В ужасе я зажмурился. Это пустяки, главное, чтобы Хлоя не мчалась к алтарю с мачете наперевес. Все пройдет нормально. Расслабься уже, Беннетт!
Музыка зазвучала иначе, и три с половиной сотни гостей встали. Я открыл глаза и увидел свою невесту.
Мою Хлою.
И все разом вдруг потеряло значение. Никакой работы, никаких проектов и дедлайнов – только она одна. В голове опустело, но не в диком смятении от происходящего, а потому что все внимание сосредоточилось лишь на текущем моменте и этом самом важном решении за всю мою жизнь.
Хлоя стояла, потупив глаза и держась за локоть отца. В другой руке она сжимала букетик орхидей. Волосы были уложены в замысловатую прическу. Обычно я сразу представил бы, что запущу в нее пальцы, но сейчас это казалось кощунством. Хлоя выглядела невероятно красивой, и я мечтал остановить время, растянуть этот момент на целую вечность.
Даже теперь, в самую последнюю секунду, она словно что-то решала про себя. И вдруг Хлоя определилась. Вскинула голову, посмотрела прямо на меня – и секундные стрелки остановились, а все наше окружение растаяло в воздухе. Я понял, что улыбаюсь, – и ответная улыбка расплылась на ее губах. И тогда я сделал единственное, что оставалось.
Прошептал: «Иди ко мне».
Глава седьмая
Вдох.
Выдох.
Подумаешь, что на нас сейчас смотрят три с половиной сотни гостей.
А под ногами вместо дорожки – болото.
А на беременном животе подружки невесты – отпечатки грязных шин.
Это всего лишь церемония, которая скоро завершится. Зато там, у алтаря, стоит любовь всей твоей жизни.
Отец взял меня под руку.
– Готова, доченька?
Нервно сглотнув, я кивнула:
– Нет.
– Неужто одумалась и разлюбила того парня?
Я заглянула в его смеющиеся глаза.
– Нет, не одумалась. Просто… учитывая два последних дня, я боюсь, что по дороге к алтарю случится цунами, или землетрясение, или…
– Ну, если и случится, от тебя уже ничего не зависит. Может, лучше закончим тут побыстрее и укроемся в бункере?
Вцепившись ему в локоть, я шагнула с твердого бетона на мягкий газон. Туфелька тут же утонула в траве, и я с громким хлюпаньем вытащила ногу из этого болота. Отец чуть не потерял равновесие.
– Представь, что ты перышко, – шепнул он, и мы оба тихо фыркнули. – Легче воздуха.
Мы свернули за угол, и я увидела все это.
Гостей.
Украшенную лужайку.
Мужчину, который вот-вот станет моим мужем.
Он смотрел прямо на меня, и на его губах играла самая восхитительная улыбка на свете. Я застыла, не в силах ни сделать шаг, ни вздохнуть. Могла лишь стоять на месте и пожирать взглядом Беннетта, ждущего меня у алтаря. Смокинг сидел на нем идеально, а улыбка разила наповал. Казалось, он чувствует то же, что и я: ликование вперемешку с ужасом на грани обморока.
Одними губами он прошептал: «Иди ко мне».
Меня вдруг охватило желание как можно скорее очутиться рядом – и я ринулась вперед, потащив за собой отца. Ноги скользили по хлюпающей грязи, я шла куда быстрее, чем на репетиции, так что музыка за мной не поспевала. Плевать! Я хотела добраться до Беннетта, взять его наконец за руки, произнести обеты и выпалить «я согласна».
Наклонившись, я под смех и аплодисменты гостей сбросила с ног перемазанные туфли. Они с громким всплеском упали в лужу, а я подобрала юбки до колен, вцепилась в отца и поволокла его к алтарю. Однако на полпути, там, где трава переходила в песок, отец остановился.
– Я довел тебя до середины дороги, дальше сама. Это будет очень символично, – тихо сказал он, чмокая меня в кончик носа.
Оставшийся путь я преодолела почти бегом и упала в объятия Беннетта.
Защелкали вспышки фотоаппаратов, и гости одобрительно завопили, а Беннетт, подхватив меня на руки, крутанулся на месте, зарывшись лицом мне в шею.
Представляю, как мы выглядели со стороны: еще не поженились, а уже обнимаемся так, будто не можем друг без друга жить, и я сверкаю черными от грязи пятками на фоне белоснежного платья.
Бережно, очень бережно он поставил меня на ноги.
– Привет.
Я проглотила не то вздох, не то крик, и прошептала:
– И тебе привет.
Мы не видели друг друга с тех самых пор, как меня похитили из номера, где мы собирались предаться разврату. Я по глазам Беннетта видела, как он умирает от желания меня поцеловать. Он смотрел так жадно, что оба мы дрожали от страсти, невольно облизывая губы.
«Чуть-чуть осталось», – безмолвно обещала я.
Беннетт едва заметно кивнул, и мы повернулись к сбитому с толку священнику.
– Мы что, уже закончили церемонию?
Рассеянно моргая выцветшими глазами, он листал книжечку с обетами и недоуменно поглядывал на нас.
Вопрос прозвучал так ожидаемо, что я закусила губу, лишь бы не рассмеяться. Скользнув по мне удивленным взглядом, Беннетт обернулся к священнику.
– Нет, преподобный. Простите. Мы с невестой несколько… увлеклись. Причем уже не в первый раз, – вполголоса добавил он.
– Что ж, мы хотя бы помним, зачем сюда пришли, – ляпнула я, и Сара захихикала.
Я протянула ей букет, повернулась к Беннетту, и мы взялись за руки.
Теперь, рядом с ним, мне хотелось насладиться каждой секундой. Священник произносил банальные фразы о любви и браке, а я впитывала каждое слово, утопая в бездонном взгляде Беннетта.
Произнося свой брачный обет, я почувствовала, как Беннетт шагнул ближе, окутывая теплом своего тела.
А потом, когда настала его очередь, я следила за губами, выговаривающими древнюю клятву:
Обещаю любить тебя и защищать… Быть союзником твоим в спорах и сообщником в беде…
Глаза у него при этом сверкнули, подушечкой большого пальца он пощекотал мне ладонь и медленно облизал губы.
Вот подонок.
Голос стал ниже: клянусь хранить тебе верность и ставить твои желания выше своих. Клянусь тебе, Хлоя, любимая моя, что всегда и во всем мы будем равны.
Платье вдруг стало слишком тесным, а ветер с пляжа утих.
Священник повернулся ко мне.
– Хлоя, берешь ли ты этого мужчину в законные мужья? Клянешься ли почитать его и любить, всегда быть вместе в радости и горе, в бедности и богатстве, в болезни и здравии, отныне и во веки веков?
Я пыталась заговорить, но слова застревали в горле. Наконец мне удалось выдавить:
– Да.
Преподобный спросил о том же Беннетта, и тот без малейших колебаний легко произнес слово, навсегда изменившее наши жизни:
– Да.
Мы повернулись к Генри и Саре, чтобы взять кольца. Священник объяснил их смысл, и я медленно нацепила платиновый ободок Беннетту на палец.
Черт, а кольцо смотрится очень даже ничего! Теперь этот мужчина официально мой. Раз уж нельзя набить свой портрет у него на руке, придется довольствоваться хотя бы этим. Я погладила кольцо пальцами, но Беннетт вдруг отдернул руку. Впрочем, я успела нащупать огромную царапину.
Я ухватилась за его ладонь, чтобы взглянуть на обручальное кольцо поближе. Это что еще за хрень?! Откуда на нем здоровенная вмятина?
– Все нормально, – покачал Беннетт головой.
– Что это, черт возьми? – прошипела я сквозь зубы.
– Потом объясню, – шепнул он в ответ.
Я молча полыхнула глазами, а он сдавленно рассмеялся. Священник провозгласил:
– Пусть те, кто против этого брака, говорят сейчас или молчат вечно.
Гости затаили дыхание, я свирепо глядела на Беннетта, как вдруг тишину разорвал оглушительный гудок теплохода. Я зажала руками уши, гости испуганно вскрикнули. Звук эхом заметался в стенах громадного отеля.
– Да уж, – рассмеялся Беннетт. – Кажется, вселенная решила нас предупредить.
Все разразились смехом и аплодисментами, и священник, довольно улыбаясь, провозгласил:
– Хорошо. Тогда властью, дарованной мне штатом Калифорния, объявляю вас мужем и женой. Хлоя, можете поцеловать жениха.
Я чуть было не пустилась в пляс от этой маленькой победы. Беннетт разочарованно зарычал, но все-таки наклонился ко мне, потому что без туфель даже на цыпочках я была гораздо ниже мужа… подумать только, мужа!
Мне было плевать, что все на нас смотрят.
Плевать, что все ждут коротенького формального поцелуя.
Этот мужчина стал моим мужем, и я должна убедиться, что все остальные тоже это поняли.
Мне нравилось, как его руки обнимают меня. Как губы раздвигаются под моим нежным напором, и наши языки сплетаются – один раз, другой, третий, все глубже и глубже, так что я чувствую вкус его страсти. Задыхаясь, Беннетт пробормотал: «Черт, Хлоя, мы же не одни» – и заставил-таки себя отступить прежде, чем я начала срывать с него смокинг прямо у алтаря.