Д. Рид - Прекрасное безумие

Где-то вдалеке слышится возбужденное щебетание птиц, отмечая, что скоро наступит новый рассвет. Медленно, я ложусь обратно на подушки и смотрю в потолок.

Как только я закрываю глаза, я слышу это снова.

Это тот самый звук, который разбудил меня.

Я не могу игнорировать это.

Это звучит как…

Я вскакиваю, широко раскрыв глаза, мое сердце останавливается, когда я узнаю об одном факте.

Это происходит в соседней комнате.

В той, где спит Келлан.

Это безошибочно стон, прерванный тяжелым дыханием. А потом мягкие голоса.

У Келлана есть женщина.

Я протягиваю руку к столу. Часы показывают, что всего четыре часа ночи. Я оставила Мэнди и Келлана всего два часа назад. Мое сердце млеет от воспоминаний последних нескольких часов.

Во время ужина, который состоял из полусырого стейка и хлеба, Келлан был дружелюбным, почтительным и официальным. Я ожидала больше сексуального прогресса, но, к моему удивлению, ничего подобного не произошло. Не было двойных смыслов. Никаких затяжных взглядов. Больше никаких упоминаний о «Клубе 69». Даже никакой интимной встречи, которая бы проверила мою силу воли на прочность. Не упоминалась и его подруга.

Весь разговор за ужином был сосредоточен главным образом на нашей поездке в Монтану, о доме Келлана, который принадлежал его семье на протяжении нескольких поколений, и очень длинный и горячий спор о нью-йоркских янки — команде Мэнди и «Бостон Ред Сокс», любимой бейсбольной команде Келлана. Даже Мэнди, с ее непростым характером и ее большим ртом, держала некоторые смешные замечания при себе, за что я была очень благодарна. За исключением нескольких взглядов, которыми мы с Келланом обменялись, ничего не случилось, что и успокоило, и разочаровало меня. Около двух часов ночи меня переполняла усталость, и я извинилась, оставив Мэнди и Келлана в гостиной.

Чего, может, мне и не стоило делать, потому что теперь я понятия не имею, что произошло.

Возможно, я была настолько сосредоточена на том, чтобы избежать его, что мысль о том, что он подкатывает к Мэнди, никогда не приходила мне в голову, когда была такая вероятность. Их жаркая дискуссия могла легко превратиться в острую ситуацию, и тогда они оказались в его постели.

По прибытию, когда Мэнди не так уж тонко намекнула, что она пойдет за ним, я не восприняла ее всерьез. Как я могла ошибаться? Боль в груди, сильная и резкая, бьет мне в душу. Я не могу не чувствовать себя преданной.

Я поднимаюсь на ноги и на цыпочках иду до двери, мое сердце бьется в исступлении. Страх душит, когда я направляюсь в комнату Келлана и задерживаюсь перед дверью.

Она приоткрыта. Пойманные в порывах страсти, они, вероятно, забыли закрыть ее.

Мое сердце стучит. Я чувствую слабость.

Каждая частичка моего мозга говорит мне, что Келлан может трахать кого угодно.

Но каждая клеточка моей души кричит, что Мэнди знает, что он мне не безразличен. Что хотя я сказала ей, что может трахнуть его, я не имела это в виду.

Возможно, она хочет его для себя.

Я должна знать, что там происходит.

Я закрываю глаза, боль нахлынула на меня, поскольку я представляю худший вариант происходящего.

Я обещаю себе не злиться на Мэнди, но знаю, что это не то обещание, которое я смогу сдержать.

Трахаясь с ним, она предает каждый год нашей дружбы.

Я должна дать знать о своем присутствии? Я должна противостоять им? У меня нет плана. Мне просто нужно знать.

Открыв глаза, я глубоко вздохнула, чтобы подготовиться к тому, что я собираюсь увидеть. Когда я приоткрываю дверь немного шире, чтобы я могла просканировать комнату через щель, ничто не может подготовить меня к тому, что я вижу.

Правда поражает меня, как гром.

Кровать стоит на восточной стороне, обращенная к стене моей комнаты. Келлан лежит один, голый на кровати, его глаза закрыты. Он прислонился к подушкам: простынь собрана вокруг его лодыжек. Радиостанция работает в фоновом режиме, голосовой чат, но громкость слишком низкая, чтобы услышать слова.

Нет женщины, нет девушки, и нет Мэнди в поле зрения.

Он совсем один с его членом. Его огромным, жестким членом, который он теперь держит в руке.

Святое дерьмо!

Я смотрю на его эрекцию, и кровь приливает к моему лицу. Я знаю, что должна вернуться в свою комнату, но не могу. Я слишком загипнотизирована тем, что вижу.

Картина передо мной горячая. Очень горячая, слишком горячая. Это намного лучше, чем я когда-либо видела. И так интимно. Я задерживаю дыхание, когда вижу его.

Всего его.

Он похож на бога, занятого любимым занятием, с красивым, сконцентрированным лицом.

Одна рука обертывается вокруг его члена, двигаясь вверх и вниз в жестких, решительных ударах, а другой сжимает мошонку, заставляя ускорить оргазм, который он преследует. Его губы слегка приоткрылись, когда сквозь грудь пульсирует очередной сексуальный стон.

Я уставилась на головку, налитую кровью, блестящую влажным возбуждением, и что-то дергается между моими ногами.

Он настолько погружен в свое удовольствие, что не слышит меня, хотя я уверена, что мое собственное сердце стучит так громко, что даже Мэнди может услышать это из своей спальни на противоположной стороне холла.

Это слишком личное. Я не должна смотреть на него, особенно, когда у меня нет даже хорошего оправдания или права быть в его комнате. Но в нем что-то есть, в том, как он, кажется, так увлечен возбуждением, что заставляет меня хотеть остаться, нарушая все правила.

Возможно, это — то, что это — ночь, и я могу быть кем-то, кем я не являюсь.

Дерьмо.

Я, вероятно, превращаюсь в чрезмерно любопытного человека. Я вуайерист.

Гореть мне в аду.

Но я не могу двигаться. Движения его руки ускоряются. Его грудь поднимается и опадает. Он ускоряется — подпрыгивая вверх-вниз, приближая себя к оргазму.

Я хочу разделить с ним этот оргазм.

Мое собственное возбуждение растет с каждым движением, каждым его дрожащим вздохом, каждым ударом языка по губам и глубокими стонами удовольствия, вырывающимися из его груди.

Я сильнее прикусываю губу, пока не чувствую вкус крови.

Я хочу прикоснуться к нему, попробовать его, почувствовать внутри себя.

Я хочу заменить его руку своей, поскольку он поглаживает по контуру своей головки. Всосать его язык в свой рот, нежно покусывая нижнюю губу.

Я хочу поцеловать его. Чашу его тяжелых шаров. Взять его в рот, чтобы освободить пульсирование внутри меня.

Я чувствую легкомысленность.

Он затаил дыхание.

Воздух, который я задержала — я должна выпустить его из груди, но я не могу из страха, что он может меня услышать.

Я знаю, что он это сделает.

Но мне быстро нужно вздохнуть, поэтому, не моргая, я отворачиваюсь, не утруждая себя закрытием его двери, и быстро возвращаюсь в свою комнату. Как только я запираюсь внутри, воздух выходит из меня с резким звуком.

Я опускаюсь на кровать, мое сердце бьется по моей грудной клетке, голова кружится, болезненное сожаление и трепетное желание проваливаются сквозь меня. Мое тело трясется, горит.

Он мне нужен.

Почему я не согласилась на его предложение?

Святое дерьмо.

Я понятия не имела, что он выглядит так горячо в постели.

Наблюдение за тем, как он заботится о своих потребностях, будет преследовать меня в мечтах. Хотя мы всем делимся, нет никакой дороги в аду, что я расскажу об этом Мэнди, иначе она будет смеяться надо мной всю оставшуюся жизнь.

Это будет секрет, который я унесу с собой в могилу.

Святое дерьмо.

Через тонкие стены — Боже, этот дом из картона? — Я слышу его тяжелое дыхание и глубокие стоны удовольствия. Он приближается к разрядке. Я заморожена во времени и пространстве. Все, что я могу сделать, это вообразить его лицо, его огромную эрекцию в руке.

Стены могут отделять нас, но я знаю, что в моем сердце он будет моей погибелью.

Конечно, я думала о нем, нас, бесчисленное количество раз в последние несколько недель.