Сара Вульф - Прекрасные и Порочные

– Ммм, тут нечто большее, чем «просто не понравился».

– Экстренное сообщение: всем остальным он нравится, ясно?! Поэтому можешь просто отвалить?!

– Хантер до сих пор не извинился за то, что довел тебя до слёз, Кайла!

– Джек заставлял меня плакать всё это проклятое время, понятно?! Я ежедневно плачу из-за него в подушку уже шесть лет!

– Тогда тем более есть причина надрать ему зад!

– Мы не во втором классе, Айсис! – говорит резко Кайла. – Кусаться и пинаться не по-девчачьи, и с парнями так ты тоже не добьешься успеха.

– А может я ни хрена не хочу никакого парня! – мой голос повышается, привлекая внимание. – Может все парни подонки! И вероятно, я единственная, кто может ясно мыслить и видеть этого придурка в истинном обличье!

– Он не придурок...

– Я не собираюсь слушать твои оправдания, Кайла! Я знаю их все. Я когда-то также придумывала оправдания для одного парня, ясно?

– Верится с трудом! – говорит она злобно.

– Да? Так поверь!

Я закатываю рукав, и Кайла одновременно делает три вещи: видит это, понимает, что я сделала и отшатывается от этого. От меня.

Опускаю рукав обратно и хватаю рюкзак. Я оставляю здесь свой сэндвич. Оставляю здесь короткий триумф над победой. Я оставляю здесь свой секрет, с ней.

Остаток дня похож на расплывчатый туман злости и едва сдерживаемых слёз. Когда возвращаюсь домой, вижу, что в нем не горит свет. Все окна закрыты, занавески опущены, как всегда. Дом спит, ну, или, по крайней мере, так кажется. Зову маму. Сегодня она не работает, у нее нет встречи с психологом, и машина находится в гараже. Она должна быть дома. Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через ступеньку и замираю, когда вижу её открытую комнату.

Везде беспорядок. Лампа разбита, желтое стекло разбросанно по ковру. Документы и рабочие холсты раскиданы, словно чешуя бумажного змея. Она разорвала несколько холстов на кусочки, которые теперь валялись на кровати. Косметика стекает с туалетного столика уродливыми бежевыми речками. Зеркало в ванной разбито, её банка с таблетками открыта, а они высыпаны в раковину. Вода переливается из ванной на пол, превращая всё в бассейн. Мое сердце леденеет, а пальцы немеют.

– Мама? – кричу я. – Мам!

Я проверяю под кроватью, в шкафу, в поисках мамы откидываю в сторону одежду и стулья. Её нет в гостиной, моей комнате и на кухне. Я набираю сотовый мамы, но он звонит наверху, под её подушкой. В голове всплывает картинка, как её избивают, похищают, и тот мужчина тащит её за руку обратно в Неваду, туда, где она была очень несчастна...

В отчаянии набираю номер отца. Но спустя два гудка слышу слабые всхлипывания. Мама. Я подскакиваю и следую за звуком в гараж. Она свернулась клубочком на заднем сиденье машины. Я открываю дверь и прикасаюсь к её лицу, плечам, проверяя на наличие ран или порезов.

– Мам, что, черт побери, произошло? Ты в порядке?

– Он приходил, – шепчет она мне в волосы, цепляясь за меня, как маленькие обезьянки хватаются за старших. – Он нашел меня.

Полиции потребовалось пятнадцать минут, чтобы добраться. Они прочесывают дом, допрашивают маму, снова доводя до слёз. А все, что я могу сделать, так это обнимать её и огрызаться на них, когда они становятся слишком любопытными или агрессивными. Закончив обыск дома, один из них вытаскивает меня на улицу.

– Послушайте, мисс Блейк, вы сказали, что у вашей мамы психическое заболевание...

– У нее ПТСР¹³, – злостно исправляю я. – И все благодаря жестокости последнего бойфренда! А не чертово психическое заболевание!

– Я понимаю...

– Да? – истерически смеюсь я.

– Послушайте, я сожалею. ПТСР может быть адом. Дерьмо, у нескольких наших парней то же самое. Некоторым пришлось уволиться из-за этого. Дело в том, что в доме нет никаких следов постороннего, и замки не вскрыты. Ничего не украдено. Также нет признаков борьбы между двумя людьми.

– Она сказала, что слышала, как он спускался.

– Это могло быть галлюцинацией. Вы сказали, что она принимает лекарства, так?

– И встречается с психологом каждую неделю.

– Ну, мне действительно очень жаль, детка, но если она уже делала подобные вещи, то мы мало чем можем ей помочь.

– Она не сумасшедшая! Прекратите так к ней относиться!

– Я так не делаю, хорошо? Просто констатирую факты. Мы можем оставить дежурить копа возле вашего дома на семьдесят два часа, если вам так будет спокойнее, но это всё.

– Да. Было бы неплохо.

Он похлопывает меня по плечу.

– Не вешай нос. Она поправится.

Я смотрю, как он отходит, и бормочу:

– Все они так говорят.

***

После маминого приступа паники, я каждую ночь сплю в её комнате на надувном матрасе. Выполняю рядом с ней домашнюю работу, когда она читает или дремлет. Мы едим наверху, так как она не может заставить себя находиться внизу дольше пары минут. Моя комната начинает казаться мне странной и незнакомой, когда я захожу в нее, как будто я в ней гостья. Коп снаружи помогает. Когда мама подскакивает посреди ночи, я подвожу её к окну и показываю полицейскую машину, стоящую под фонарем, после чего она успокаивается и ей удается немного поспать. А я не могу заснуть. Я бодрствую, прислушиваясь к звукам тяжелых шагов. Ожидая. Молясь. Молясь, что этот ублюдок войдет и даст мне повод перерезать ему горло.

Я жду, молюсь и благодарю любого Бога, который меня слушает. Безымянный может и поступил со мной ужасно, но он не доставил мне столько неприятностей, как этот парень маме. Моя ситуация просто ничто по сравнению с её. Да моя ситуация даже не заслуживает называться происшествием в свете того, что случилось с мамой. Это случается с женщинами повсюду, каждый день.

Я звоню в школьную администрацию, и мама говорит им, что я заболела, хотя это не так. Она звонит на работу и берет больничный, но к пятнице ей становится лучше, чтобы выйти. По крайней мере, она так говорит. Я ей не верю, хоть и очень стараюсь. Может, если я поверю, то это станет реальностью.

Обычно по пятницам в школе хорошо, но сегодняшний день – дерьмо из дерьма. Каждая часть меня чувствует, как я распадаюсь изнутри. Я едва поспала и не могу сосредоточиться на работе, которую должна наверстать. Я могу думать только о маме: всё ли в порядке у нее на работе, хорошо ли она справляется, не забыла ли съесть приготовленный мной обед. Все мысли о войне с Джеком Хантером вылетели в окно. У меня нет тактики, нет сильного желания разоблачить его. Ничего! Я опустошена и устала. И истощена.

Кайла, нервничая, приближается ко мне на перемене. Она прочищает горло, и я привстаю со своего места на траве.

– Привет, – начинает она.

– Привет.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь немного поспать.

– Ох. Плохо спала?

– Да, пару ночей, – соглашаюсь я. – Это просто бессонница. Типичные дурацкие подростковые суточные ритмы¹⁴.

– Ты отсутствовала.

– Да, я болела.

– Ох, – она прикусывает губу и смотрит на свою обувь, а потом выдает, – мне очень жаль. За то, что я сказала на той неделе. Про тебя, ну, и другие вещи. Прости. Я не знала.

– Все круто. Я тоже была к тебе несправедлива.

– Ну, эм!

– Я была бесчувственной. На счет Джека и к тому, как сильно он тебе нравится. Извини.

Зависла пауза. Затем она протягивает свою руку.

– Давай начнем все сначала? Я Кайла Термополис.

Я трясу её руку.

– Айсис. Айсис Блейк.

– Ты действительно хорошо справляешься с историей планеты.

– Всемирная история, – улыбаюсь я, когда она повторяет наш первый разговор на вечеринке у Эйвери. Кстати, говоря, о рогатом красном существе с трезубцем. Именно в этот момент заходит Эйвери. Кайла ясно видит её, но в отличие от того, что было раньше, не несется к ней. Она остается стоять передо мной и продолжает болтать:

– У меня... У меня сегодня вечеринка. Мои родители уехали из города, так что... это просто небольшая тусовка. Будет здорово, если ты придешь. Будут крендельки с солью. И пиньята. Ты даже можешь кого-нибудь побить! Но только если тебе это необходимо. Действительно очень очень необходимо. Как, если бы от этого зависела твоя жизнь, – она ненадолго задумывается. – Вообще-то, не могла бы ты и вовсе никого там не бить?

– Я постараюсь, – смеюсь я.

– Отлично! Начало в восемь, приезжай.

Я смотрю на Эйвери, которая взглядом бросает в меня мечи. Клейморы¹⁵. Топоры.