— Вот откуда хорошо было бы наблюдать за обстрелом форта, — произнес он.

Калли вошла в гостиную и приблизилась к широкому окну, из которого открывался живописный вид на гавань.

— Ты прав, здесь мы выше, чем были над складом, и отсюда хорошо видно форт. — Она повернулась к окну спиной. — Мы уже установили, что совместимы, так что теперь можем заняться чем-нибудь другим. Может, поиграем в карты?

Гордон засмеялся и подхватил ее на руки. Воистину лев.

— Меня никогда не увлекали карты. Но ты завораживаешь меня всегда.

Он понес ее в спальню и положил на середину широкой кровати. Потом опустился сам и, как только они оба оказались в горизонтальном положении, стал целовать. Вскоре им пришлось оторваться друг от друга, чтобы вдохнуть и Калли издала короткий смешок:

— Замечательная кровать!

— И я намерен постараться, чтобы на ней мы не потеряли ни минуты. — Гордон взял ее за талию и перевернулся на спину, так что Калли оказалась на нем. — Наконец-то это легально!

Калли заворочалась на нем, подбирая самое удобное положение. Их тела идеально подходили друг другу. Гордон накрыл рукой ее грудь.

— То, что так приятно, никак не может не быть грешным! — воскликнула Калли.

— Грешным — возможно. — Он легко куснул ее шею, отчего она будто расплавилась. — Но грешным легально.

Под их нетерпеливыми пальцами одежда стала исчезать, словно таять. Хотя им некуда было торопиться, в первый раз они оба достигли кульминации быстро — сказалась страсть, которую им приходилось сдерживать последние несколько дней. О, да, они были совместимы, даже очень!

Потом они лежали обнаженными, накрывшись простыней, и постепенно приходили в себя. Калли радовалась, что имеет право прикасаться к Гордону где угодно. Ей нравилось, когда их головы лежали на одной подушке, его лицо было обращено к ней, а серые глаза были прозрачными и полными света, как кварцы.

— Я думаю, — медленно начала она, — что к этому браку будет относительно легко приспособиться, поскольку мы полностью доверяем друг другу. Это ли не прочная основа для брака? Когда в брак вступают малознакомые люди, им нужно время, чтобы возникло доверие.

— Ты судишь по собственному опыту. Хорошо, что не нужно тратить много времени, пытаясь догадаться, что ты чувствуешь или чего желаешь. И то, что ты открытый человек, очень помогает.

Он поиграл с ее волосами, рассыпавшимися по плечу. Возможность прикасаться где угодно и когда угодно явно нравилась ему, как и ей.

— Калли, ты уже думала, где мы будем жить? Про мой лондонский дом ты знаешь, но, если он тебе не понравится, мы можем купить другой.

— Уверена, он мне понравится, — ответила она. — Лондон — сердце Англии, и я его совсем не знаю. Мне не скоро станет там скучно!

— Хочешь, чтобы у нас было что-то и в сельской местности? Например, поместье недалеко от города, чтобы не надо было тратить много времени на дорогу туда и обратно?

— А можем ли мы себе это позволить? — Она протянула руку и провела ладонью по его плечу. Ее рука остановилась, нащупав шрам выше локтя. — Тебя кто-то ранил?

— Немного, — не дав ей времени спросить, что означает эта фраза, Гордон продолжил: — Можем ли мы себе это позволить? Ты помнишь, что мне всегда хорошо удавалось откладывать деньги.

Калли подозревала, что причина заключалась в том, что он не доверял тем, кто его окружал, и потому хотел иметь собственные средства.

— Да, у тебя даже были деньги на наш побег, когда они нам понадобились. У меня тогда было мало опыта обращения с деньгами, но с тех пор я научилась экономить. К тому же, у меня как у вдовы Мэтью будет положенная мне доля наследства. Это пополнит наш бюджет.

— В Лондоне напомни мне составить брачный контракт. Я размышлял об этом, когда вокруг нас было полно балтиморских адвокатов, но мне показалось, что вопросы наследства важнее брачного контракта.

Калли доверяла Гордону, поэтому брачный контракт не считала важным. Хотя, если у них появятся дети, тогда он будет иметь значение.

— Скромный загородный дом я в любом случае могу себе позволить. — Он усмехнулся. — Пожалуй, я стану сельским сквайром. Как ты считаешь, могу я быть мировым судьей или власти шарахнутся от меня в ужасе?

— Из тебя бы получился хороший мировой судья, потому что ты практичный, а не жесткий моралист, — ответила Калли. — Ты не думал о том, чтобы баллотироваться в парламент? Ты так много повидал мир, из тебя бы получился опытный член парламента.

— Думаешь, я могу присоединиться к горстке других бунтовщиков в палате общин и свести с ума традиционалистов? Это было бы интересно, но ни один избирательный округ не примет меня в качестве кандидата.

— У тебя есть какие-нибудь старые школьные друзья, которые контролируют продажные округа? Может, один из них протолкнул бы тебя в парламент?

— Пожалуй, это любопытная мысль, на будущее. Хотя, вероятно, учитывая мои реформистские наклонности, я захочу устранить продажные округа. Плохо, когда влиятельные политики проталкивают в парламент своих людей. Но это правда, что меня больше не интересует выполнение сомнительных заданий для людей, которые мне хорошо платят за решение их проблем. Я удачно инвестировал деньги, поэтому у меня больше нет необходимости заниматься подобным.

— Сомнительные задания — это вроде спасения вдов из зон боевых действий? — Калли нежно улыбнулась. — Я рада, что ты не бросил эту работу раньше!

Гордон взял ее руки в свои:

— Я тоже. Но есть одна вещь, которую я должен сделать, — восстановить справедливость в отношениях с людьми, кому в прошлом навредил. Я тебе рассказывал, как сидел в погребе с другими приговоренными, и мы все, напившись, рассуждали, как исправимся, если выживем. Настало время загладить вину.

— Помириться с прошлым, прежде чем двигаться дальше, в будущее? Хорошая идея. — Она помолчала. — Это включает примирение с твоим отцом, если он еще жив?

— Нет! С некоторыми из братьев — возможно. Но в детстве и юности я не делал ничего, что заслуживало бы его дурного обращения со мной. Мое плохое поведение было результатом его собственного. С ним мне искупать нечего. Но были люди, которые заслуживали лучшего с моей стороны. Товарищи по школе. Директриса. — Он всмотрелся в лицо Калли. — А ты? У тебя остались какие-то дела из прошлого, какими следовало было бы заняться?

— Свернуть шею сестре, которая меня предала и рассказала о нашем побеге отцу? Этого мне, наверное, делать не стоит. А в остальном… — Она вздохнула. — Миновало столько лет. У меня осталось мало связей с прошлым.

— Тогда нам просто придется создать новые, лучшие связи.

Гордон наклонился к ней и поцеловал. Зная, что одно влечет за собой другое, Калли перевернулась так, что ее груди оказались прижатыми к его груди. Если это и было то, что называют «интимным разговором в постели», то он ей понравился.

На следующее утро прощание было именно таким эмоциональным, как Гордон и ожидал. Женские слезы его не особенно беспокоили, если их причиной не был он сам, и он не винил Калли и ее приемную семью за их чувства. Все-таки это было завершение важного периода в их жизни. Каким бы светлым ни представлялось будущее для всех них, это окончание было также и серьезной потерей.

Хокинс и его команда ждали в шлюпке. Скромный багаж Гордона и Калли уже погрузили на борт. Будучи женщиной мудрой, Калли не стала затягивать прощание. Еще больше слез не сделали бы их расставание менее болезненным. И Гордон был рад, когда она вытерла глаза и сказала:

— Пора.

— Да. Только помни, что мы обязательно приедем к ним в гости.

Он быстро обменялся рукопожатиями с Джошуа и Треем, обнял Сару и Молли. Потом помог Калли спуститься в шлюпку, и Хокинс оттолкнул лодку от пирса. Помахав рукой в последний раз. Калли повернулась лицом вперед, устроившись на скамье рядом с Гордоном.

— Я сейчас, наверное, выгляжу ужасно — нос красный, глаза заплаканные.

Он засмеялся:

— Ты выглядишь восхитительно и похожа на десятилетнюю девочку.

— Уж не знаю, комплимент ли это. — Она взяла его за руку. — Как ты думаешь, через сколько времени мы сумеем вернуться? Это такое долгое путешествие.

— Недалек тот день, когда через Атлантику начнут ходить пароходы. Они будут быстрее и безопаснее, чем парусники.

Хокинс усмехнулся, не переставая плавно грести: