– Спасибо, – проворчала я.
– Всегда пожалуйста.
Сев прямо, он взял конверт со стола.
– Макс оставил это.
Я забрала конверт с собой в кабинет, чтобы прочесть там. Почерк у Макса был неразборчивый, буквы крохотные.
«Сара,
В пятницу утром я уезжаю на конференцию в Сан-Франциско и пробуду там неделю. Мы можем встретиться сегодня вечером?
Макс»
Вытащив мобильник, я провела большим пальцем по экрану и, когда высветилось имя Макса, нажала на него.
Макс ответил после первого же гудка.
– Все еще в спячке, мой мишка?
Я рассмеялась.
– Нет, я на шестнадцатой чашке.
– Твой ассистент – тот еще персонаж. Мы очень мило потрепались о тебе. Рад знать, что он не вздумает приударить за тобой, пока меня нет в городе.
– Думаю, он скорее в фан-клубе Макса, если хочешь знать. Если вздумаешь когда-нибудь сыграть за другую команду, тебе от него не отделаться.
– Я все слышу! – крикнул Джордж из-за двери.
– Тогда перестань подслушивать! – крикнула я в ответ, а затем улыбнулась в трубку: – И да, сегодня вечером я свободна.
– Где встретимся?
Поколебавшись не больше секунды, я предложила:
– У меня?
Трубка замолчала. Когда Макс наконец-то ответил, в его голосе звучала улыбка:
– В кроватке?
– Ага.
Руки у меня дрожали. Черт, прошлая ночь все изменила. Идея заняться сексом с Максом в кровати казалась сейчас самым рискованным приключением – я даже задумалась, переживем ли мы это.
– Встретимся у тебя в восемь? Мне надо дождаться позднего звонка с западного побережья.
– Отлично.
До восьми я успела переодеться три раза – буднично? сексуально? буднично? сексуально? – и в конечном итоге надела то, в чем была на работе. Я расправила постель, смела пыль по всей квартире и дважды почистила зубы. Я понятия не имела, что делаю, и была совершенно уверена, что не нервничала так даже в ту ночь, когда рассталась с невинностью.
Когда Макс постучал в дверь, я все еще тряслась. Он ни разу не бывал у меня дома, но, войдя, едва посмотрел по сторонам. Прижав ладони к моему лицу, он толкнул меня спиной к стене и впился губами мне в губы. В этом поцелуе не было ни капли нежности. Он целовал меня жадно и отчаянно, сжимая плечи и дергая за одежду, внезапно оказавшуюся лишней. От таких безумных, страстных, искренних поцелуев на губах остаются синяки. Через плечо Макса была переброшена большая сумка-мессенджер. Она соскользнула, с глухим стуком ударившись о стену.
– Я схожу с ума, – выдохнул он мне в рот. – Теряю свой долбаный рассудок, Сара. Где твоя спальня?
Я попятилась, волоча по короткому коридору Макса с его дикими поцелуями. В спальне горела только лампа рядом с кроватью, отбрасывая конус теплого желтого света. Белые стены, широкая кровать, огромные окна – и все это втиснуто в крошечное пространство.
Оглядевшись и убрав руки с моего лица, Макс рассмеялся:
– У тебя такая маленькая квартирка.
– Я знаю.
Стянув сумку через голову, он швырнул ее на кровать.
– Почему? Ты могла бы позволить себе больше.
Я пожала плечами, зачарованно глядя на то, как на его шее бьется пульс. Зачем мы говорим о размере квартиры? Мне хотелось знать, что в сумке. Он всегда ходил только с кошельком, телефоном и ключами.
– Сейчас мне больше и не нужно.
Переведя взгляд на меня, Макс кивнул, чуть подняв в усмешке уголок рта.
– Ты сложная женщина, Сара Диллон.
Иногда после пробежки я ощущала такой прилив сил, что не оставалось ничего другого, кроме как вернуться и пробежаться еще. В крови кипело столько энергии, невозможно было устоять на месте. Сейчас я чувствовала себя так же.
– Макс, я… – тут я подняла руку, чтобы показать, как сильно она дрожит. – Я не знаю, что делать.
– Разденься для меня.
Порывшись в сумке, Макс вытащил большой профессиональный фотоаппарат.
– Сегодня я хочу снять все, – продолжил он, глядя на меня сквозь объектив.
От щелчка затвора сердце заколотилось. У меня кружилась голова, в ушах звенело.
– В том числе наши лица, – тихо сказала я.
– Да, – хрипло ответил он. – Точно.
Я поглядела на себя: светло-бежевая шелковая блузка с маленькими жемчужными пуговками и прямая черная юбка.
Разденься для меня.
Четкая задача. Хорошо, что можно на ней сфокусироваться. Случившееся прошлой ночью все еще давило на сердце, и при виде Макса в моей спальне я чуть не сорвалась.
Я подняла руки к верхней пуговице. Пальцы все еще тряслись.
Теперь все было по-другому, здесь, у меня в квартире, где единственным наблюдателем была его камера. Что я собиралась показать ему сегодня ночью? Свое тело? Или все то, что скрывалось под кожей: свое сердце, свои страхи, то, как дико и безумно я хочу его?
Я услышала щелчок затвора и низкий голос Макса:
– Ты так нервничаешь, будто не знаешь, что я люблю тебя.
Мои руки застыли. Я вскинула глаза.
Щелк.
– Я люблю тебя, Лепесточек. Я знал это уже какое-то время, но все изменилось прошлой ночью.
Я кивнула, борясь с головокружением.
– Ладно.
Он прикусил губу, а затем, отпустив ее, озарил меня насмешливой улыбкой.
– Ладно?
– Ага.
Я вернулась к пуговицам, расстегивая их по очереди и пряча самую широкую и глупую на свете улыбку.
Щелк.
– Тебе нечего сказать, кроме «ладно»? – спросил он, глядя поверх фотоаппарата. – Я тут признаюсь тебе в любви и даже не услышу в ответ «спасибо» или «очень приятно»?
Я скинула блузку на пол и развернулась спиной, расстегивая бюстгальтер – щелк– и роняя его.
Щелк, щелк.
Я расстегнула молнию и, оставив юбку на полу вместе с другой одеждой, снова обернулась к Максу:
– Я тоже люблю тебя.
Щелк.
– Но я очень боюсь.
Макс опустил камеру, не сводя с меня глаз.
– Я не хотела влюбляться в тебя.
Шагнув ближе, он отозвался:
– Если тебе будет от этого легче, скажу, что сопротивлялась ты до последнего.
Сделав еще шаг, Макс наклонился ко мне для поцелуя, не опуская камеру. Он просто отвел руку с ней в сторону, а второй притянул к себе мое лицо и прижался губами к губам.
– Я тоже боюсь, Сара. Боюсь, что ты просто используешь меня, чтобы залечить раны после разрыва. Боюсь, что мы все испортим, боюсь, что ты устанешь от меня. Но суть в том, – с улыбкой добавил он, – что никто другой мне не нужен. Похоже, ты напрочь отвадила меня от других женщин.
Макс, наверное, сделал несколько сотен снимков: как я заканчиваю раздеваться, забираюсь на кровать, гляжу, как он крадущейся походкой приближается и ложится на меня, продолжая говорить о том, что чувствует. Как он потерял голову, как его мучит любовный голод, как он поблагодарил бы Энди, прежде чем убить его, как искренне встревожен тем, что никогда не сможет насытиться мной. И все мои реакции на его слова Макс снимал на камеру.
Нависнув надо мной, он навел камеру на мой живот, где его тело соприкасалось с моим. Я закрыла глаза, растворяясь в ощущениях и негромких щелчках затвора. Когда я вновь их открыла, то встретилась с ним взглядом.
Я протянула руку, направляя камеру на свою шею. Макс сделал снимок и позволил мне вести, когда я подняла объектив: выше, и еще выше. Он поглядел на меня сквозь видоискатель. Затем дрожащими руками настроил фокус и принялся фотографировать мое лицо, снимок за снимком, фотографировать собственные пальцы, то поглаживающие мой подбородок, то ложившиеся на щеку. Когда мы целовались, он отводил камеру в сторону.
А затем не осталось ничего, кроме вкуса его губ, кроме его волос у меня под пальцами и его языка, скользящего по моему телу, щекотки слов, которые он выдыхал в мою кожу. Я ощущала каждый его вздох и каждый звук, я чувствовала, как его рот становится более настойчивым и жадным, опускаясь ниже. Макс медленно погрузил в меня два пальца и принялся вылизывать клитор, подталкивая к самому краю. Я все еще молчала. Мне не хотелось слышать свой голос – лишь слушать и чувствовать его.