– Я… ты… – Я открывала и закрывала рот, но ни слова не могла сказать. Это было что-то новенькое. На выручку пришел таймер.
Я высвободилась из объятий Беннетта, выдохнула, открыла хлебопечку и достала готовый хлеб. Затем откинула сварившуюся пасту на дуршлаг. Беннетт терся сзади, обняв меня за талию и пристроив лицо у меня на плече.
– Ты так чудесно пахнешь, Хлоя.
Его губы снова занялись моей шеей, а руки начали медленный спуск к подолу юбки. Искушение дать ему волю было огромно. И все же я решила этого не делать.
– Дорежь овощи для салата, – распорядилась я, кивнув на разделочную доску.
Беннетт застонал и ослабил галстук, потом проворчал что-то неразборчивое и все-таки взялся за работу. Я занялась пастой. По кухне распространился сногсшибательный аромат чесночного соуса. Смешав его с пастой, я попыталась привести в порядок мысли. Как всегда в присутствии Беннетта, это было очень трудно, практически невозможно. Всегда, когда мы находились с ним в одной комнате, мне казалось, будто из нее выкачан весь воздух.
Осознание, что я влюблена в него по уши, пришло как удар исподтишка. В последнее время разлуки стали невыносимы. Порой я до того доходила, что разговаривала сама с собой в пустой спальне. «Как прошел день?» – спрашивала я. И отвечала: «С моей новой ассистенткой не соскучишься». Или восклицала: «Господи, кажется, в моей квартире еще никогда не было так невыносимо тихо!»
Первое время я спала в рубашке Беннетта. Когда же из ткани выветрился его запах, я стала ездить к нему домой. Усаживалась в широкое кресло перед панорамным окном, смотрела на озеро и думала: «Что сейчас делает Беннетт? Способен ли он скучать по мне хоть вполовину так же сильно, как я скучаю по нему?». Раньше, читая или слушая о подобных поступках тоскующих в разлуке женщин, я только усмехалась. Я сама была уверена, что командировка возлюбленного дает возможность как следует выспаться и побездельничать.
Но Беннетт каким-то непостижимым образом сумел заполнить собой всю мою жизнь. Наши отношения не изменили его характер. Беннетт по-прежнему был чудовищно упрям и взбалмошен, и мне нравилось, что он остался прежним, несмотря на то что теперь мы были вместе. Со мной он обращался как с ровней. Я знала: дороже меня у него никого нет; и все-таки он не делал мне поблажек. За это я любила его только сильнее.
Я поставила тарелки с пастой на обеденный стол, покосилась на Беннетта. Он кромсал помидоры, бурча себе под нос.
– И чем это мы так недовольны? – поддразнила я.
– Тем самым, – последовал ответ.
Он отвлекся от салата и, прежде чем выдвинуть мой стул, шлепнул меня по заду. Затем налил нам вина и уселся сам. Под его внимательным взглядом я сделала глоток. Беннетт следил, как приоткрываются мои губы. Нежная улыбка возникла в уголке его рта, но он не дал себе расслабиться. Чуть встряхнувшись, Беннетт вдруг спросил:
– Кстати, как дела у Сары?
Сара Диллон закончила магистратуру одновременно со мной. Сначала она работала в «Райан Медиа Групп», потом перешла в другую компанию. Сара числилась среди моих лучших подруг, Беннетт предлагал ей должность финансового директора в нашем подразделении в Нью-Йорке, однако Сара не пожелала оставить родных и жизнь, которую вела в Чикаго. Беннетт не обиделся, конечно; просто открытие офиса близилось, а у нас до сих пор не было достойной кандидатуры на эту важную должность. Беннетт тревожился.
С Сарой я разговаривала не далее как утром. Ее мудак-жених угодил в светскую хронику. Его застукали целующимся с какой-то женщиной. И, похоже, Сара наконец-то поняла то, что всем остальным было очевидно уже не первый год: Энди – бабник и лжец.
– Сара держится, – ответила я. – Энди по-прежнему уверяет, что его подставили. Фамилия этой женщины что ни день появляется в желтой прессе. Но ты же знаешь Сару. Она не терпит давать повод для жалости. Хотя очень страдает.
Беннетт подумал с минуту.
– Думаешь, она теперь порвет с Энди?
– Трудно сказать. Они начали встречаться, когда ей двадцать один стукнуло. Если Сара до сих пор с ним не порвала, может, она и всю жизнь с ним проведет.
– Жаль, я не проучил Энди месяц назад. Этакий сукин сын.
– Я говорила с Сарой насчет Нью-Йорка. Но ты ведь знаешь, какая она упрямая.
– Упрямая? Не понимаю, как вы с ней вообще ладите.
Я метнула в Беннетта помидорку черри.
Дальше мы говорили о работе, об аренде нового офиса, о разных мелочах, которые следует учесть при переезде. Потом стали обсуждать, поедут ли родители Беннетта в Нью-Йорк до открытия офиса.
– Когда твой папа возвращается? – спросила я.
Ответа не последовало. Беннетт, к моему удивлению, возил вилкой по тарелке.
– Тебе что, паста не нравится?
Еще несколько секунд прошли в молчании.
– Знаешь, Хлоя, мне ужасно не хватает тебя на работе.
У меня глаза сами собой округлились.
– Что?
– Звучит глупо, ты права. Мы постоянно скандалили, терпеть это было невозможно. И все-таки…
Ничего себе заявленьице! Не хватает ему меня! Я до сих пор не пойму, как у нас обошлось без кровопролития, притом что мы на протяжении десяти месяцев работали рядом. Я ведь не раз порывалась прервать его существование с помощью степлера.
– Просто я тебя тогда видел каждый день, – продолжал Беннетт, и глаза его затуманились. – Я утром шел на работу и знал: твое общество мне обеспечено. Я тебя подначивал, ты отвечала тем же. И это было самое веселое. Но я этого не ценил.
Я допила вино и уставилась на Беннетта. Меня захлестнула новая волна нежности.
– Да, верно, – произнесла я. Более точные слова не шли на ум. – Я тоже принимала как должное то, что мы с тобой видимся каждый день. Правда, не меньше двадцати семи раз мне хотелось тебя отравить…
– Взаимно, – усмехнулся Беннетт. – А сколько раз я тебя мысленно из окна вышвыривал – и не сосчитать. Мне до сих пор немножко стыдно. Я мечтал с тобой поквитаться – и сегодня поквитаюсь.
– Может, у тебя и план имеется?
Он поднял бровь.
– А как же. Для начала я стащу с тебя эту юбку. – Беннетт наклонился, заглянул под стол, как бы оценивая сложность задачи. – Я бы наказал тебя за то, что ты носишь кружевное белье с целью меня помучить, но мы оба знаем, что я только за.
Беннетт выпрямился, потянулся, сцепил руки за головой, не сводя с меня взгляда. Взгляд был тяжелый, моя кожа покрылась мурашками. Кто другой на моем месте испугался бы – раньше я тоже пугалась, но сейчас чувствовала только прилив адреналина. В груди поднималась горячая волна, тепло распространялось по всему телу.
– И потом, что у тебя за кофта? – продолжал Беннетт. – Для чего на ней столько пуговиц? Так вот: этим пуговицам недолго осталось. Знаешь, как они звенят, когда падают на пол?
Я закинула ногу на ногу и тяжело сглотнула. Беннетт проследил за моим движением, уголки его губ слегка поднялись.
– А потом я, пожалуй, разложу тебя прямо вот на этом столе. – Он приподнялся, надавил на столешницу своими сильными руками, словно проверяя стол на прочность. – Я закину твои ноги себе на плечи и буду тебя вылизывать. До того тебя доведу, что ты взмолишься о моем члене.
Я пыталась делать равнодушное лицо, пыталась отводить глаза. И не могла. В горле пересохло. Хриплым голосом я произнесла, желая подразнить Беннетта:
– А вчера ночью кто тебе мешал?
– Вчера ночью мы оба были как выжатые лимоны. Я просто хотел тебя удовлетворить, и всё. Зато сегодня я свое возьму. Сегодня все будет медленно. Я тебя медленно раздену. Я буду выцеловывать каждый дюйм твоего восхитительного тела. Трахать тебя. И смотреть, как ты трахаешь меня.
Меня бросило в жар.
– Надо же, какие мы самоуверенные.
– Главное, что самоуверенность обоснованная.
– Думаешь, Беннетт, у тебя одного план есть?
Я встала и приблизилась к нему, напрочь позабыв про десерт. У Беннетта эрекция была уже хоть куда, член выпирал из ширинки. Он проследил за моим взглядом и усмехнулся. Зрачки расширились, так что стало не видно светло-карей радужки.