— Не увлекайся, — предупреждает она. — Потребовался час, чтобы привести лицо и волосы в порядок.
Я откидываюсь назад и смотрю на нее.
— Разве ты не всегда так выглядишь?
— Ха-ха, — говорит она. — Мне нужно надеть платье и сережки. Но я буду готова через двадцать минут. Ава спит, Лиза скоро придет.
— Тебе надо двадцать минут, чтобы одеться? — спрашиваю я, садясь за стол и доставая банан из чаши с фруктами.
Она исчезает в спальне, откуда доносится ее голос.
— Ты же меня знаешь. И ты знаешь, что я хочу хорошо выглядеть. Не думаю, что прежде посещала подобные вечера.
— Это не так, — говорю я, кусая банан. — А свадьба Линдена? И я знаю, тебе там понравилось, а теперь угадай, где будет вечер?
— Где?
— В том же яхт-клубе на другой стороне моста. В том, где проходила свадьба.
Я поднимаю взгляд и вижу, как она остановилась в дверях спальни, держа в руках длинное платье оливкового цвета.
— Ты шутишь, — говорит она.
— Неа.
Она выглядит впечатленной.
— Вау. Такое впечатление, что мы прошли полный круг.
Посмотрим, думаю я, пока она исчезает в комнате.
Тридцать минут спустя – не двадцать – мы сидим на заднем сиденье черного лимузина и направляемся через мост Золотые Ворота. Солнце садится над океаном, озаряя небольшие участки тумана и низкие облака, цепляющиеся за городские здания. Абсолютная красота.
Как и Никола. Она одета в красное платье в пол с золотыми деталями. У платья низкий вырез сзади, он просто умоляет меня пройтись языком вверх-вниз по ее спине, но спереди все благопристойно. На ощупь материал приятнее шелка и тоньше презерватива, и я делаю вывод, что под него она не надела трусики. Я могу видеть очертания ее груди и совсем не удивительно, что к концу поездки я возбужден. Раньше она имела обыкновение причитать, что после того, как выкормила Аву грудью, не может ходить без лифчика. Но со временем она стала немного более свободной в этом вопросе, и я благодарен за это.
На самом деле, в ней все невероятное. Мы выходим из машины и появляемся на вечере. Официанты в смокингах обходят публику и подают канапе, коктейли с креветками, фуа-гра и трюфели. Все разодеты в пух и прах, но нет никаких сомнений в том, что самая красивая женщина здесь она.
И думаю, да я охрененно уверен, сама она об этом и не подозревает.
— Ты настолько великолепна, что должна быть объявлена вне закона, — говорю я ей после того, как мы берем у официанта два бокала шампанского и медленно идем по залу.
— Ты такой красивый, что это заставляет девчонок глупеть, — говорит она, а затем тычет в себя пальцем. — Включая меня.
Я знаю, она шутит. Она верила в это и часто говорила подобное, пока мы не начали встречаться, но все ж это немного жалит.
Но я игнорирую это чувство, и мы продолжаем ходить по залу. Правда заключается в том, что подобные ситуации заставляют меня немного нервничать. Я в норме, когда знаю хоть кого-то, но здесь я не знаю ни души. Я заплатил за нас обоих, чтобы мы могли присутствовать здесь, и вот мы здесь, но я не уверен, к кому мне следует подойти. Во время своего исследования я встретился с огромным количеством людей, но никто из присутствующих не выглядит знакомым.
И так до тех пор, пока не начинаются речи о сборе средств и необходимости дальнейшего развития Сан-Франциско. Необходимости превратить его в город, в котором могут жить все люди, особенно работающие. И тут я вижу мистера Байсвотера. Не он пригласил меня, и я понятия не имел, что он будет здесь, но опять же, я им все уши прожужжал о своих планах и вполне возможно просто прослушал, что говорили они.
К моему удивлению, в конце выступления он упоминает мое имя. Я не верю своим ушам, и Никола пихает меня в бок. Я сглатываю, поправляю бабочку и встаю, чтобы показать себя, как и просил мистер Байсвотер.
К счастью, мне ничего не надо говорить, он просто упоминает мой проект и то, чего я пытаюсь добиться, а затем продолжает свою речь. Но когда все речи сказаны, ко мне подходят оператор и репортер.
— Вы Брэм МакГрегор? — спрашивает женщина с чрезмерным макияжем и сияющими в темноте винирами. Когда я отвечаю ей, что да, и это обо мне ранее говорил мистер Байсвотер, она сует мне в лицо микрофон и начинает задавать вопросы.
Не помню, чтоб давал ей разрешение на подобное, но это отличная возможность и я пользуюсь каждой секундой. На самом деле, очень хорошо, что я обсуждаю подобное с прессой, есть шанс, что люди услышать меня. А Никола все это время стоит на заднем плане и гордо смотрит на меня.
Все интервью занимает около пяти минут и репортер – Челси Чейн, такое фейковое имя – говорит, они вероятно обрежут его для быстрого репортажа, когда будут монтировать сюжет. Для меня это не имеет значения. Наконец-то я чувствую, что стою за чем-то стоящим, у чего есть перспектива.
— Это было чертовски горячо, — шепчет мне Никола, когда репортер переходит к следующему.
Я смотрю на нее сверху вниз, как она скользит руками под лацканы моего смокинга.
— Ты о том, что было сейчас?
— О да, — говорит она, выглядя голодной, но не до еды, а до моего члена. Лучший вид голода.
Знаю, я рискую, спрашивая подобное, я могу вызвать плохие воспоминания, но я все же спрашиваю.
— Как насчет того, чтобы вернуться в прошлое и закончить то, что мы начали?
На секунду ее лоб нерешительно хмурится, блестящие губки слегка надуты, а затем он лукаво ухмыляется.
— Конечно.
Я хватаю ее за руку и веду сквозь толпу, вспоминая путь, ведущий из здания в сад.
Убеждаюсь, что рядом нет ни души и звуки вечера слышны далеко позади. Чертова блестящая каменная скамья до сих пор здесь.
— Устраивайся поудобней, — говорю я ей, подводя ее к скамье. — И говоря поудобней, я имею в виду двигайся к краю и встань на коленки.
— Подожди, — говорит она, поднимая палец. — Здесь ты забавлялся с той блондиночкой?
— Нет, — отвечаю я, зная, что она имеет в виду. — Это было в кустах там. И если честно, это было не очень весело. Никто не хочет, чтоб его задница оказалась в шипах. По крайней мере, я. — Я делаю паузу, усмехаясь. — Но возможно ты готова к чему-то большему, чем шипы. — Я поглаживаю ее большим пальцем.
Она закатывает глаза, и я знаю, она, вероятно, еще долго будет обходиться лишь моим большим пальцем.
Она все еще не двигается, и я снова говорю ей что делать. Наконец она встает на четвереньки и двигается назад, пока не оказывает на краю скамьи. Я стою позади и поднимаю ее платье так, что оно собирается вокруг талии. Ее задница выглядит так охрененно превосходно, и я не могу удержаться, сжимая сочные половинки в руках, впиваясь пальцами в мягкую плоть. Моя потребность живая, явная и настолько сильная. Я сжимаю колени, пытаясь совладать с собой, пока мой член в штанах не начинает болеть, требуя внимания. Затем расстегиваю молнию и достаю из кармана пиджака презерватив.
— Всегда готов, — комментирует она и виляет передо мной своей роскошной задницей.
— Перестань меня дразнить, — предупреждаю я, слегка шлепнув ее по попке. — Я предпочел бы не кончать на твое платье. — Вижу, как она слегка качает головой. — Хорошо, я бы с превеликим удовольствием размазал свою сперму по этому дорогому куску ткани, надетому на тебе. Но я не буду.
— Потому что ты джентльмен.
— О да, именно. — Шлепаю другую половинку. — Лучший вид.
Так что я беру ее прямо там, на каменной скамье, как и должен был на свадьбе в прошлом году. Я беру ее жестко, грубо и дико, и мне все равно, черт побери, слышит ли нас кто-нибудь. Мы не в силах сдержаться.
Но правда состоит в том, что я рад, что все сложилось именно так, и у нас не было секса на свадьбе. Я никогда бы не узнал ее и, зная меня, она была бы просто очередной интрижкой. Конечно, я бы увидел в ней сложную натуру, захотел бы выпустить наружу дикого ребенка, спрятавшегося в ней. Но это ее нежелание принимать меня, ее привязанность и ее преданность своему ребенку, всему кроме себя, это заставило меня стать одержимым желанием сблизиться с ней. Потребовалось время, чтоб наши пути снова пересеклись, но я бесконечно рад, что так случилось.
— Всему свое время, — говорю я после того, как мы оба кончили и пытаемся восстановить дыхание. Я застегиваю брюки и выбрасываю презерватив в ближайшую мусорку.
— Что? — спрашивает она, ее голос осоловелый пока она поправляет платье. Она выглядит настолько невероятной после секса, что мне часто приходиться ущипнуть себя. Или ее. А потом это приводит к очередному сексу и круг продолжается.