Нина Соротокина - Прекрасная посланница

– Но они были нужны вам, да, Огюст? – спросила умненькая Николь, в ее вопросе не было даже намека на насмешку.

– Не перебивайте меня! Эти деньги похитил Матвей Козловский. Надеюсь, вы уже поняли, что это за человек. Он негодяй и вор! Одно только прозвание – князь! Он сидел в тюрьме на цепи. Я это точно говорю. Из тюрьмы ему удалось бежать, и он украл наши деньги.

Николь не понравился этот разговор. Конечно, неприятно, что с могилой Виктора обошлись как с торговой лавкой, но в жизни все бывает. Шамбер кричит, что князь Матвей вор, но сам-то он кто в таком случае? Но надо смот реть на вещи трезво, реквизированные у врага деньги по законам войны тебе и принадлежат. Но был еще какой-то неприятный душок в рассказе Огюста, у Николь просто пока не было сил и охоты разбираться во всех этих тонкос тях.

– Где доказательства, что деньги взял князь Матвей?

– Есть масса доказательств. Например, я знаю, что он расплачивался за похороны Виктора золотыми из тех, что мы везли. По возвращении в Петербург он продал алмаз на сорок каратов.

– А если это наследство покойной маменьки?

– Да нет у него никакого наследства. В Париже он клянчил у Виктора деньги. Сюрвиль был ему должен, – Шамбер замялся, – долг чести.

– И Виктор ему не заплатил?!

– А откуда у Сюрвиля деньги. Он был мот. Он этого Козловского в карету взял в счет долга – довезти до Варшавы. И уж князь сорвал куш! А теперь он присматривает в Петербурге усадьбу!

В комнате было темно. Шамбер запалил свечи. Руки у него дрожали.

– И что вы хотите от меня? – бесцветным голосом спросила Николь.

– Только вы можете заставить его вернуть деньги. Не все. По правилам игры он имеет право на свою долю… Деньги поделим на три части.

– Кто третий?

– Вы, разумеется. Козловский купит себе усадьбу в Петербурге, а вы сможете без нужды прожить до старости.

– Только в том случае, если старость наступит через пять лет, – рассмеялась Николь. – А если он не отдаст?

– Тогда мы ему пригрозим, что знаем его тайну. И сообщим об этом Бирону.

– Бирону? – удивилась она. – Но, насколько мне известно, Арчелли должен был шантажировать фаворита именно этой суммой. В Париже уверены, что фаворит эти деньги получил.

Шамбер смутился на миг, но тут же овладел собой.

– Этого я не знаю. Это мне не интересно. Наш король Людовик богат. Он сорит деньгами направо и налево. У него своя игра, у нас – своя. Я понимаю, вы скажите, что у вас сложная ситуация, что после ареста Арчелли вы должны жить скрытно.

– Вот именно.

– И живите. Но одно другому не помеха. Вы не можете появляться при дворе, но кто вам запретит видеться с князем Козловским? Кстати, он светский человек и будет сообщать вам последние сплетни.

Шандал был красивый, с костяной ручкой и украшенным эмалью блюдцем-поддоном. Николь отколупывала стеариновые подтеки на свече, разминала их пальцами и молчала, а Шамбер продолжал ее уговаривать, находя все новые аргументы. Сквозняки вихрились и подвывали в каминной трубе, тени домовых, сбежавших с галер и парусников, корчили в темном углу страшные рожи.

– Ладно, я согласна.

В полном молчании и, можно сказать, в полной темноте, на луну в эту ночь была плохая надежда, Шамбер повез Николь на Адмиралтейскую сторону. На этот раз он отважился переплыть через Большую Неву. Они причалили у почтового двора. На прощанье Шамбер напомнил:

– Связь держим через Карлоса. Лучше все передавать ему на словах. Он не любит чужие письма. И первое, что мне нужно узнать, – местоположение усадьбы, которую продает Козловский.

Он изложил Николь только первую и второстепенную часть своего плана. Для него самого она отнюдь не была второстепенной, но в Париже о ней и не подозревали. Шамбера послали в Петербург совсем с другим заданием.

Тайный приказ из Парижа в Данциг привезли морем. В письме говорилось, что как только здоровье Шамбера войдет в норму, он должен будет тайно направиться в Россию. Здесь же были оговорены очень выгодные для Шамбера условия, да и деньги на экспедицию были отпущены щедрые.

Шамберу рекомендовалось для поддержания законного короля, то есть для снятия осады с Данцига, не больше и не меньше, как ввязать Россию в новую войну: можно со Швецией, лучше с Турцией. В шифрованной депеше давались кой-какие рекомендации, но, в общем-то, право выбора действия предоставлялось самому Шамберу.

В Петербурге наш вездесущий герой осмотрелся и выбрал Швецию. Он знал про дружбу Николь со шведским посланником и надеялся использовать ее в своих целях.

Лучший способ заставить воевать – обидное, оскорбительное для государства убийство. По логике вещей хорошо бы убить русского посланника в Швеции Михайлу Бестужева, но в этом смысле русские ненадежны. Они жизнью подданных не дорожат. Бучу, конечно, поднимут страшную, будут строчить дипломатические протесты, ноты слать, бить себя в грудь, бряцать оружием, а потом и утихнут. Русские воюют только тогда, когда им выгодно. Другое дело шведы. После Северной войны и Ништатского мира они почитают себя самой обиженной нацией в мире, им унижение спокойно спать не дает.

Отношения у России и Швеции действительно были сложными. Многих подробностей Шамбер просто не знал, но он их интуитивно чувствовал, однако я не могу рассчитывать на интуицию читателя и должна посвятить его в некоторые тонкости этого дела.

Союзный договор, заключенный между Петром I и Швецией, подходил к концу, и далее, для спокойных отношений двух государств, его надо было возобновлять. Но были в Стокгольме силы, которые не желали возобновления этого договора. Вот экстракт из отчета секретной шведской комиссии своему королю: «Россия похитила у нас все наши крепости и защиты, привела нас в нестерпимую зависимость от себя и в такое опасное положение, что и сама столица подвержена ее нападению и угрозам, поэтому справедливо принимать против нее всякие меры, ибо в ней мы имеем сильного и насилующего соседа…» Швеция боялась, что Россия может поступить с ней так же, как с Польшей.

Франция всеми силами добивалась, чтобы договор между Россией и Швецией не был подписан. Флери даже предлагал ежегодную субсидию в пятьсот тысяч, только бы шведы вняли советам Парижа. Тогда-то в Стокгольме и появились две партии: войны и мира.

Шведский король в политическом отношении – ноль. Он твердит, что для объявления войны надобно иметь важные и справедливые причины, а также добрую совесть, чтобы получить Божье благословение. Королева из-за своего решительного характера настроена более патриотично, но всю политику в Стокгольме осуществляет министр граф Горн. А Горн стоит за союз с Россией.

А кто против этого союза, кто за войну? Конечно, молодежь, гвардейские офицеры и дворянские сынки. Граф Горн не придавал важного значения молодежному движению. Он говорил: «Надо дать им вытрезвиться. Пусть лучше воюют за карточным столом». Но воинственных молодых людей поддерживают многие сенаторы, а более всего знатные дамы. Молодежь не хотела «вытрезвляться». Пили два тоста, которые провозглашали обычно дамы. Одна партия пила тост за войну, другая за мир, а дальше хмельные ссоры и дуэли. Патриоты дарили своим дамам ленты, сложенные в виде шляп, поэтому воинствующая партия получила название «партии шляп».

Противники назывались уничижительно «партией ночных колпаков», и, что удивительно, прозвище прижилось и стало официальным названием «партии колпаков». Патриотические игры верхушки достигли обывательских домов, солдат, а затем и черни. На всех уровнях пили, обсуждали, а потом дрались. Ушлые ремесленники освоили новый вид товара: активно стали продаваться табакерки в виде шляп, подушечки для иголок той же конфигурации, даже домашняя утварь незаметно приобретала намек на мужскую шляпу.

«Шляпы» говорили: Шведская корона до сих пор не успокоится, пока не будут освобождены отнятые у нас земли. Россия ослаблена войной с Польшей, у нее нелады с Персией. Сейчас самое время предъявить свои права. Да, для войны нужны большие субсидии, армия, но нас поддержат многие государства: Франция, Дания, Турция. Россия у всей Европы, как бельмо на глазу.

А мирные «колпаки» твердили свое: Россия знает свою пользу, она никогда не отдаст просто так Петербург и флот. Нужно помнить, страна велика, у нее хватит сил вести войну. И Пруссия ей будет помогать, а потом и Англия ввяжется.

При такой обостренной ситуации достаточно малой искры, чтобы все разом вспыхнуло. Шамбер решил, что убивать надо шведского посланника Нолькена. Хорошая, твердая кандидатура. Беда только в том, что в будущей трагедии по замыслу француза весьма серьезная роль отводилась князю Козловскому. Он должен был сыграть роль убийцы со всеми вытекающими отсюда последствиями: пытки, острог, каторга, а может быть, и лишение головы.