Но судя по тому, как она на меня смотрит, могу сказать, что она с этим не согласна.

— Может быть, сладкий шот, — приходит она к выводу, разглядывая мое лицо словно головоломку. — Но он определенно будет острым.

— Хорошо, детка. — Говорю я. — Сделай свой лучший шот.

Несмотря на то, что за мной уже образовалась небольшая очередь (другой бармен это Джеймс, и он выглядит занятым), Никола не торопится, пытаясь понять, каков на вкус Брэм МакГрегор. Так хочется, чтоб она узнала этот вкус. Я видел ее милый, розовый язычок, думаю, она может отлично отхлестать меня. Говорю ей, что она должна добавить немного соли для вкуса, и клянусь, ее щеки становятся малиновыми.

Когда она, наконец, заканчивает, то пододвигает напиток ко мне.

— Вот это я называю Брэм МакГрегор. В основном пряный, с каплей сладкого и соленого.

Я беру бокал, и наши пальцы соприкасаются. Иду в наступление.

— Утром я обнаружил у себя чайник. Когда ты его вернула и как ты вошла?

Вопрос застает ее врасплох, судя по тому, какой застенчивой и сконфуженной она выглядит, я знаю, она сделала это, пока я себя ублажал.

— Сразу как вернулась домой, — быстро говорит она и сразу смотрит на следующего в очереди. — Я думала, ты спал, поэтому просто вошла и оставила его на кухне.

Чушь собачья. Но я не мучаю ее, даже если б я предположил, что она видела, как я дрочу, она стала бы все отрицать – она сделает что угодно, лишь бы уйти от этого разговора.

Поскольку она обслуживает следующего клиента, я кладу полтинник в банку для чаевых и делаю глоток своего напитка. Брэм МакГрегор, безусловно, восхитителен. На самом деле он охрененно хорош.

Я оставляю ее в покое, осматриваюсь в поисках свободного стула и нахожу один рядом ни с кем иным, как Линденом, который сидит в конце бара и болтает с Джеймсом, смешивающим мартини.

— Придурок, — говорит Линден, когда видит, как я направляюсь к нему. Наш обычный обмен любезностями. — Какого черта ты здесь делаешь?

Я пожимаю плечами.

— Скучно. — Я смотрю на Джеймса и передаю ему напиток. — Ты должен это попробовать.

Сережка в брови Джеймса поднимается вверх.

— Что это?

— Твой новый бармен сделал это, — говорю я ему. — Попробуй.

Джеймс пробует, а потом, наклонив голову, рассматривает бокал.

— Не плохо.

— Он называется Брэм МакГрегор, — говорю я ему.

— Конечно же, — со стоном говорит Линден.

Я продолжаю.

— Ты должен повысить девушке зарплату. Если кто-то способен сделать так быстро что-то настолько вкусное, за него определенно стоит держаться.

— Ну, я стараюсь дать ей больше смен, — объясняет Джеймс, — но это не так уж легко, у меня ведь полный штат. Я нанял ее, чтобы помочь, но не уверен, что еще могу сделать.

— Уволь кого-нибудь, — предлагаю я.

— Брэм, — предупреждает Линден. — Не вмешивайся в чужой бизнес. Тебе за своим собственным надо следить, брат.

— Ну, Дженни не совсем справляется, — признается Джеймс. — Хочу сказать, она надежная и исполнительная, да, но чем больше она работает здесь, тем больше считает, что мужчины ответственны за гибель цивилизации. Я не могу с ней обсудить что-то, если только речь не идет о каком-нибудь странном направлении феминизма.

— Ну, она ведь работает здесь, — замечает Линден. — Ты не можешь винить ее в этом.

— Как я уже сказал, уволь ее, — говорю я.

— Я немного подожду, — говорит Джеймс. — Не хочу показаться придурком, но я не знаю, насколько надежны матери-одиночки.

По непонятной причине этот комментарий заставляет кровь в венах застыть, наполняя их ядом, словно чернила кальмара.

— Она надежная, — говорю я грозным голосом.

Он смотрит таким взглядом, словно вообще не воспринимает меня всерьез. Пора бы мне уже к этому привыкнуть.

— Она не платит тебе за жилье. Так что даже сравнивать нечего. Слушай, мне нравится Никола, думаю, она великолепна, но что, если что-то случится с ее ребенком? Все мы знаем, что она больна. С ней может что-то случиться, и тогда Николе придется встать и уйти.

— Ну, если ты смотришь на это так, то у Джен или как там ее зовут, может по дороге на работу колесо спустить, или она может отравиться, или, блин, просто прогуляет денек. Любой может. Наличие чертова ребенка не делает тебя менее надежным. Разве ты не думаешь, что ей нужна эта проклятая работа?

— Полегче, братишка, — говорит Линден, положив руку мне на плечо. — Пей свой напиток тщеславия и расслабься. Джеймс просто размышляет. Он поможет Николе, чем сможет, правда Джеймс?

Джеймс кивает головой, выглядя слегка обеспокоенным, как будто думает, что я собираюсь ударить его или что-то подобное.

— Определенно. Я помогу. — Затем он отступает и исчезает за барной стойкой.

— А его легко напугать, правда? — спрашиваю я Линдена.

— Порой да, — со вздохом говорит он, а затем допивает свое Anchor Steam. Он проницательно смотрит на меня. — А что ты на самом деле здесь делаешь?

Я пожимаю плечами и делаю глоток, не показывая, что у меня во рту все горит. Внезапно мне приходит идея потушить пожар кубиком льда, а затем мои мысли возвращаются к Николе, интересно, будет ли она извиваться, если вылить острый напиток на ее грудь, а затем сразу же провести по ней холодным языком.

— О да, я вижу, — говорит Линден, и я сразу же возвращаю внимание к нему.

— Что?

Он указывает подбородком в сторону Николы.

— Ты здесь из-за нее.

— Полагаю, хочу увидеть, будет ли она когда-нибудь в состоянии платить мне аренду.

На лице брата появляется медленная улыбка, и он недоверчиво качает головой.

— Нет, не поэтому. Думаю, ты бы позволил жить ей там вечно и без какой-либо платы.

— Ну и что с того? — бросаю я, но боюсь, возможно, он прав.

— Что случилось с моим братом, который переехал на Запад, желая вложить свои бабки и сделать себе имя, выйти из тени родителей?

— Я все еще такой, ты недоумок, — говорю я, ненавидя, что порой он так ловко может вывести меня из себя. Не помогает и то, что мы оба можем ранить друга, лишь упоминая имя матери или отца. — Нет ничего плохого в том, чтоб попытаться быть добрым самаритянином. Ты же сам всегда твердил мне, что я эгоистичный мужлан, который ничего не делает. Теперь я занялся кое-чем, и так получилось, что это доброе дело.

— Ну да, в добрых делах нет ничего плохого. Я так же, как и все, хочу помочь Николе, особенно ради Стеф. Эти двое очень близки, особенно с тех пор, как мы поженились. Полагаю, когда у тебя появляются дети или ты женишься, ты делаешь еще один шаг в клуб зрелости. Но ты не можешь делать вид, что у тебя нет скрытых мотивов. — Он тычет мне пальцем в лицо. — Ты не можешь притворяться, что тебе интересна благотворительность. Ты теряешь на этом деньги, братишка.

Самое смешное, что мне интересна благотворительность, но нет никакого смысл рассказывать об этом братцу. Так или иначе, он меня не послушает. Не важно, как сильно вы изменились, некоторые люди всегда будут видеть в вас того человека, которым вы были в определенный момент своей жизни. Не думаю, что Линден когда-нибудь перестанет думать обо мне как о развратном мерзавце, каким я был пока он рос. Не думаю, что когда-нибудь перестану думать о нем, как о маленьком говнюке, который крал мои ношенные вещи, чтобы натягивать трусы на голову другим на детской площадке. И неважно, как усердно наша мама пытается бросить пить и вылезти из своей скорлупы, и не важно, как сильно наш отец пытается притвориться, что гордится нами, мы ничего не можем поделать и воспринимаем их так, как уже привыкли.

— Пусть даже и так, — пытаюсь объяснить я. Потом вздыхаю. Это бесполезно. — У нее красивые буфера. — Сдаюсь я и пью обжигающий эликсир.

Но Линден внимательно следит за мной.

— И это все?

Я киваю и начинаю кашлять. Он дает мне воды, я выпиваю половину.

— Спасибо, — говорю я, вытирая губы салфеткой. — И да, это все. Ожидаешь от меня большего?

— Думаю, нет, — отвечает он. Он откидывается на стуле и кивает на входную дверь. — Эй, зацени.

Смотрю через плечо. В бар заходит потрясающая блондинка с длиннющими волосами и глянцевой улыбкой. Она хочет произвести впечатление в своем золотом топе без бретелек, который демонстрирует ложбинку груди и охрененно узкие джинсы.

— Она похожа на твой тип, — замечает Линден.

— Ты пытаешься меня отвлечь? — иронизирую я.