– Тише, любимая. Все будет в порядке.

Он повторил это обещание не меньше десяти раз. Больше никогда ничего не будет в порядке, думала она. Ведь Мадам больше никогда не вернется. Теперь Тэйлор совсем одна на белом свете и полностью отвечает за двухгодовалых малюток, а Лукас Росс ни черта не знает о том, что будет в порядке, а что – нет.

Она чувствовала себя слишком опустошенной и не стала спорить с ним. И просто убаюкала себя собственными слезами в объятиях мужа, которому позволила утешить себя. Она чувствовала себя защищенной и в безопасности. Милый Боже, она никогда и ни за что не хочет отпускать его.

9

Не радуйте жестокую судьбу,

С улыбкою удар ее встречая,

Вы этим ей наносите удар.

Уильям Шекспир «Антоний и Клеопатра»

Тэйлор проспала. Виктория пришла за своей подругой в половине девятого утра. Как только Лукас открыл ей дверь, она начала поспешно объяснять ему, что волнуется, так как Тэйлор опоздала на их встречу. Ей нездоровится или она забыла, что они собирались позавтракать вместе в Дамском Ресторане полчаса назад?

Лукас не стал рассказывать Виктории о бабушке Тзйлор. Он разбудил жену и сам взял на себя труд проводить Викторию на завтрак. Ему не хотелось есть, поэтому он съел всего одну порцию сосисок, рыбу, печенье, подливку, печеные яблоки с корицей, яйца-пашот и картошку. Виктория съела одно-единственное сухое печенье и выпила стакан свежего яблочного сока.

Подруга его жены с утра пребывала в нервном состоянии. Она взволнованно окидывала взглядом ресторан, и Лукас решил, что она чувствует неловкость из-за других присутствующих. Чтобы как-то развеселить ее, он завел разговор о ее семье. Но понял свою ошибку, как только заметил, что взгляд Виктории затуманился. Разговор о родителях и друзьях, оставшихся в Лондоне, явно расстроил ее. Тогда Лукас повернул беседу в сторону будущей жизни в Бостоне. Виктория разволновалась еще больше.

В другом конце ресторана кто-то громко и визгливо засмеялся. Виктория подпрыгнула почти на целый фут и быстро оглянулась через плечо. Она была нахмурена и озабочена.

– Что-нибудь не так? – спросил Лукас.

Но Виктория не успела ответить – к столу подошла Тэйлор. Лукас тут же встал и выдвинул ей стул. Она поблагодарила, не глядя в его сторону, и села.

Тэйлор не поднимала глаз, но он видел легкий румянец у нее на щеках. Она явно была смущена чем-то. Возможно, тем, что происходило ночью?..

Она была одета в черное. Лукаса не волновало, какого цвета ее платье, но то, что она пренебрегла приказанием бабушки не надевать траур, ему не очень понравилось.

Волосы Тэйлор закрутила узлом на затылке. И эта простая, незатейливая прическа еще больше подчеркивала безупречность ее черт. Он вновь осознал, как она головокружительно красива, и поймал себя на том, что озирается вокруг, чтобы убедиться: присутствующие в ресторане мужчины не глазеют на нее. Она принадлежит только ему, черт побери, и он никому не позволит смотреть на нее с вожделением.

Почти сразу Лукас понял, как это все смешно и нелепо. Он мысленно выругал себя за идиотское поведение и заговорил в резком, приказном тоне:

– Тэйлор, поешьте чего-нибудь. Виктория, скажите мне, что вас тревожит?

Но его жена ответила, что совсем не хочет есть. Она выпила стакан молока, заявила, что сыта, и свернула салфетку в доказательство того, что трапеза для нее закончена. И при этом по-прежнему упорно не смотрела на него. Лукаса раздражало поведение обеих женщин. Он решил сперва разобраться со своей женой. Вот узнает, что тревожит ее, и тогда перейдет к Виктории. Приняв такое решение, он протянул руку, положил ее на руку Тэйлор и тихим голосом велел ей посмотреть на него.

Она вовсе не торопилась выполнять его приказание. А он терпеливо ждал. И когда она наконец посмотрела на него, проговорил:

– У вас нет оснований смущаться. Ничего такого особенного не произошло сегодня ночью.

Лукас собирался еще добавить, что они, в конце концов, муж и жена и пара поцелуев и ласк между за-

Конными супругами, разумеется, не повод для смущения.

Но Тэйлор не дала ему возможности привести этот логический аргумент. Она бросила в его сторону недоверчивый взгляд, а потом сказала:

– Я плакала перед вами. Конечно. Мне стыдно и неловко. – И, покраснев еще сильнее, добавила:

– Обещаю, что такого больше никогда не повторится. Как правило, я умею держать себя в руках.

Он не знал, что сказать на это. Начал было спорить, но передумал. И тут заметил, что Виктория уже не озирается вокруг. Полностью поглощенная их разговором, она смотрела на него, изумленно раскрыв рот.

Лукас хотел спросить, что, черт побери, не так. Но из-за ее деликатного положения смягчил вопрос:

– Что-то не так?

– Тэйлор плакала из-за вас?

Он вздохнул. Похоже, эта девица думает, будто он обидел свою жену.

– Нет, – отвечал он. – Она расстроилась по другому поводу.

Пусть Тэйлор сама объясняет своей подруге насчет бабушки.

– Виктория, вы уже позавтракали? – Тэйлор попыталась сменить тему.

Но Виктория теперь не обращала на подругу никакого внимания, полностью переключившись на Лукаса. Было заметно, что она собирается с мыслями, чтобы сказать что-то, и когда он хотел выйти из-за стола, торопливо и нервно попросила его остаться на месте и заговорила:

– Если бы вы чуточку лучше знали свою жену, вы бы поняли, что она никогда и ни при каких обстоятельствах не плачет, мистер Росс.

– Правда?

Виктория кивнула и дрожащим голосом добавила:

– Она никогда ничего не ест на завтрак. Только выпивает стакан молока. Этого вы тоже не знали, так ведь?

Хотя его и подмывало, Лукас не посмел улыбнуться. Виктория было просто в ярости от обиды за Тэйлор. Стало совершенно очевидно, что она знает о Тэйлор гораздо больше, чем он.

– Она жила в хижине целый…

Но тут вмешалась Тэйлор. И поспешила перебить Викторию, пока та не успела рассказать Лукасу еще что-нибудь о ее подготовке к жизни на границе. А то он начнет расспрашивать, а она не готова отвечать на его вопросы.

– Банкиры! – воскликнула Тэйлор. – Ведь у нас назначена встреча с мистером Шерманом и мистером Саммерсом на десять часов. Их контора совсем рядом – каких-нибудь два квартала отсюда. Думаю, нам пора идти, не так ли, Лукас?

Он кивнул, но не спускал глаз с Виктории.

– Она жила в чем, вы сказали? – спросил он. Виктория покраснела.

– Да нет, это все пустяки, – ответила она. – Тэйлор, я бы хотела поговорить с вами кое о чем очень важном, если у вас есть сейчас минутка для меня.

– Конечно, есть, – согласилась Тэйлор, довольная, что разговор перешел на другую тему.

– Думаю, что я не смогу жить в Бостоне.

Сделав такое заявление, Виктория потупила глаза и уставилась на стол.

– Ну и хорошо.

Виктория резко вскинула голову:

– Вы не будете против?

У нее было такое изумленное лицо, что Тэйлор улыбнулась.

– Конечно, я не против. Вы сами лучше, чем кто-нибудь другой, знаете, что можете делать, а что – нет.

Ее подруга почувствовала необходимость кое-что объяснить.

– Я уже столкнулась здесь со старыми знакомыми, – прошептала она.

Услышав эти слова, Лукас подумал, что такое объяснение столь же бессмысленно, как и смущение Тэйлор по поводу своих слез в его присутствии.

– А что, встретить старых друзей – это так ужасно? – спросил он.

– Да, – хором отвечали Виктория и Тэйлор.

Он даже не пытался больше ничего понять. Бросил салфетку на стол и встал.

– Прошу извинить меня, но я должен подняться к нам в номер. Тэйлор, будьте добры переодеться, прежде чем мы отправимся в банк.

И не давая ей времени противоречить, повернулся и вышел из ресторана.

– Почему вы в черном? – осторожно спросила Виктория.

– В память о бабушке, – ответила Тэйлор. – Вчера вечером я получила телеграмму. Мадам скончалась четыре дня тому назад. Мой дядюшка Эндрю не сразу разыскал меня.

Она пыталась говорить своим обычным голосом, но у нее это плохо получалось. И к концу своего объяснения она уже почти плакала.

Виктория никогда не пыталась сдерживать свои эмоции. И когда она разрыдалась, Тэйлор подумала, что Мадам была бы в ужасе от ее поведения. Но все равно Виктория бы ей чрезвычайно понравилась, потому что хоть она и не очень дисциплинированная, зато очень предана Тэйлор, а преданность – это второе по значимости ценное качество в человеке. По ее собственной нравственной шкале оно стоит намного выше любви и только на дюйм-другой ниже самого главного. Мужества.