Как далеко я должна вернуться назад?

Я закрыла глаза и вдохнула знакомые ароматы. Даже спустя четыре года ничего не изменилось. Запертые двери в неиспользуемых комнатах выглядели как солдаты вдоль коридоров, убеждаясь, что я сделала все, как мне было сказано. Им не нужны автоматы на плечах. Стеклянные дверные ручки, отблескивающие кристаллическим светом, и были их оружием, запертыми порталами нуждающихся земель.

До потери невинности я представляла, что поместье Монтегю было и вправду замком, и я в нем была принцессой. Со слов мамы, так меня называл мой отец — его принцессой. Но принцесса, которой я воображала себя, была больше похожа на одну из книжных рассказов, которые я читала в детстве, о девушке, запертой в башне.

И тут одно воспоминание замедлило мой шаг. Я не думала о нем годами, но оно такое яркое, будто это происходит сейчас.


Мне было десять, и я поставила свою мать в неловкое положение, отказавшись позволить парикмахеру постричь мои волосы. Это ведь была фишка принцессы. Я считала, что если они вырастут достаточно длинными, я смогу сбежать из своей комнаты, которая была высоко в небе. Второй этаж, конечно, не так высоко, но мне ведь было всего десять лет.

Каждый раз, когда она говорила о том, чтобы обрезать мои волосы, я начинала плакать и топать ногами. Она думала, что сможет усыпить мою бдительность, зарезервировав для нас высококлассный спа-салон. Нам делали педикюр и маникюр. Но, когда они посадили меня в кресло стилиста, я разгадала их коварный план. Я кричала на парикмахера и свою мать, пока бежала к машине.

Даже сейчас я помню ее посеревшее лицо, выражавшее разочарование и смущение. По обыкновению, она отправила меня в мою комнату. Это было хорошо, ведь мои волосы, в конечном счете, вытащат меня на свободу.

В тот же вечер после того, как Алтон пришел домой, меня вызвали в большой зал. Когда я пришла, там стоял стул. Я не поняла сначала, что происходит, и спросила, где моя мать. Он сказал, что она отдыхает, слишком расстроенная из-за моего поведения, чтобы покинуть свою комнату. После он сказал мне сесть на стул. Один за другим весь персонал поместья Монтегю материализовался вокруг меня, до тех пор, пока зал не наполнился взглядами.

Тогда я узнала о способностях персонала видеть всё и ничего. Это был мой первый урок. Он сухо сказал, что ни Монтегю, ни Фицджеральды себя так ведут. Я напомнила ему, что я не была Монтегю или Фицджеральд. Я Коллинз.

Он сказал, что мое поведение было неприемлемо и на публике, и наедине, и если я хочу вести себя как обычный уличный мальчишка, то смогу увидеть часть такой жизни. До того, пока он не зашел сзади, и человек, которого я узнала, как одного из садовников, вышел вперед с большими ножницами, я не поняла, о чем он говорит.

Алтон не был тем, кто отрезал мои волосы, и срезали их не ровно. Он и остальные сотрудники наблюдали, как два других члена команды садоводов держали меня вниз головой, а другой человек стриг.

К тому времени, как он закончил, мои слезы и испуг ослабли до хныканья и в комнате исчезли все взгляды, они просто испарились. Меня оставили одну с моим отчимом на стуле в большом зале, окруженную клочками рыжих волос.

— Ты не скажешь об этом матери.

Это был первый раз, когда он сказал мне это, но не последний.

Я задавалась вопросом, как он мог думать, что она не узнает. В конце концов, весь персонал был свидетелем того, что произошло, и она сразу увидит, что мои недавно длинные волосы срезаны. Но мой урок в Фицджеральд/Монтегю жизни не был завершен.

После того, как Алтон заставил меня подметать обрезанные волосы с пола, он вручил меня Джейн, моей няне и другу. Она была той, кто читала мне сказки на ночь, когда я была маленькой и укладывала в постель. Так как я уже выросла, ее роль в поместье изменилась. Ее обязанностей стало больше, но она всегда была рядом.

В тот вечер, когда она держала меня, она пообещала сделать их лучше. Она не позволила мне взглянуть в зеркало, но я могла почувствовать это. Это случилось почти перед сном, когда Джейн привела женщину в мою комнату и объяснила, что женщина будет делать все возможное, чтобы сделать мои волосы хорошенькими. Мне было только десять, но я была уверена, что хорошенькими они уже не станут.

Тонкими ножницами, женщина обрезала и подрезала. Когда она закончила, на лице Джейн появилась улыбка, которая дала мне мужество посмотреть на себя в зеркало. Стрижка была, возможно, даже стильной, но она была очень короткой, и я чувствовала себя, как мальчик.

До того, как Джейн не подтолкнула меня, я не понимала: мои волосы не единственное, что исчезло. Так же ушла надежда на побег.

Джейн объяснила, что я закатила истерику в салоне. Я в ярости взяла ножницы и начала отстригать свои длинные волосы. Я срезала некоторые места настолько коротко, что единственный способ исправить — это было обрезать все. Хоть она и рассказывала мне эту историю с решимостью в голосе, я увидела печаль в ее глазах, и знала, что именно эту историю узнает моя мама. И так и было.


Я выпрямилась, длинный конский хвостик заскользил по моей спине, и продолжила свой путь в комнату. Воспоминание напомнило, почему я успешно избегала этот дом и комнату в течение почти четырех лет. Несмотря на неприятное чувство в животе, я была теперь взрослой. Я могла сделать это на одну ночь.

— О! — воскликнула я, войдя в свою комнату.

Это не вид моей кровати с балдахином или обоев в цветочек взбудоражил меня. Мое сердце подпрыгнуло при виде женщины, стоящей у моей постели.

На её гладкой, темной коже появилось несколько морщин, и ее карие глаза стали старше, но они были моим якорем. Я предполагала, что после того, как я покинула Саванну, необходимость ее присутствия перестанет существовать, или Алтон найдет способ избавиться от нее.

— Джейн! Ты по-прежнему здесь.

Она подарила мне самые теплые объятия, которые у меня были с того момента, как я приехала.

— Дитя, конечно, я все еще здесь. Куда бы я ушла, по-твоему?

Когда я была маленькой, Джейн казалась такой старой, но теперь я её видела ближе к возрасту моей матери, на самом деле, даже моложе. Воспоминания проносились у меня в голове, как карусель. Это было всё: спальня, дом, и сад. Это было чувство свободы и любовь женщины, сжимающей мои плечи.

— Не знаю, — я тоже обняла её крепче. — Ты самый лучший сюрприз, который меня ждал, с тех пор, как я приехала.

Уголки её губ приподнялись, и появилась ямочка.

— Посмотри на себя! Ты совсем взрослая. — Она постучала по верхнему ящику моей прикроватной тумбочки и низко присвистнула. — Я так рада, что была той единственной, кто распаковывал твои вещи.

Мои щеки покрылись румянцем.

— Я думаю, так и есть. Взрослая и тоже рада, что это была ты.

Она повертела меня.

— И взгляните-ка! Такая хорошенькая! Ты будешь большим, фантастическим адвокатом.

Я кивнула.

— Таков план.

— Я скучала по тебе.

— Я тоже по тебе скучала.

Это было моё самое искренне заявление с момента возвращения.

Она зашла в гардеробную и вышла с розовым сарафаном.

— Твоя мама с нетерпением ждала твоего визита. Она ходила по магазинам.

— О, пожалуйста, Джейн. Мы все знаем, что моей маме не нужна причина, чтобы пойти по магазинам.

Джейн подмигнула мне: — Я тут слышала, что ты больше не Александрия?

Я кивнула: — Верно. Я Алекс. — Даже просто произношение имени давало мне сил.

— Я Алекс Коллинз.

— Ну, посмотрите, вся-уже-взрослая Алекс Коллинз. Я знаю, что тебе не нужна няня, но, может, сегодня ты согласишься на старого друга? И после твоего ужина, возможно, я могу вернуться, и мы наверстаем упущенное. Ты можешь рассказать мне всё о Калифорнии.

Черная дыра поместья Монтегю испарилась. В комнате, что я ненавидела, я вспомнила, как выжила.

— При одном условии, — сказала я с ехидной улыбкой.

— И каким же оно будет? — она спросила, подмигнув.

— Ты раздобудешь немного мятного мороженого с шоколадной крошкой, принесешь сюда, и мы найдем мой старый DVD с «Историей Рыцаря».

Джейн подошла к книжному шкафу и сразу вытащила DVD. А потом тихо прошептала: — Я купила две пинты! Теперь поторопись: чем раньше ужин закончится, тем раньше мы сможем поесть этого мороженого и попялиться на Хита Леджера.