Когда смолкла частая и тяжелая дробь копыт, которую я ощущала даже ногами, из глубины леса до меня донесся еле различимый крик и тут же за ним еще один. Голоса бы ли мужские. В одном я кажется узнала голос Юрика. Я сложила руки рупором и что было силы закричала им в ответ, чувствуя, что тугая пружина, сжавшая меня изнутри за последний час, распрямляется с этим криком, отпускает.
И тут впереди, оттуда, где сквозь деревья уже светлело поле, раздался отчаянный крик Татьяны.
— Э-э-й, эй! Маня! Я здесь! Я здесь, Маня!
Через минуту я увидела ее. Она бежала навстречу мне, не разбирая дороги и поднимая тучи прозрачных брызг из старой колеи, заросшей мелкой курчавой травой.
Мы обнялись и заревели в голос.
— Тут какой-то хмырь проскакал на черной лошади, — причитала сквозь слезы облегчения Татьяна. — Ну чистый бандюга… я чуть не описалась со страха, когда он мне навстречу выскочил… Я ведь тебя на опушке ждала, со всеми грибами, а ребята налегке пошли в лес тебя искать…
Она сдержала плач и прислушалась. Услышав далекий голос мужа, завопила тонким и пронзительный, как разбойничий свист, голосом:
— Ю-ю-ю-ри-ик. Мы зде-есь! Ю-юрик…
— Ого-го-го! — раздалось из леса уже более отчетливо.
Татьяну услышали.
— Все, они сейчас вернутся. Мы так и договорились, что я закричу, если ты найдешься.
Она снова обняла меня обеими руками за талию, так как выше ей не позволял ее рост, и сказала, уткнувшись лицом в мою грудь:
— Я так волновалась… А потом еще этот Алик рассказал, что в их районе есть лагерь, и оттуда убежали два зека и что их пока не нашли… Засранец, не мог рассказать с самого начала. Фиг бы мы к нему сюда приехали. Все-таки он противный, этот Алик, да? — в ее глазах мелькнул озорной огонек.
— Это же твоя кандидатура, — улыбнулась я ей в ответ.
— Я же его не видела раньше. А Юрик все время твердил, что он самый положительный на курсе…
— Ну и пусть он его положит подальше с его положительностью, — сказала я.
И мы захохотали как сумасшедшие. Мы не могли остановиться до тех пор, пока на глазах у Татьяны снова не появились слезы. Она кинулась мне на грудь.
— Знаешь, как я испугалась, когда ты потерялась, — всхлипнула она. — Бедная Маня… Ты тоже испугалась?
Чтобы ее не разочаровывать, я согласно потрясла головой.
— Тебе плохо было?
— Мне хорошо… — не удержалась я.
— Чего тебе хорошо? — Татьяна отодвинулась от меня и подозрительно посмотрела в глаза.
— Мне хорошо, что мы с тобой нашлись! — сказала я. — Мне хорошо, что ты у меня есть и будешь и никуда не исчезнешь ни через месяц, ни через всю жизнь…
— Да ладно тебе, Маня… — довольно промурлыкала Танька и снова прижалась ко мне щекой.
Мы потом еще заходили к Алику, где нас ждал обед.
Алик проводил нас до станции и остался ждать поезда, до которого было еще пятнадцать минут. Танька с Юриком как-то незаметно отодвинулись в тень, под свесившуюся над плат формой иву, и начали целоваться. Они этим занимались каждую свободную минуту.
Алик посмотрел на часы, потом на ребят, потом на рельсы в ту сторону, откуда должен был прийти поезд, и сказал как бы между прочим:
— Ну так я позвоню вам как-нибудь.
— Ну, так как-нибудь позвоните, — пожав плечами, в тон ему ответила я. — А почему вы не спрашиваете мой телефон?
— Я возьму у Юрки, когда понадобится…
— А если Юрки не окажется под рукой, когда вам понадобится? — усмехнулась я.
— У меня уже есть ваш телефон, — слегка смутился Алик.
— Вот это мило, — сказала я. — Может, у вас уже есть и ключ от моей квартиры?
— Я давно вас знаю… — оправдывался Алик. — Мы вместе гуляли на их свадьбе, в нашем общежитии… — Он кивнул в сторону целующейся парочки. — Только вы меня не помните…
Я вспомнила эту вечеринку, которую после официальной свадьбы устроили ребята в аспирантском общежитии. Алика я действительно не помнила.
— Теперь я вас никогда не забуду, — пообещала я.
В Москве я оказалась около семи часов вечера.
Принц позвонил, как только я вошла в свою квартиру. — Как вы долго ехали, — сказал он. — Я уже начал думать, что вы снова потерялись…
Оказалось, что он уже побывал дома, освободил Геру и приехал в Дом журналистов, откуда и названивал мне каждые десять минут из автомата в фойе.
— А вы знаете, что вы находитесь от меня в семи минутах ходьбы пешком? — спросила я.
— Но Гера уже ушел домой… — растерянно произнес он.
— Какой Гера? — Я еще не знала особенностей его конспиративного метода.
— Неважно… — озабоченно сказал Принц. — Мне показалось, что вы меня приглашаете в гости… Это так?
— У нас так мало времени… — вырвалось у меня.
— Я уже думал об этом… — сказал он. — Но мне нужен один человек, чтобы заменить меня…
— На работе?
— Нет… — Мне показалось, что он засмеялся, — я потом объясню… Но без него я не могу никуда поехать…
— Я, кажется, поняла… — сказала я. — Вы не хотите встречаться со своими друзьями?
— Вы очень догадливы.
— Где вы сидите?
— В пивном баре.
— Хорошо. Я минут через двадцать за вами приду. Только никуда не уходите.
— А как же мои друзья?
— Мы их не побеспокоим…
Тем, что он позвонил, было все сказано. Больше в отношениях с ним я не сомневалась ни одного мгновения. Мне было совершенно ясно, что я безраздельно принадлежу ему, что я желанна, что он хочет того же, что и я, и так же сильно. Его желание передалось мне с его дыханием, которое я чувствовала шеей, пока мы ехали по разбитой лесной дороге.
Никакой политики в наших отношениях не было, никаких правил, никаких препятствий. Я до сих пор поражаюсь сама себе в те далекие времена, своей отчаянной смелости и предприимчивости.
План действий возник у меня мгновенно. Дело в том, что заведующей цехом холодных закусок ресторана Центрального дома журналистов, очаровательной женщине Зинаиде Михайловне, я года три или четыре шила. Мы с ней подружились. По ее рекомендации ко мне время от времени обращались и официантки.
Для того чтобы я могла каждый раз спокойно проходить к ней, минуя въедливых вахтерш на входе, Зинаида Михайловна показала мне черный ход, через который доставляли продукты в ресторан и ходили повара и официанты. Он выходил в Калашный переулок.
Мы с Татьяной частенько пользовались им, так как любили выпить по чашечке замечательного кофе с коньяком в маленьком кафе на первом этаже. В ресторане нас уже хорошо знали, и наше появление не вызывало ни у кого удивления. Раздевались мы обычно в гардеробе, а выходили через главный вход.
Надев свой любимый черный костюм, в котором я впервые появилась на даче у «академика», я наспех привела в по рядок лицо и побежала в Дом журналистов. Я специально пошла по Суворовскому бульвару и довольно легко вычислила серую «Волгу» с «друзьями» Принца. Один из них — тот, что сидел за рулем, читал книжку, а второй сзади мирно спал, запрокинув голову на сиденье и прикрыв лицо серой плоской кепкой. Они неловко поставили свою «Волгу», и свет уличного фонаря бил прямо в салон машины. Впрочем, они и не скрывались.
Обогнув парикмахерскую, расположенную на углу дома, я свернула налево в Калашный переулок, открыла заветную дверь, поздоровалась со знакомыми официантками, разделась, повесила плащ через руку, прошла через ресторан в гардероб и сдала одежду.
Потом я спустилась в пивной бар.
Принц был в просторном твидовом пиджаке, в голубой рубашке и в темно-синем шелковом галстуке тонкой диагональной полоской ярко-желтого цвета. В середине галстука красовался крошечный герб какого-то клуба. Перед ним на столике стояли несколько пустых кружек, блюдечки с остатками черных соленых сухариков и большая тарелка, полная красной раковой шелухи.
Он сидел лицом к лестнице, увидел и узнал меня сразу, но словно не поверил своим глазам. Медленно поднимаясь ко мне навстречу, он даже помотал головой, словно хотел отогнать наваждение. Один из его знакомых, которого я знала только в лицо, потому что встречала его каждый раз, когда приходила сюда, прищурился сквозь толстые очки и сказал: