— Не знаю, что ты считаешь вредом, а что благом. — Бьяджо сделал еще шаг вперед и с презрением взглянул на обнаженный меч, угрожающе поднятый перед ним. — Но я первым обнаружил ее. И только благодаря мне твои люди и ты сам проникли в Гленлайон, словно воры. Но я сделал это вовсе не для того, чтобы ты, словно девку, тащил ее к себе в комнату!
Джине совсем не понравилось, что он использовал ситуацию именно так. Она надменно вздернула подбородок.
— Успокойся, Бьяджо, — сказала она. — Он не сделает мне ничего плохого.
— В этом я совсем не уверен. — Бьяджо испытующе взглянул на Рона, потом опять на нее. — Он не слишком-то благодушно настроен.
Джина улыбнулась.
— Как и ты. — Она повернулась к Рону с гордо поднятой головой, и он ослабил свою хватку. Но рукой все еще придерживал ее, чтобы схватить покрепче в случае необходимости. Джина перевела взгляд с него на Бьяджо. — Вы оба покрыты кровью и потом. От вас пахнет так, словно вы резали свиней.
— И это в благодарность за то, что я рисковал жизнью, чтобы тебя спасти? — насмешливо сказал Рональд. — У тебя странное понятие о таких вещах, цветочек.
— Прекратите ссориться из-за меня, словно два пса из-за кости! — резко ответила она. — А если ты думаешь…
— Хватит, цветочек. — Рон предостерегающе поднял руку, и она умолкла, успев бросить на него яростный взгляд. Он слегка улыбнулся. Эта неожиданная покорность смягчила его, и он уже более миролюбиво повернулся к Бьяджо. — Уже поздно, и я слишком устал. Так что отправляйся пока к сэру Роберту и помоги ему найти кров и еду для наших людей. А завтра мы поговорим.
Хотя глаза юноши все еще непримиримо горели, он неохотно кивнул головой.
— Ладно, я пойду… Но не потому, что ты мне приказал, а потому, что моя госпожа желает этого.
Не прибавив больше ни слова, Бьяджо повернулся и исчез.
— Тебе не следовало так набрасываться на него, — пробормотала Джина укоризненно, когда Рон повел ее по узкой винтовой лестнице наверх.
В длинном коридоре, в который они вышли, лежало множество распростертых на каменном полу людей. Горящие факелы шипели, бросая мерцающий свет на их неподвижные тела. Джина содрогнулась.
— Они выглядят так, словно спят, а не мертвы.
— Так оно и есть! — засмеялся Рон, и она с удивлением вскинула на него глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что этот итальянский щенок, по-видимому, твой самый способный ученик. — Он бросил на нее многозначительный взгляд. Джина уставилась на Рона широко раскрытыми невинными глазами, что, однако, ни на секунду не обмануло его. — Это снотворное, цветочек. В винных бочонках его было столько, что хватило, чтобы усыпить весь гарнизон. Сопротивлялись только те, кто или вовсе не пил, или выпил недостаточно.
Джина одобрительно кивнула.
— Очень умно с его стороны. Но только интересно, как ему удалось это.
— У Бьяджо, похоже, много талантов…
Рон остановился в полумраке коридора и, открыв какую-то дверь, вгляделся в полумрак комнаты. Две перезрелые матроны съежились от страха в углу и жалобно запричитали, когда увидели его. Рон с досадой захлопнул дверь.
— Можно подумать, что я — привидение… Ладно. Все равно эта комната слишком маленькая.
Он потянул Джину дальше по коридору, на ходу открывая двери. Наконец одна из комнат показалась ему подходящей для владельца замка, и он распахнул дверь пошире.
Комната, куда они вошли, была просторной и богато обставленной, с массивной кроватью у одной стены и большой жаровней, полной раскаленных углей, посредине. Ее узорчатые гобелены слегка заколебались от сквозняка, а огоньки свечей затрепетали в ветвистых канделябрах. Похоже, что комнату эту покинули второпях — постель была разобрана, а на ковре валялись опрокинутые стулья.
— Неплохо, — окинув взглядом обстановку, сказал Рон. — Нет, не упирайся, цветочек, и не вздумай опять сбежать. У меня нет настроения гоняться за тобой.
Втащив Джину внутрь, он захлопнул за собой дверь и задвинул засов. Металл глухо лязгнул, и Рон увидел, как она вздрогнула.
Вложив наконец в ножны свой меч, он снял со спины щит и прислонил его к стене. Потом скрестил руки на груди и взглянул на Джину. Волосы ее перепутались и разметались по плечам в ужасающем беспорядке. Накидка исчезла, платье было порвано и испачкано, а на ноге оказалась только одна туфля. Но, несмотря на грязные полосы на лице и царапины на руках, она стояла перед ним целой и невредимой! И была по-прежнему красивой — настолько, что он почувствовал, как в нем невольно возникает желание. Это было совсем некстати, он вовсе не для этого привел ее сюда! Рональд хотел только окончательно убедиться, что она не предала его, не вступила в сговор с Гэвином.
— Ты собираешься наконец объяснить мне свои поступки? — спросил он нетерпеливо. — Что-то ты слишком молчалива для женщины, которая прежде без умолку болтала.
Откинув волосы с глаз, она с вызовом вздернула подбородок.
— А если я предпочту обойтись без объяснений?
— Я бы не советовал. У меня сейчас не то настроение, когда можно водить меня за нос.
Воцарилось напряженное молчание. Губы Джины плотно сжались, а в глазах появился мятежный блеск, не предвещавший ничего хорошего.
— Если ты намекаешь на мое бегство от тебя в лесу, то я просто не желала спать с собой!
— Вот как? В таком случае, я бы хотел вернуться еще дальше. Начнем с самого начала. Или ты уже позабыла столь давние события? — Рон направился к столу, взял бутыль с вином и поднял глаза на Джину; она, казалось, с трудом сохраняла самообладание. — Я уверен, что ты помнишь ту ночь.
— Да.
Это было сказано хриплым слабым шепотом. Рон улыбнулся.
— Странно, что я помню так мало. А ведь я не из тех, кто теряет память от вина. Впрочем, вина и еды было слишком много. Зато явно недостаточно кое-чего еще… — Он налил вина в кубок и понюхал его. Потом посмотрел на нее поверх кубка, и Джина вспыхнула. — Вино пахнет так же, как то, что я пил в ту ночь, цветочек. В это вино подмешано зелье. Значит, такое же вино я пил той ночью, которую провел с тобой?
Джина опустила глаза, не решаясь взглянуть на него.
— Да, — сказала она, — так и было…
— Зачем ты это сделала?! — Рон с немалым усилием сдержал свой гнев. Черт бы побрал эту умную маленькую лгунью! Она напоила его до бесчувствия, чтобы удержать подальше от Гленлайона. И, значит, наверняка была связана с Гэвином! Его рука сжала кубок с вином. — Значит, ты признаешься, что была подослана, чтобы задержать меня? А подослал тебя скорее всего Гэвин. Что он обещал тебе за это?
— Ничего. У меня были свои причины…
— Ну конечно! Хотелось бы услышать, какие.
Она нетерпеливо махнула рукой.
— Человек не всегда получает то, что хочет.
Он сурово посмотрел ей в глаза.
— Я — всегда!
Джина понимала: сейчас самое главное — разубедить Рона в том, что она — шпионка. Неважно, каким способом…
— Что ж, хорошо, раз ты настаиваешь. Ты запретил мне упоминать о пророчестве, поэтому я просто скажу, что ты не вызываешь у меня влечения. Я делала вид, что ты мне нравишься, а ты принял всерьез, что я готова провести с тобой ночь. Но мне нужно было от тебя совсем другое. Поэтому пришлось подлить зелье в твое вино…
— Ах, вот как!
Рон медленно поставил на стол кубок с вином и отстегнул перевязь. Потом так же медленно положил оружие на стол. Медленными, размеренными шагами подошел к Джине, пристально глядя ей в лицо. Невольно она сделала шаг назад, Рон сделал еще шаг, раздвинув губы в зловещей ухмылке, и она отступила снова. Так, пятясь, она отступала перед ним, пока не уперлась в дальнюю стену, и тканый узорчатый гобелен, висящий за спиной, заколыхался в такт ее движениям.
Отвернув лицо от Рональда, Джина закрыла глаза.
— Ты что, боишься меня? — насмешливо спросил он.
— Да! — Это слово невольно сорвалось с ее бледных обескровленных губ. — Но не по той причине, о которой ты, верно, думаешь…
Рон взял ее за плечи, чувствуя голую кожу там, где платье было порвано, и легонько погладил. Так, значит, она притворялась? Но почему же тогда она так дрожит от этой ласки? Ведь теперь притворяться бессмысленно!
— Ты дрожишь от страха, Джина? — прошептал он, наклонив голову, чтобы дотронуться до ее кожи губами. — Почему ты боишься меня?
Джина не ответила. Она стояла, словно оцепенев, и только чуть подрагивали ее опущенные ресницы, отбрасывая длинные тени на щеки; губы были плотно сжаты. Рональд скользнул руками вниз, обхватил ее запястья и прижал к своей груди. Он держал их легко, но достаточно крепко, чтобы дать ей понять, что не отпустит ее. А потом медленно, но неуклонно потянул к разобранной постели; его сапоги позванивали шпорами по каменному полу.