Он-то думал, что это была великолепная идея…
— Капли, ты пугаешь меня!
— Я? Сейчас я даже не вооружена!
Гордон засмеялся, и напряжение спало.
— Я уверен, что могу победить тебя в справедливом бою. Но в несправедливом — вряд ли.
— Только так я бы и попыталась бороться, — произнесла она. — С чего это я буду драться справедливо с человеком, который вдвое больше меня?
— Узнаю свою девочку. — Гордон взял ее руку, но не пытался придвинуться ближе. — Ты меня пугаешь, потому что… — Он помолчал. — С годами я приобрел и друзей, и врагов, но никогда не был ни к кому по-настоящему близок с самого детства. А в детстве этим человеком была ты.
— Мне очень жаль. Я понимаю, почему это может приводить в замешательство. У меня есть близкие люди, дети и Сара с Джошуа. А вот моя дружба с тобой… иная. И с тех пор, как наши пути разошлись, такой близости у меня больше ни с кем не возникало.
— Кто бы мог подумать, что наши жизни так далеко разойдутся, ведь начинали мы из очень похожих мест? По-моему, это интересно. — Он сжал ее руку — Ладно, Кэткин, отдыхай. По-моему, дождь стал слабее. Когда он закончится, мы пойдем пешком в Такер-Холл.
Она шумно выдохнула.
— Хорошая мысль. Если дождь барабанит по крыше, это гораздо лучше, чем, когда он стучит прямо по голове.
Калли закрыла глаза, ее дыхание стало ровнее и медленнее. Все еще держа Гордона за руку, она повернулась лицом к нему. Он вдруг с болью осознал, почему Калли пугает его. Не только потому, что он пятнадцать лет не был ни с кем по-настоящему близок, а просто он был больше не способен на такую близость. Он выжил, развив в себе холодное, иронично-отстраненное отношение ко всему. Способность чувствовать глубокую эмоциональную связь умерла в нем, когда его приговорили за кражу и похищение человека и бросили на адский корабль, державший курс на край света. Гордон думал, что в принципе хорошо адаптировался к новой жизни, какую ему навязали. Он выжил и, хотя совершил немало такого, чем совсем не гордился, не стал злодеем. Однако где-то на этом пути потерял свою юношескую способность надеяться и испытывать глубокие чувства. Но не способность желать. Эта способность жила и здравствовала, и Гордон желал Калли с такой силой, что это его смущало. Но он слишком заботился о ней, чтобы причинить ей какой-либо вред. Она и так настрадалась. Ей необходим друг, и он способен с этим справиться. Калли не нужны осложнения в виде интрижки, а ему не надо, чтобы его жизнь снова разбили вдребезги. Он способен контролировать желания. Они будут друзьями. Друзьями навсегда.
Гордон тоже задремал и проснулся, услышав, что дождь стучит по крыше тише, а раскатов грома больше нет. Спал он недолго, менее часа, но чувствовал себя отдохнувшим и восстановившимся после своего недавнего спасения от смерти. Когда гроза миновала, в сарае стало немного светлее. Открыв глаза, Гордон увидел, что Калли тоже проснулась и наблюдает за ним. Он улыбнулся.
— Привет, Кэткин!
— Мне следовало бы называть тебя львом, — прошептала она. — Больше кота, но из той же породы. И храбрый, как лев.
— Ричард Львиное Сердце?
— У тебя и цвет подходящий, желтовато-коричневый.
— Более или менее. Вроде бы Ричард Львиное Сердце провел годы, шатаясь по Европе и Святой Земле и попадая в разные неприятности вместо того, чтобы сидеть дома в Англии и заниматься своими обязанностями?
Калли усмехнулась:
— Сходство становится сильнее.
Гордон засмеялся:
— Отличие в том, что я не король Англии и у меня нет обязанностей перед нацией.
— Но теперь у тебя есть там дом.
Да, у него есть дом, и сейчас его самого удивляло, как сильно ему хочется туда вернуться.
— Это весьма скромный дом, не замок Плантагенетов. И я мало чем могу навредить Англии.
— Может быть, не всей нации. Но как Львиное Сердце проявил безответственность, оставив управление Англией на брата, которого мы теперь знаем, как плохого короля Джона, у тебя тоже есть плохой брат. Когда отвратительный виконт Уэлхэм унаследует титул и станет маркизом Кингстоном, он будет эквивалентом плохого короля Джона. — Калли поморщилась. — Премерзкий был тип. Вечно пытался застать меня одну, чтобы лапать.
— Что-о? — Гордон проснулся полностью, потрясенный ее небрежными словами. — Почему ты мне не говорила?
— Ты мог бы убить его. Не хотела, чтобы тебя повесили.
— Наверное, ты права. — Он попытался обуздать свою ярость. Уэлхэм никогда ему не нравился, старший из братьев, он донимал его больше, чем другие братья Одли. Но сейчас Гордону хотелось убить Уэлхэма. Как этот мерзавец посмел приставать к Калли! — Если бы я его убил, то постарался бы, чтобы это выглядело как несчастный случай.
— Мне следовало это учесть. Наверное, он заслуживает убийства по множеству причин, но я предпочитаю думать о людях, которые причинили мне зло, так, как учила моя бабушка. — Калли усмехнулась. — Она всегда говорила: «Занимайся своими делами и будь уверена, что Господь в конце концов им воздаст им по заслугам».
— Мудрая философия. Сейчас-то я обычно именно так и поступаю, но если бы Уэлхэм был здесь, я бы его избил за то, что он к тебе приставал. От горничных я Уэлхэма отгонял, но мне и в голову не приходило, что он может приставать к родовитой соседке.
— Я его ловко избегала, так что он был просто неприятным, а не опасным. — Выражение лица Калли изменилось. — Ты недавно говорил, что многие годы не был ни с кем по-настоящему близок. А как же женщины? Ты принял обет целомудрия?
От неожиданного вопроса Гордон перекатился на спину и стал молча смотреть на грубо обтесанные балки потолка. Калли насмешливо произнесла:
— Не хочешь обсуждать свою романтическую жизнь?
— Это не та тема, которую джентльмен, даже такой потрепанный, не первой свежести, как я, станет обсуждать с дамой. — Он посмотрел на нее. — Но ты не дама, ты Калли, и мы всегда были друг с другом откровенны.
— Постараюсь отнестись к этому как к комплименту. Давай сделаем так — ты расскажешь мне правду, но не всю. У всех есть свои секреты.
— Хороший подход. — Обо всей правде Ричард предпочитал не думать даже наедине с самим собой. — В отличие от Уэлхэма я не прикасался к женщинам вопреки их желанию.
— Это я всегда знала. Ты гораздо порядочнее, чем кажется.
— Нет, — с иронией возразил он, — но поскольку я вырос, имея лучшей подругой особу женского пола, разве мог я, повзрослев, дурно обращаться с другими женщинами?
— То есть, то, что ты хорошо обращаешься с прекрасным полом, это моя заслуга?
— Между тем, чтобы обращаться с женщинами действительно безобразно и всегда обращаться с ними хорошо, лежит огромная дистанция. Из-за того, что много ездил по разным местам, я годами выбирал в любовницы несчастливых жен. Они понимали, что наши отношения скоротечны, но я никогда их не предам. Я делал все, чтобы принести в их жизнь немного счастья. Лишь позднее я осознал, что причинял им боль, хотя это не входило в мои намерения.
— Потому что некоторые из этих глупых женщин в тебя влюблялись?
— Как ты догадалась?
— А как они могли не влюбиться? Для женщины, попавшей в ловушку несчастливого брака, красивый мужчина, который хорошо с ней обращается и хочет доставить ей удовольствие, — это как сон, ставший явью. Такая женщина захочет, чтобы ты остался в ее жизни навсегда, а не просто на время короткого романа. Надеюсь, ни одна замужняя женщина не убила своего мужа в надежде, что ты на ней женишься.
Гордон нахмурился:
— Разумеется, нет! Но мне потребовались годы, чтобы понять, что я причиняю боль, ведь я всегда уезжал куда-нибудь в другое место.
— Ты хочешь сказать, что в какой-то момент изменил свое поведение? Как это произошло? — Капли подняла брови. — Медленно наступающая зрелость?
Гордон печально улыбнулся:
— Я случайно наткнулся на женщину, с которой за несколько лет до этого у меня был роман. Радовался, потому что у меня остались только приятные воспоминания о
том времени, когда мы находились вместе. Я осознал свою ошибку, когда она в ответ на мое приветствие врезала мне в челюсть. И это был хороший удар. Я поинтересовался, что такого сделал, и она объяснила. Я попросил прощения за свое недомыслие и пообещал, что исправлюсь.
— Она тебе поверила?