– Ну-ка, о чем это вы двое секретничаете? – пытливо уставилась я на отца.
– Просто даю своему сыну кое-какие советы.
Я нахмурилась, а отец насмешливо сверкнул глазами.
– Лучше спроси у мужа.
Он обнял меня, поцеловал в щеку и вручил Беннетту. Тот прошептал мне на ухо:
– Твой отец намекнул, что хочет пятерых внуков.
Мой испуганный возглас потонул в реве колонок, ознаменовавшем начало вечеринки. Люди заспешили на танцпол, а мы воспользовались моментом, чтобы перевести дух. По дороге нас поймал Уилл в окружении моих тетушек.
Они беззлобно тискали его, а тот с хохотом вырывался:
– Ханна, любовь моя, где же ты?!
Та, потягивая фруктовый коктейль на другом конце зала, подняла руку, украшенную обручальным кольцом, и крикнула:
– Так вот зачем мне эта штука? Чтобы я тебя спасала?
– Конечно! – пылко закивал он.
В конце концов, налюбовавшись мучениями несчастного парня, Ханна подошла и забрала его из любящих рук моих тетушек. Я с улыбкой подмигнула Беннетту.
– Может, пойдем уже? – спросил он, глядя мне на губы.
Гости не торопились расходиться, вечеринка наверняка продлится до утра, но мне хотелось лишь одного – подняться в номер и сорвать смокинг с моего мужа.
– Еще часок, – сказала я, задирая ему рукав, чтобы посмотреть на часы. Была половина девятого. – Еще часок – и я твоя.
Один час растянулся на целых три – потому что мы танцевали, пили, затем Макс с Уиллом повели Беннетта в бар «пропустить напоследок»… Закончилось все тем, что Беннетт подошел ко мне сзади, когда я разговаривала с Генри и Миной, и обнял за талию.
– Пора, – шепнул он, целуя ухо.
Я прижалась к нему спиной.
– А я думала, это моя реплика.
Нас не стали осыпать лепестками роз или горстями риса – только Уилл и Генри пьяно закидали на прощание мятыми салфетками.
– Спокойной ночи! Спасибо, что пришли! – пыталась я перекричать свист и улюлюканье.
Беннетт нетерпеливо потянул меня за собой, через плечо помахав друзьям.
– Идем уже.
– Была рада вас видеть! – крикнула я снова в толпу.
Ему пришлось вытаскивать меня из бара – в прямом смысле, взяв на руки и перекинув через плечо. Гости отозвались на это ревом аплодисментов и новым шквалом салфеток.
Он отволок меня до вестибюля, поставил на ноги и принялся целовать губы, шею и плечи.
– Готова?
– Более чем.
Я направилась к лифту, но Беннетт вдруг поймал меня за руку и вытащил из кармана повязку.
– Это еще что такое? – насторожилась я. – Зачем она?
– Я собираюсь тебя похитить.
– Наверху нас ждет номер! – жалобно протянула я. – С огромной кроватью, галстуками для связывания и… – я заговорила тише, – бутылочкой смазки в тумбочке.
Рассмеявшись, он прижался ко мне лбом.
– А в лимузине тоже лежит сумка с галстуками, бутылочкой смазки и еще кое-какими штучками.
– Это какими?
– Доверься мне.
– Куда мы идем? – спросила я.
– Доверься мне.
– Мы куда-нибудь полетим?
Сердито зарычав, он хлопнул меня по ягодице.
– Черт возьми, женщина, сказал же: доверься мне.
– Мне хоть понравится?
– Еще как. А теперь заткнись.
Глава восьмая
Беннетт помог мне забраться в лимузин и надел на глаза повязку, туго затянув концы на затылке. Она была плотной и широкой, закрывая едва ли не все лицо – этот подонок догадался, что я стану подсматривать. Я полностью ослепла.
Зато я остро чувствовала, как он садится рядом, окутывая свежим запахом шалфея, и лижет мне ключицу.
– Ты что, собираешься трахнуть меня прямо в машине? – спросила я, слепо цепляясь за него.
Урчащий смех эхом отозвался во всем теле, и Беннетт переключил внимание на другую ключицу, а сам принялся неспешно задирать мне свадебное платье.
Пальцы защекотали колено, потом внутреннюю часть бедра и добрались до тонких, мало что прикрывающих трусиков, чтобы тут же оттянуть их и заскользить по голой и влажной плоти.
– Черт, – прошипел он. – Проклятие. Хлоя. – В меня глубоко нырнули сразу два пальца. – Кажется, сегодня я не смогу быть нежным.
Запрокинув голову, я подставила его губам шею и прошептала:
– Вот и славно. Нежности я сегодня не хочу.
– Это же наша брачная ночь, – притворно ужаснулся он. – Разве мне не следует возложить тебя на перину и доставить неземное удовольствие всеми мыслимыми и немыслимыми способами?
Вцепившись ему в запястье, я поглубже протолкнула в себя пальцы.
– На перину, значит? Если только ближе к утру, когда я вся буду в синяках.
Беннетт рассмеялся – так порочно и многообещающе, что по спине побежали мурашки. Дыхание обожгло мое ухо, и он спросил:
– Так мне можно быть грубым?
В горле пересохло.
– Даже нужно.
– И я могу извращаться по-всякому? – Я кивнула, и он прорычал: – Скажи вслух.
Я прерывисто выдохнула:
– Я хочу, чтобы ты извращался. Был диким и грубым. Я хочу именно этого.
Он вывернул руку и просунул в меня третий палец, так глубоко, что я почувствовала прохладу обручального кольца и закричала. Большой палец тем временем вырисовывал круги возле клитора, не касаясь, впрочем, нужного места. Шум машин за окном стал тише – только колеса шуршали по асфальту.
– Мы уезжаем из «Коронадо»?
– Да.
– Едем в аэропорт?
– Я что, мало стараюсь? – раздраженно спросил Беннетт.
– В смысле? – смущенно уточнила я.
– Я тут трахаю тебя пальцами, а ты прислушиваешься к тому, что происходит на улице!
Он убрал руку, стащил меня с сиденья и поставил на колени – судя по всему, у себя между ног. Я слышала, как он ерзает, устраиваясь поудобнее. В тишине зазвенела пряжка ремня и вжикнула молния.
– Вот, – выдохнул он, обхватывая ладонью мой затылок. – Теперь отсоси мне.
И хотя слова были грубыми, держал он меня очень бережно – будто боялся, что его неудержимая страсть разрушит наш новорожденный брак. Мы, в общем-то, обсуждали, как это будет, когда два одиночества вдруг поженятся – что в наших отношениях ничего не изменится, – но теперь, судя по всему, Беннетту было не по себе.
Мы говорили, что брак – это просто два кольца и клочок бумаги.
Мы заверяли, что между нами все останется по-прежнему.
Мы обещали, что в спальне у нас не будет запретов. Мы никогда не станем стесняться своих желаний.
Однако сейчас, скользя губами и языком по округлой головке, я чувствовала, что Беннетт сжимает руки вместо того, чтобы запустить их мне в волосы. А еще сидит неподвижно, не толкаясь, как обычно, в горло.
Поэтому я сделала первое, что пришло на ум: с тихим чмоканьем выпустила его изо рта и откинулась на пятки.
В салоне воцарилась полная тишина, не считая частого мужского дыхания и шелеста колес.
Наконец ровным голосом он спросил:
– Что случилось?
«Что случилось?» Беннетт, ты меня убиваешь своей покладистостью…
Жаль, что я не могла видеть его лица, но он, слава богу, понял, чего я добиваюсь, потому что глубоко вздохнул и спросил:
– Какого хрена ты остановилась?
О да! Уже лучше.
– Сам знаешь.
Взяв за щиколотки, он рывком опрокинул меня на пол так, чтобы спиной я упиралась в сиденье напротив. Одним коленом Беннетт встал на обивку рядом с моей головой и, не говоря ни слова, ткнулся членом мне в губы, вынуждая открыть рот.
– Соси, – велел он, еле сдерживая злость и похоть.
Вцепившись мне в волосы, он принялся толкаться в горло – к счастью, пока не слишком глубоко. Потом выпустил многострадальную прическу и обхватил сильными большими руками лицо.
Машина вдруг остановилась, и Беннетт ладонью ударил по кнопке громкой связи, коротко бросив: «Подождите здесь», – после чего, хрипло постанывая, продолжил двигаться.
От его смачных ругательств я и сама возбудилась не на шутку – и, всхлипывая при каждом толчке, принялась качать головой, впиваясь пальцами в твердые ягодицы.
Я ничего не видела, но всякий раз, когда он погружался в горло и мягкие волоски щекотали губы, мне хотелось его так отчаянно, что я сосала изо всех сил, не давая ему отстраниться.
– Охренеть как хорошо, – хрипло бормотал Беннетт. Судя по отрывистым движениям, до оргазма было недалеко. – У тебя обалденные губы. И язык просто создан для минета.
Я обхватила ладонью мошонку, поглаживая чувствительную кожицу.
– Да-а-а, – простонал он и дернулся.