То обстоятельство, что они с Киркландом стали своего рода друзьями, забавляло Гордона. Они были знакомы еще со школьных лет, когда учились в Уэстерфилдской академии, небольшом элитном заведении для мальчиков «хорошего происхождения и дурного поведения». Гордон ненавидел все школы, в какие его отправлял отец. Академия Уэстерфилд была последней. Учиться-то ему нравилось, но он быстро схватывал новый материал и просто физически был не способен усидеть на месте.
В детстве Гордон и его братья обучались дома, и занимавшийся с ними молодой помощник викария позволял самому непоседливому ученику бродить вокруг, пока другие силились освоить латынь, математику или географию. Маркиз этого не понимал. Поэтому, когда Гордон достиг возраста, чтобы его можно было отправить в пансион, его поместили в одну из самых строгих академий во всей Британии, чтобы тамошние наставники заставили его вести себя должным образом и приучили сидеть смирно. Но несмотря на старания школы битьем приучить к подчинению, Гордон стал даже еще более трудным подростком. И в конце учебного года его попросили не возвращаться.
То же самое повторилось в следующей школе. И в следующей. И Гордон даже гордился этим фактом. Когда попал в Уэстерфилд, он стал таким мятежным и рассерженным, что даже спокойная и заботливая леди Агнес Уэстерфилд, основательница школы, была не в состоянии повлиять на него. Он ненавидел школу, одноклассников и отвергал любые попытки завязать с ним дружеские отношения. Гордон пропускал уроки при любой возможности, а если появлялся, то держался с демонстративно скучающим и незаинтересованным видом. А чтобы позлить преподавателей да еще ради собственного развлечения, все экзамены сдавал блестяще.
Особенно сильно Гордон ненавидел Киркланда. Тот обладал острым умом и поразительным хладнокровием, что действовало Гордону на нервы. Он чувствовал неодобрение всякий раз, когда этот парень смотрел в его сторону.
Окончательно ненависть сформировалась во время одного из занятий каларипаятту. Этот древний вид единоборства ввел в их школе молодой герцог Эштон, наполовину индиец, и с тех пор его изучение стало школьной традицией. Гордону нравилось драться, это помогало ему дать выход мощной энергии.
Несмотря на его общую озлобленность из-за вынужденного пребывания в плену стен школы, он редко по-настоящему гневался. Но однажды во время урока борьбы ему достался в противники острослов, который так его возмущал, что Гордон не совладал с собой. В приступе ярости он мог бы убить его, не вмешайся Киркланд. Тот рывком выдернул Гордона из поединка, повалил на землю и пришпилил к полу коленом.
— Держи себя в руках! — велел он с угрозой.
Позднее Гордон был ему благодарен за то, что он не позволил ему совершить убийство. Однако публичное унижение заставило его возненавидеть Киркланда еще сильнее.
Однако же сейчас Гордон поднимался по лестнице красивого дома Киркланда на Беркели-сквер и насвистывал. Впрочем, перед тем, как взяться за дверной молоток, свистеть престал. Если он явится слишком радостным, это не пойдет на пользу его репутации. Дверь ему открыл Соумс, дворецкий.
— Капитан Гордон, его светлость ожидает вас. Он велел проводить вас к нему без промедления. Он в музыкальной комнате.
Соумс указал в сторону лестницы. Гордон отдал дворецкому шляпу.
— Меня можно не провожать, — сказал он.
Поднимаясь по лестнице, он слышал звуки фортепиано, вероятно, это играет леди Киркланд. Говорили, что она превосходный музыкант.
Дверь в музыкальную комнату была закрыта. Гордон тихо отворил ее, и волна звуков буквально накрыла его. Он не особенно разбирался в музыке, однако мог распознать подлинное мастерство. Гордон немного постоял молча, упиваясь трепещущей мелодией. Неудивительно, что юных леди обучают играть на музыкальных инструментах. Хотя мало кто из них играет так хорошо.
Гордон шагнул в комнату и увидел, что лорд и леди Киркланд сидят за фортепиано и играют в четыре руки. Их пальцы порхали над клавишами в идеальной гармонии, рождая мощный, завораживающий поток звуков. У Гордона даже захватило дух. Киркланд поднял голову и вздрогнул.
— Прошу прощения, я потерял счет времени. — Он повернулся на сиденье для игры на фортепиано, встал и протянул Гордону руку. — Спасибо, что пришел, хотя я обратился в последний момент.
— Никогда не знаешь, какой интересный проект ты для меня приготовил.
— Надеюсь, то, что он для вас приготовил, не слишком опасно. — Леди Киркланд тоже встала, приветствуя Гордона. Она не была красавицей в классическом понимании, однако ее глубокая теплота идеально дополняла холодное самообладание мужа. — Рада снова вас видеть, капитан Гордон.
— Мне очень понравилось, как вы играете! Я слышал, что вы талантливы, но все равно это оказалось приятным сюрпризом. А ты, Киркланд, удивил меня еще больше. Можно предположить, что прекрасная леди будет играть на фортепиано, но от главы шпионской сети этого не ждешь.
Киркланд и его жена рассмеялись.
— Не желаете ли как-нибудь прийти к нам на неформальный музыкальный вечер? — спросила леди Киркланд. — Раз в месяц приглашаем нескольких друзей помузицировать.
— И поговорить. И поесть, — добавил Киркланд. — Это самые большие удовольствия в жизни.
Нежный взгляд, брошенный в сторону жены, подсказал, что именно он считает самым большим удовольствием.
— Звучит заманчиво, правда, у меня нет музыкальных способностей, — ответил Гордон. — Я не разбираюсь в музыкальных инструментах, и у меня ужасный голос.
Леди Киркланд улыбнулась:
— Вы можите не выступать, хватит того, что просто послушаете. В следующий раз, когда будем устраивать такой вечер, я пришлю вам приглашение.
Гордон склонил голову:
— Благодарю, леди Киркланд, приду обязательно, если смогу.
— Зовите меня Лорел. Формальности излишни, ведь я вам так многим обязана.
Она поцеловала Гордона в щеку и вышла из комнаты. Глядя ей вслед, он коснулся щеки и сказал:
— Счастливчик ты, Киркланд.
— Да, знаю. — Он жестом указал на кресла, стоявшие у окна. — Мы можем поговорить прямо здесь, я велю подать нам кофе.
Он позвонил лакею, и они сели в кресла.
— По-моему, ты жил в Соединенных Штатах со своими кузенами? — спросил Киркланд.
Гордон нахмурился:
— Тебе известно, что я там жил. Сразу скажу, что я не буду шпионить против американцев, хотя наши страны сейчас и воюют друг с другом. Они мне нравятся.
— Я не предлагаю тебе шпионить за ними. Эта война — напрасная трата ресурсов и ненужное кровопролитие, ее вообще не надо было начинать, — с чувством произнес Киркланд. — У конфликта между нашими странами есть причины, но Британии следовало и дальше сосредотачиваться на Франции. Теперь, когда Наполеон отрекся от престола, находящаяся на полуострове армия Веллингтона освободилась и ее можно перебросить в другое место. Это означает, что война в наших бывших колониях станет более ожесточенной.
— К сожалению, это так, — вздохнул Гордон. — Но какое это имеет отношение ко мне?
— Я рассчитываю поручить тебе спасательную миссию. В данном случае политика не замешана. Есть некая вдова, англичанка по рождению, она живет в Вашингтоне, в американской столице. Весь тот район превратился в зону боевых действий. По всему Чесапикскому заливу курсирует Королевский флот, сжигая города и фермы, обстреливая американские форты. Там что угодно может случиться. Родные этой вдовы беспокоятся о ее безопасности и хотят, чтобы ее в целости и сохранности доставили обратно в Англию.
Гордон нахмурился:
— Чтобы организовать спасательную операцию через Атлантический океан, нужны время и деньги. Когда я доберусь до Америки, может произойти что угодно. Неужели этой женщине не хватает здравого смысла убраться с дороги армии захватчиков, если такая появится?
— Она отдалилась от семьи, и они не знают точно, каково ее финансовое положение, но вполне вероятно, что она стеснена в средствах.
— Если ты беден, это всегда осложняет жизнь. А если она не захочет возвращаться в Англию?
— Пусти в ход свою способность убеждать, — промолвил Киркланд.
— Я сделал много чего, достойного осуждения, однако в похищении женщин, которые не желают быть похищенными, не участвую.
— Я тоже. Правительственному чиновнику, попросившему меня уладить эту проблему, я сказал, что против того, чтобы заставлять женщину делать что-то вопреки ее воле. — Киркланд слабо улыбнулся. — Это было бы не только безнравственно, но и трудно, поскольку у женщин, как правило, есть своя голова на плечах. Если она не захочет вернуться в лоно семьи, тебе поручается препроводить ее в более безопасное место, по крайней мере до окончания войны. Если она бедствует, дай ей сколько нужно денег. Самое малое, что ты можешь сделать, это выяснить, в каком она положении, чтобы родные знали, как она поживает.