Поэтому Лукас не удержался от замечания:
– Я-то думал, что вы такие вещи воспринимаете как должное.
Не оборачиваясь, потому что была поглощена разглядыванием их апартаментов, она ответила:
– Я научилась, мистер Росс, никогда ничего не принимать как должное.
Лукас затворил дверь, прислонился к ней и сложил руки на груди. Он знал, что опаздывает на встречу, но никак не мог уйти от Тэйлор. Впервые за долгое время они оставались наедине, и он понял, что ему хочется еще несколько минут побыть с ней.
Ему нравилось смотреть на нее. Лицо ее всегда было таким неподдельно искренним, что бы оно ни выражало. Она так чертовски непосредственно на все реагировала, и даже когда спорила и не соглашалась с ним и доводила его до исступления своими нелогичными, упрямыми заявлениями, то в глубине души его радовали и веселили ее ершистость и полудетская наивность.
Оглядываясь назад, он понимал, что не слышал от нее ни одного слова жалобы с того вечера, когда взял ее за руку и увел с бала в Лондоне. Даже во время ужасного смертельного шторма, когда она боялась умереть, она все равно была вежлива и мила. Единственное, о чем она волновалась, так это о своей подруге Виктории – ничего другого он не мог вспомнить.
Лукас вздохнул. Выяснялось, что Тэйлор совсем не такая, какой ему представлялась.
А она не обращала никакого внимания на своего мужа. Внимательно рассматривая все вокруг, она не замечала, что ее тоже внимательно рассматривают.
Ей казалось, что ее новые апартаменты не уступают Версалю по элегантности, о чем она и сообщила благоговейным шепотом.
Ковер на полу был бледно-голубого цвета, и такой мягкий и пушистый, что ноги буквально утопали в нем. Ей захотелось сбросить туфли и пройтись по нему босиком, но она подавила это желание, ибо такое поведение недостойно леди.
Прямо перед ней находился уголок для отдыха. Напротив двери стоял расшитый золотом диван, на котором лежали синие подушки. Она сразу подошла к нему, чтобы испробовать его на мягкость, и обнаружила, что он твердый, как скала. Все равно он казался ей прекрасным. Перед диваном стоял низкий отполированный до блеска деревянный столик. Тэйлор не удержалась и провела пальцами по его поверхности.
– Мне кажется, я чувствую, как светится это вишневое дерево, – проговорила она, хотя и понимала, что сказала нечто совершенно нелогичное. Для нее, правда, это имело некий смысл, а возможно, и для Лукаса тоже, потому что ведь он не стал с ней спорить.
По бокам от дивана стояли два бледно-голубых стула с высокими спинками. Тэйлор сразу захотелось испробовать и их. Она заявила, что они чрезвычайно удобны.
Слева от нее находились два гардероба, одинаковых по размеру и по виду. В глубине она увидела дверь в ванную, а справа – проем в виде арки, ведущий в альков. По обеим сторонам арки висели подвязанные шторы. С того места, где она стояла, Тэйлор могла рассмотреть кровать. Это было огромное сооружение без всяких колонн. Кровать украшало золотое покрывало. Изголовье обрамляли синие и золотые подушки. Спальня была явно предназначена для интима, и Тэйлор про себя подумала, что это самая романтическая комната на свете. И если опустить шторы, то интим будет полным.
Виктория была бы в восторге. Вот она достойна такой элегантности и блеска. И Тэйлор тут же решила, что, как только Лукас уедет из Бостона, она поменяется номерами со своей подругой. Разумеется, ей придется пробыть в Бостоне по меньшей мере неделю, чтобы хватило времени сделать необходимые покупки для своей будущей жизни в глуши. Тэйлор также не исключала, что Виктории понадобится ее помощь при покупке дома, и не собиралась оставлять подругу на произвол судьбы, пока та не устроится.
– Хотите, я помогу вам открыть чемоданы и распаковаться?
Тэйлор удивилась такому предложению. Неужели мужчины-американцы привычны к женской работе?
– Спасибо, сэр, не надо, – ответила она. – Я достану вещи только на четыре-пять дней. А вы сколько собираетесь пробыть в Бостоне?
– Я уезжаю послезавтра. Нам надо обязательно подробно поговорить перед моим отъездом и обсудить некоторые детали.
– Да, разумеется, – согласилась она. Он с любопытством смотрел на нее.
– Я-то думал, вы останетесь в гостинице, пока не подыщете себе подходящий дом.
Не дав ему никаких объяснений, она внезапно сорвалась с места и исчезла в арке, ведущей в спальню. Лукас пошел за ней и увидел, что его супруга сидит на краешке кровати с довольной улыбкой на лице.
– Здесь прекрасный перьевой матрац, – отвечала она на его вопрос, что ее так порадовало.
Он кивнул.
– А почему вы собираетесь распаковываться в расчете всего на четыре или пять дней?
– Так проще, – ответила она, нарочно не договаривая до конца. И поспешила сменить тему:
– А вы не опаздываете на вашу встречу?
– Ничего, она подождет несколько минут.
Она? Так он встречается с женщиной? Тэйлор напряглась, перестала улыбаться и изо всех сил старалась подавить тревогу. Ведь на самом деле есть масса самых невинных поводов для встречи с женщиной. Может быть, она его деловой партнер, хоть это и маловероятно, но все же возможно. Может, ей по наследству достались деньги или компания от какого-нибудь родственника. Да, скорее всего, именно так оно и есть. Ведь Лукас говорил о деловой встрече, в конце концов. И не надо делать никаких печальных выводов, пока у нее не будет в руках достаточного количества фактов. Но мистер Росс не тот человек, чтобы вдаваться в подробности. Придется ей выуживать из него информацию.
– Вы с этой женщиной будете говорить о деле? – осторожно начала она.
– Нет.
– А что это тогда за встреча? Мне просто любопытно, – поспешно объяснила Тэйлор свою настойчивость.
– Это не деловая встреча, – отвечал он. – Просто мы договорились увидеться в восемь в вестибюле. А что? Тэйлор нарочито равнодушно пожала плечами.
– Да так, интересно, – отвечала она самым непринужденным тоном. – С вами еще кто-нибудь будет?
– Нет.
– Это точно? – спросила она чуть более настойчиво, чем намеревалась,
И внезапно почувствовала желание ударить его. Даже если он собирается на любовное свидание, зачем говорить ей об этом?
Она приказала себе не переигрывать. Ее не должно волновать, с кем он встречается и почему. Но ее это волновало. Даже очень. Она вдруг пришла в страшную ярость из-за этого бесчувственного животного.
Лукас никак не мог понять, что на нее нашло. Только сейчас смеялась, а теперь вдруг рассвирепела.
Чем же он рассердил ее? Лукас помнил, что в самом начале, когда он упомянул о встрече, Тэйлор была в прекрасном настроении, поэтому никак не мог подумать, что ее недовольство вызвано именно этим.
– Что-нибудь не так?
– Нет.
Как же! Так он и поверил. Он подождал еще немного в ожидании, что она скажет еще что-нибудь, но она молчала. Потом процедила сквозь зубы:
– Вы опоздаете на встречу с этой женщиной.
– Ее зовут Белл.
– Белл, – повторила она шепотом, не зная, что еще добавить. У нее было ощущение, что сердце ее только что разбилось на кусочки. Она чувствовала себя жалкой и раздавленной. Ей хотелось заплакать, и пришлось собрать все свои силы, чтобы удержаться от слез.
Она сказала себе, что удивляться нечему. Мужчины все такие непутевые. Уж ей-то была доподлинно известна эта горькая истина. Вот и ее собственный жених поступил так же. Клялся ей в вечной любви, а сам в это время спал с ее кузиной Джейн. Мадам наставляла ее, что можно любить мужчину, только не давая любви полностью поглотить тебя, а что касается доверия, то надо потратить не один год жизни, взвесить все последствия, тщательно рассчитать все возможные повороты судьбы и лишь тогда одарить им кого-то – да и то если это уж так необходимо.
Мадам также предупреждала ее относительно некоторых сугубо мужских порывов. Мужчины, говорила она, совершенно не в состоянии контролировать свои страсти. При разговоре присутствовал дядя Эндрю и сразу вступил с ней в спор. Заявил, что она извращает факты, и настаивал на том, что абсолютное большинство мужчин легко контролируют свои вожделения. К сожалению, какая-то жалкая кучка портит всю картину, позволяя своим животным инстинктам брать верх над разумом. И вот она-то как раз и бросается в глаза. Разгорелся жаркий спор. Мадам не отступалась от мнения, что мужчинами руководит то, что у них между ног, а не то, что на плечах, а дядя Эндрю придерживался противоположной точки зрения. Он сказал своей сестре, что она рассуждает как старая сушеная черносливина и что сама в этом виновата, так как не пожелала еще раз выйти замуж после смерти своего первого мужа.