Мэри Патни - Прелестная бунтарка

— Я считала их своей семьей, однако даже не знала, что у Сары и Джошуа есть сын и другая семья в Соединенных Штатах.

В ее глазах мелькнула боль. Вот почему он был рад, что утратил способность любить. Изгнанная из своей семьи, Калли создала новую, а теперь выяснилось, что для членов этой новой семьи она менее близкая, чем думала.

— Калли, они были рабами. Ты всегда воспринимала их как людей, как тех, кто для тебя важен, и ты их официально освободила, но часть их жизни прошла в условиях рабства и была им сформирована. Для рабов быть очень осторожными — вопрос выживания. Эта самозащита превратилась у них в глубоко укоренившуюся привычку.

— Но они были свободны уже три года, с тех пор, как мы переехали в Америку, — с грустью заметила она. — Неужели они не понимают, что я помогла бы им съездить к сыну и его семье?

Гордон нахмурился и пытался найти объяснение, которое звучало бы разумно для них обоих.

— Когда вы приехали в Вашингтон, ты была хозяйкой. Это ты дала им свободу, предоставила дом и работу, платила деньги. Да, ты была им другом, они тебя любили, но при этом у тебя была власть. Не рассказывать тебе больше, чем необходимо, — это нормально для них.

— А переезд в Балтимор нарушил эту схему. Мир перевернулся вверх тормашками, дети больше не дети, а их бабушка и дедушка превратились в самостоятельных личностей. — Калли печально улыбнулась. — Да, это болезненная перемена.

Несмотря на выражение боли в ее глазах, она адаптировалась к новому положению вещей на удивление хорошо. Многие женщины на ее месте сейчас бы рыдали и чувствовали себя обиженными.

— Они превращаются в бабочек, способных летать, — сказал Гордон. — Это хорошо.

— Да, но они улетают от меня.

— Так обычно и бывает с детьми, даже в нормальных условиях.

Калли вздохнула:

— А моя жизнь не нормальная. Я предполагала, что мы будем и дальше продолжать жить так, как последние три года, одной семьей. Но сейчас понимаю, что это изначально была временная ситуация. Поскольку была счастлива, я не заглядывала далеко в будущее. А теперь я туда смотрю и совершенно не представляю, что там.

— Ты уже бабочка, выбирай свой цветок! — небрежно бросил Гордон. — Но не старайся разом окинуть взглядом весь луг, полный цветов, это тебя запутает.

Калли улыбнулась:

— Хорошая метафора, но не знаю, как далеко ее можно продолжить.

— Ладно, давай начнем с этого. Отвлекись пока от мыслей о семье и подумай, где бы ты хотела жить? Здесь? Вернуться в Вашингтон? В Англию?

В ожидании ее ответа Гордон затаил дыхание. Калли нахмурила лоб.

— Мне многое нравится в Америке, но мои корни все-таки в Англии. Я бы выбрала Англию, будь все так просто. Я считала, что моя семья тут, но это не так, и теперь мне нужно многое переосмыслить.

— Суть твоих отношений с Адамсами не изменилась, — мягко промолвил Гордон. — Ты их любишь, а они любят тебя. Скоро ваши жизни не будут так тесно связаны, как раньше, однако вы все равно останетесь дорогими и самыми любимыми друзьями.

— Но не семьей. Кровное родство имеет значение. Наверное, мне следует вернуться в Англию. Выяснить, кто же из родных был настолько неравнодушен к моей судьбе, что нанял тебя. Пожалуй, я могла бы открыть швейную мастерскую в каком-нибудь городе вроде Бата. Если я сумею продать землю в Вашингтоне, у меня будет достаточно денег, чтобы открыть ателье и покрывать расходы первое время, пока снова не встану на ноги.

— Да, хороший план. — Гордон помолчал. — Или ты могла бы выйти за меня замуж.

Калли всмотрелась в фигуру Гордона. Небрежно прислонившийся к дверному косяку, он был похож на отдыхающего льва. Слишком красив, чтобы быть настоящим. Он — и друг, и незнакомец.

— Если станешь повторять это часто, пожалуй, я могу тебе поверить и принять предложение. Тогда ты от меня не отвертишься.

Гордон улыбнулся:

— Я бы не предлагал это, если бы не был готов принять последствия.

— Но почему я? Если хочешь завести семью, то с твоей внешностью, происхождением и материальным положением ты мог бы легко найти подходящую жену.

— Да, но это столько возни!

Калли усмехнулась:

— Значит, со мной проще всего? Но я не простая женщина и я не приму такой ответ. Попробуй еще раз.

— Калли, я готов изменить свою жизнь. Я никогда не встречал другую женщину, на которой мне бы хотелось жениться, но я видел браки, которым завидую. Супругов, которые искренне наслаиваются обществом друг друга и абсолютно верны друг другу. Я тоже так хочу.

— А я здесь, ты знаешь мои недостатки, и тебе не придется слишком напрягаться, чтобы познакомиться?

— Вот именно. Мы когда-то были лучшими друзьями, и я уверен, что мы хорошо поладим.

— Это самое неромантическое предложение, какое я когда-нибудь слышала, — улыбнулась Калли.

— Во мне много такого, что тебя разочарует. Как авантюрист я весьма осторожен и практичен. Как муж буду не способен к поэтичным признаниям в любви. Но я всегда буду о тебе заботиться. И… — Он понизил голос. — Мне нравится мысль жениться на своей лучшей подруге.

Калли всмотрелась в лицо Гордона и вдруг поняла, что под его силой и уверенностью в себе скрывается одиночество. Ее жизнь не была легкой, но его жизнь была тяжелее. Девчонкой она, как водится, мечтала, что влюбится без памяти в достойного мужчину, который будет так же любить ее. Вероятно, любовь такого рода могут испытывать лишь очень молодые люди. Даже если она не продлится долго, по крайней мере какое-то время она у них будет. Но если великая романтическая любовь в ее жизни не случится, дружба — неплохая ей замена.

— Ты так это говоришь, что брак представляется… возможным. Но не тогда, когда в ближайшие несколько дней мы можем оказаться на поле битвы.

— Мы могли бы отплыть с Хокинсом и переждать битву за Балтимор в спокойном Сент-Майклсе, но сомневаюсь, что ты на это согласишься. Мое предложение о браке остается открытым, в зависимости от того, как станут развиваться события. А пока давай пойдем и посмотрим, не вернулся ли Хокинс на «Сэлли Мэй».

Калли встала и направилась к выходу.

— Ты собираешься попросить его подождать, пока моя запутанная ситуация прояснится и будут приняты решения? На это уйдет время.

Гордон снял ключ от входной двери с крючка, на который его раньше повесила Молли.

— Хокинс выполнил свою часть нашей первоначальной сделки. Подозреваю, что ему не терпится убраться, пока в двери Балтимора не постучал Королевский военно- морской флот. Любому здравомыслящему человеку не терпелось бы.

— Хочешь сказать, что мы выглядим не слишком здравомыслящими? — спросила Калли, выходя на улицу.

Он улыбнулся ей той интимной улыбкой, от которой с ее пульсом происходило нечто странное.

— Здравомыслие никогда не было нашей сильной чертой, не так ли?

Гордон запер дверь и повел Калли к «Сэлли Мэй», чуть придерживая ее рукой за талию. Она чувствовала себя так… будто на нее заявили права, и не была уверена, что ей это нравится.

Хокинс сидел в кокпите «Сэлли Мэй», пыхтел трубкой и наблюдал за работой в порту. Гордон окликнул его с пирса:

— Эй, на борту!

Хокинс поднял голову, встал и, двигаясь с чувством равновесия настоящего моряка, подал Калли руку и помог ей взойти на борт.

— Ну что, ваша семья в безопасности и довольна? Теперь вы готовы отплыть?

Калли осторожно спустилась в кокпит и села на полированную деревянную скамью.

— Извините, пока нет. Естественно, все оказалось гораздо сложнее, чем я ожидала. Мы не можем уехать прямо сейчас, так что, вероятно, настало время попрощаться с вами и пожелать вам счастливого пути.

Гордон спустился в лодку вслед за ней.

— Хокинс, ты выполнил свою часть сделки, теперь ты свободен и можешь спокойно плыть домой.

— Что именно у вас усложнилось? — поинтересовался тот.

— Мой пасынок вступил в народную полицию и категорически отказывается уезжать. Его бабушка выздоравливает после лихорадки и слишком слаба, чтобы куда-то ехать. И никто из членов моей семьи не уверен, что хочет отправиться в Англию. — Калли покосилась на Гордона. — Я тоже в этом не уверена.

Во взгляде Хокинса отразилось сочувствие к столь непростой ситуации.