А тут отпрыск королевской фамилии был налицо, и я наконец дала волю своему задавленному самолюбию. Я перезнакомила Принца со всеми своими друзьями и просто знакомыми.
Формально он остановился в «Национале», но фактически жил у меня. И каждый вечер у меня собиралась целая толпа гостей, жаждущих познакомиться с Принцем. Каждый вечер мы закатывали королевские пиры.
Стол ломился от экзотических напитков и продуктов из «Березки». Жвачка стояла в углу коробками. Каждый подходил и брал сколько хотел. И не было ни одного человека, который с виноватой улыбкой не попросил бы еще пачечку другую для детей или для племянников.
— Как просто сделать советского человека счастливым, — сказал однажды Принц. — Должно быть, очень легко управлять таким непритязательным народом…
Чем ближе был день свадьбы, тем он становился задумчивее и внутренне напряженнее. Ловя на себе мой внимательный изучающий взгляд, он спешил улыбнуться, но я чувствовала, что его что-то мучает. Мне уже начало казаться, что он раскаивается в том, что приехал. Как-то вечером, когда очередная партия гостей разошлась по домам, я, преодолев неловкость, спросила его об этом.
Он улыбнулся и, крепко обняв меня, прошептал:
— Глупенькая! Как ты можешь сомневаться? Не смей думать об этом.
— Но я же чувствую, что тебя что-то тревожит, — сказала я, пытаясь вырваться из его объятий.
— Да, ты права, — сказал он, делая страшные глаза. — Меня что-то тревожит…
— Что? — у меня подкосились ноги от страха.
— Я боюсь, что в самый последний момент ты передумаешь выходить за меня замуж…
Я набросилась на него с кулаками, а он захохотал, довольный.
— Нет, — сказала я. — Ты так просто не отделаешься. Говори, что тебя тревожит на самом деле?
Он сделался серьезным.
— Меня тревожит то, что мы совсем забыли о «наших друзьях» с Лубянки…
— Если ты уже без них не можешь, то давай пригласим их всех на свадьбу, — усмехнулась я. — И «топтунов» твоих, и их начальство, и того майора-пограничника, который пошел на должностное преступление и подарил нам пятнадцать минут. Не больше, но и не меньше…
— Меня больше тревожит не то, что мы их, а то, что они нас забыли… — задумчиво сказал Принц.
— Радоваться надо, что нас оставили в покое, — сказала я. — Насколько я знаю, они никогда никого не оставляют в покое. Я очень уважаю советское органы безопасности, — без тени юмора сказал Принц. — Дома, много думая о своей жизни в Москве, я пришел к выводу, что мои побеги в Алабино и к тебе были исключением. Просто мой ход с двойником оказался слишком литературным. Им и в голову не могло прийти, что я могу воспользоваться таким романтическим приемом. Понимаешь, не может такого быть, чтобы они не знали о моем приезде… А если они знают, то почему не прикрепили ко мне «топтунов»? Ты замечала что-нибудь в этом роде?
— Нет.
— И я нет. Хотя смотрел очень внимательно…
— И что же это, по-твоему, означает? — Его тревога вдруг передалась мне.
— Я боюсь, что они готовят что-то серьезное под конец, а пока усыпляют нашу бдительность… И потом, зачем им за ними следить? Они и так знают, где мы и что делаем… А впрочем, может, они и следят, но делают это не так явно, как раньше…
— Господи! — воскликнула я. — Когда же все это кончится? Ну что я им плохого сделала?
Свадьбу мы решили справлять в ресторане «Прага». В том же зале, где гуляли Татьяна с Юриком. Их брак оказался удачным. Мне страстно хотелось того же…
Гостей было приглашено человек пятьдесят. Кроме моих друзей, еще много журналистов со стороны жениха. Свидетелем с моей стороны была, разумеется, Татьяна, а со стороны жениха — Гера.
Я долго не могла добиться от Принца, в чем он собирается быть на бракосочетании. Он отмахивался и говорил, что у него есть вполне сносный черный костюм. Когда же он утром в день свадьбы приехал ко мне из гостиницы, я потеряла дар речи. На нем был потрясающий черный смокинг, белоснежная сверкающая рубашка и шелковый галстук-бабочка.
На улицу Грибоедова во Дворец бракосочетаний от моего дома направился целый кортеж автомобилей.
В первом черном ЗиМе ехал Принц. Вместе с ним в машину сели Гера, Серж, уже перехвативший где-то с утра рюмочку-другую и оттого весьма благодушный и расслабленный, преемник Принца по корпункту и фотокорреспондентка Марина с расчехленным фотоаппаратом через плечо.
Во втором ЗиМе ехала я с Татьяной, Юриком и тетей Клавой, Танькиной мамой. Василий Герасимович, Танькин папа, во Дворец ехать постеснялся. Мы его еле уговорили прийти в «Прагу».
Для меня было очень важно, чтобы на свадьбе был кто-то из взрослых. У меня же по маминой линии никаких родственников к тому времени не осталось. А папиных я не знала. Тетя Клава и дядя Вася были для меня как родные.
В третьем ЗиМе сидели гости Принца и мои вперемешку.
За ЗиМами следовала «Волга», набитая журналистами, друзьями Принца, и «Москвич» Лекочки.
По дороге тетя Клава всплакнула и, прижавшись ко мне мокрой щекой, прошептала, косясь на шофера:
— Я так счастлива за тебя, Машенька… Только зря вы с рестораном связались. Как я своих-то уговаривала дома справлять! А как их тогда ободрали! Что твою липку! Страшно вспомнить. А у вас народу не в пример больше. С вас-то небось тысячи три сдерут…
— Берите выше, тетя Клава, — больше пяти, — прошептала я ей в ответ.
Она испуганно отмахнулась от меня двумя руками:
— Разве ж я б вам дома не наготовила? Холодцу б наварила, рыбки под маринадом поставила, винегретику на мешала, колбаски языковой подкупили, сырку, шпротиков, селедочку разделали, пирогов бы напекли и не хуже, чем в ресторане, накрыли бы. Только дешевле в сто раз. А квартира у тебя большая. Столы составить — все рассядутся.
— Да ладно тебе, мам! — вмешалась Татьяна. — Знаем мы твою философию: «Дави гостя пирогами»! Что мы, принца стали бы студнем кормить? Да он к этому трясущемуся и прикоснуться побоялся бы, не то что съесть. Он такого и в глаза не видел…
— Кто же теперь мне холодца наварит? — с грустью сказала я, обнимая тетю Клаву за плечи.
— Теперь ты про холодец забудь, — сказала тетя Клава и вдруг, озорно улыбнувшись, добавила: — Теперь ты будешь питаться сплошным бляманже…
И мы все втроем так захохотали, что Юрик, ехавший на первом сиденье, оглянулся на нас с тревогой. Только шофер бровью не повел.
Бракосочетание было назначено на двенадцать часов. Мы подъехали к Дворцу без двадцати. Оказалось, что все нас обогнали, даже Лекочка на своем «Москвиче», и стояли теперь нарядной толпой около Дворца, поджидая нас.
Для конца апреля держалась небывалая теплынь. Когда мы выезжали из дома, было пасмурно и вроде собирался дождь, но пока ехали, небо очистилось, засияло по-весеннему яркое солнце и сделалось жарко. Все поснимали свои плащи и держали их, перекинув через руку.
Едва наш ЗиМ подкатил к Дворцу, как раздался «Свадебный марш» Мендельсона. Кто-то из журналистов принес портативный магнитофон. К дверце бросился невероятно элегантный Гера и, открыв ее, с большим почтением протнул руку сперва Татьяне, которая величественно оперлась на нее, потом мне, а потом и тете Клаве, которая со страху стала ее отпихивать.
Непрерывно клацал затвор фотоаппарата. Марина снимала каждое наше движение, неожиданно возникая сразу со всех сторон.
Принц направился было ко мне, но дорогу ему преградил уже тепленький Серж.
— Пардон со страшной силой, ваше высочество, — про бормотал он, цепляясь за его рукав. — Не положено. Традиция. Встретитесь с невестой только в зале бракосочетания, а пока в жениховские покои, плиз.
Его увели в одну комнату, меня — в другую. Татьяна в который раз придирчиво оглядела мой свадебный наряд и поправила вуалетку, играющую роль фаты.
— Ну, все! — вздохнула она. — Ждем.
Тетя Клава с тревожным вздохом устроилась в кресле, обитом кожзаменителем. Марина закурила длинную сигарету «Фемина» с золотым ободком и предложила мне открытую пачку: — Хочешь?
Я молча покачала головой.