Но, черт возьми, с ним я никогда не знаю, чувствовать себя оскорбленной или нет.

Это кажется мне вечностью, но он работает молча, быстро переходя от стойла к стойлу, осматривая деревянные панели и большие окна, открывая больше дверей, заправляя корм. Через час он вроде все сделал, и, казалось бы, остался довольный, и тогда мы возвращаемся на улицу.

— Это все? — спрашиваю я. Это было не так трудно.

— Нет, нам еще нужно взглянуть на быков. Их амбар находится примерно в миле отсюда.

В миле?

Я не уверена, что мои ноги могут отнести меня так далеко, и все-таки я растянула губы в улыбке.

— Конечно, — я указываю на сарай. — Разве сначала мы не должны сделать уборку?

— Обычно у меня нет гостей, которые убирают стойла, если они меня не попросят, — он подмигивает, и мое дыхание застревает в горле.

В солнечном свете он такой великолепный, это нереально. Его зеленые глаза, кажется, ловят и отражают золотой свет. Ветер растрепал его волосы, вдувая прядь ему в глаза. Я хочу отбросить её в сторону, но воздержусь от этого.

Он все равно убирает ее и проводит рукой по волосам, движение медленное и сексуальное. Я отвожу взгляд и обнимаю себя за талию, не потому что мне холодно, а потому, что мне нужно что-то установить между нами, даже если стена воображаема.

— Могу я погладить лошадей? — спрашиваю я. Мой взгляд устремлен к ним. Они пируют на траве, их мускулистые тела сильные и величественные.

— Нет, но ты можешь прокатиться на одном, если хочешь, — говорит Келлан. — Пойдем, я познакомлю тебя с ними.

Не дожидаясь ответа, он хватает за руку и ведет меня, рассказывая мне их имена и вспоминая, как он получил каждого из них.

Я стараюсь слушать, но все, о чем я могу думать, это его пальцы на моей коже, тепло его тела, сила, исходящая от него.

— Это Бренна, — говорит Келлан. — Она самая тихая, самая терпеливая лошадь, которую я когда-либо имел.

— Она прекрасна.

Я глажу ее морду, почти ожидая, что Бренна укусит или иным образом выразит свое неудовольствие. К моему удивлению, ей это нравится.

— Тебе нужно прокатиться.

— Я не могу, — говорю я.

— Не можешь или не хочешь? — спрашивает Келлан.

— Я не могу, — сухо говорю я. — Ты, будучи экспертом, уже понял это.

Ты на нее заберешься в мгновение ока, — он смотрит на небо и хмурится. Темные облака собираются на расстоянии, но не похоже, что скоро будет дождь. — Подожди, пока я возьму седло.

Я жду, пока он выйдет из зоны слышимости, прежде чем я подхожу к Бренне.

— Ты, кажется, хорошо его знаешь. Ты тоже не скажешь мне, что я должна спать с ним? — она фыркает, и я смеюсь. — Точно мое мнение. Он горячий, но только потому, что кому-то жарко, это не достаточная причина, чтобы переспать с ним, — я лезу через забор, чтобы погладить ее шею, когда я замечаю какое-то движение.

Лай доносится слишком поздно.

Я поворачиваюсь в тот момент, когда Келлан кричит издалека:

— Снайпер, нет!

Но уже слишком поздно. Все, что я вижу, это размытого черно-коричневого мутанта, когда его лапы оседают на моих плечах, и я падаю назад, приземляясь на задницу. Удар смягчается одеялом грязи, доходящим до моих колен, и теперь покрывает половину меня. Но у меня нет времени переварить тот факт, что я только что приземлилась на свою задницу перед самым жарким парнем в истории — вот, дерьмо.

— Снайпер, нет, — приказывает Келлан. — Слезь с нее сейчас же.

Я смотрю в самые мягкие карие глаза. Острые, обнаженные зубы почти в нескольких дюймах от моего лица, но есть также розовый язык, который болтается.

— Ава, не двигайся, — шепчет Келлан, его голос наполнен волнением и страхом.

Краем глаза я наблюдаю, как он медленно приближается, ладони слегка приподняты, его голос шепчет успокаивающие слова немецкой овчарке.

О, он не может быть серьезным.

Я закатываю глаза и изо всех сил сажусь, отталкивая большую собаку.

— Хороший мальчик, — я хвалю его и глажу негабаритную голову.

Нет, не трогай его, — говорит Келлан.

Серьезно, он действительно звучит панически.

— Почему нет? Он такой милый.

И он.

Собака лижет мое запястье и наклоняется ко мне, почти укладывая меня обратно в грязь. Его энтузиазм и волнение заразны, и я смеюсь.

Мне понадобилось время, чтобы подняться на ноги и посмотреть в глаза Келлану. Его взгляд странный, наполненный жарой, такой горячий, что он горит на моей коже.

Никто никогда не смотрел на меня так.

— Он тебе нравится, — смущенно говорит Келлан. Его голос вызывает восхищение и уважение, но его лицо показывает что-то еще. — У тебя есть собака?

— Нет, мои родители никогда мне не позволяли, — я смотрю на Снайпера, который прыгает вверх и вниз, умоляя дать облизать меня его собачьим языком. — Почему?

Он пожимает плечами.

— Мне просто интересно. Эта собака не любит никого, кроме меня.

— И меня.

Я провожу руками сквозь шерсть Снайпера, а затем начинаю тереть его уши.

— Мне потребовалось полгода, чтобы он позволил мне дотронуться до него, — замечает Келлан, наблюдая за мной со странным выражением. — Он военная собака с ПТСР. Я принял его. Нет, это не нормально.

— Меня все любят, — бормочу я.

Его бровь поднимается и возвращается его обычное высокомерие.

— Не все.

Его утверждение поражает меня как пощечина. Моя голова поворачивается к нему.

— Что, черт возьми, это должно означать?

Он пожимает плечами и подходит ближе. Его пальцы обхватывают мою руку, и, прежде чем я это понимаю, я снова стою на ногах, Снайпер сразу забыт.

Келлан стоит рядом, глядя на меня, его горячее дыхание согревает мои губы.

— Ты мне не нравишься, — шепчет он, его лицо темное, глаза с полузакрыты.

Что блядь?

Когда я смотрю на него, я понимаю, что он, вероятно, ревнив.

Ревнует, что его собака любит меня.

— Ты всегда такой тупой? — я качаю головой и выдергиваю руку из его хватки. — Подожди, не отвечай на это. Кажется, я знаю ответ.

— Поверь мне, ты этого не сделаешь.

Воздух вокруг нас, кажется, остыл на несколько градусов.

Что с этим парнем, дует все: горячее и холодное? Почему он не может быть похож на обычного человека и, по крайней мере, притворяется очаровательным, пока не залезет в мои трусики?

— Я тоже тебя не люблю, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы уйти. Его хватка на моей руке удерживает меня.

— Ава?

— Что? — я рычу на него без причины. Это такая незрелая реакция, но я не могу справиться с чувством обиды. Обидно, что он не любит меня. Обидно, что он ревнует, когда это даже не моя вина. Обидно, что он не может быть счастлив, что его собака любит меня.

— Ты мне не нравишься, — снова говорит он.

— Ты сказал это совершенно ясно.

— Нет, ты не понимаешь, — он глубоко вздыхает и его медленно отпускает. — Ты неправильно поняла. Я не люблю тебя, потому что хочу тебя. Ты должна принять это как комплимент. Женщины, которые мне не нравились, всегда были лучшими.

Мой рот открывается и закрывается.

— Ты такой мудак, ты это знаешь? — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— Почему? Потому что я просто сказал тебе, что хочу тебя?

— Нет, потому что ты подразумеваешь, что я могу быть просто еще одним твоим завоеванием. Это все, что я для тебя, не так ли? — мои глаза пылают, когда я шагаю вперед и тычу пальцем в его твердую грудь. — Ты когда-нибудь спрашивал этих женщин, понравилось ли им?

Он отступает и улыбается мне, наглой улыбкой, которая так и просит, чтобы я ударила его в лицо.

— Не нужно было. Их крики всегда говорили за них.

С этим он возвращается к лошадям, свистнув, чтобы Снайпер последовал за ним. Собака этого не делает. Он сидит рядом и смотрит на меня, ожидая.

— Теперь ты хороший мальчик, — говорю я, улыбаясь и поглаживая его голову. — Я не люблю его. И я уверена, он тебе тоже не нравится.

Глава 12