не намеревался сражаться больше ни на чьей стороне, только на своей. Однако просто отказать – это значит, поставить под угрозу мирные отношения с соседями–даками, с теми, на чьих дочерях и сестрах были женаты многие из его ветеранов. Нужно быть предельно осторожным.