— Но не могу же я болтаться в окне до скончания века!

— Тише, мисс Галлант! Если вас услышит миссис Делакруа, заварится такая каша…

Теперь Александре стало окончательно ясно, что в доме разразилась эпидемия слабоумия.

— Каша уже заварилась, Уимбл! Что может быть хуже?

— Я объясню.

— Сделайте одолжение! Мне как раз нечем заняться! — Александра принялась болтать затекшими от неловкой позы ногами.

— Девять лет я служу в Балфур-Хаусе, за это время насмотрелся всякого. И мог бы такое вам порассказать… Но я умею держать язык за зубами. За девять лет милорд очень изменился, и не к лучшему. — Дворецкий наклонился ближе и понизил голос: — Возможно, вам это неизвестно, мисс Галлант, но ваше присутствие производит на графа благотворное влияние, что весьма и весьма кстати. Вся прислуга сходится в этом мнении.

Александра в изумлении уставилась на него.

— Да-да, именно так. — Уимбл вздохнул. — Обычно милорд не слишком любезен с окружающими, но с вашим появлением он как-то, знаете ли, отмяк. Не поймите меня превратно, суровость у него не в характере, и все же перемены налицо. — Дворецкий поднялся на ноги. — Вот почему я прошу вас вернуться в подвал, мисс Галлант.

— Рада бы, да не могу, — призналась Александра, роняя голову на руки. — Я застряла.

— Ах вот как! Что же, тогда надо прислать кого-нибудь на помощь.

Не дав ей времени ответить, Уимбл быстро удалился, а Александра осталась в своей западне. Вопреки идиотизму ситуации она чувствовала себя до некоторой степени польщенной — еще никто и никогда не прилагал таких усилий, чтобы только не расстаться с ней.

Что-то вцепилось ей в лодыжки, и она невольно ахнула.

— Тише! — приказал Люсьен из подвала.

— Ты хоть дверь закрыть догадался? Не хватало еще, чтобы слуги увидели меня болтающейся в окне!

— Об этом нужно было думать раньше. Впрочем, не волнуйся, дверь я закрыл.

Руки разжались и двинулись выше, под подол.

— Нет, ты определенно с ума сошел! Прекрати немедленно!

— Тогда не вращай так призывно бедрами.

Александра пожалела, что не видит лица Люсьена — она сгорала от желания узнать, в самом деле он так на нее реагирует или просто дразнит.

Снова сомкнув пальцы на ее лодыжках, граф легонько потянул ее из окошка, и тут из страха свалиться с высоты на пол она принялась брыкаться, за что получила шлепок по ягодицам. Это было совсем не больно, но унизительно.

— Не смей больше так делать!

— А ты не бей меня ногами по голове.

— Но я боюсь упасть!

— И напрасно — этого я точно не допущу.

Люсьен пользовался ее беспомощностью, гладя везде, куда мог дотянуться. Прошла целая вечность, а он все прикасался к ней. Как она любила его вопреки негодованию! Любила звук его голоса, тепло рук…

Наконец Люсьен потянул ее за ноги, раздался треск ткани…

— Что-то меня поймало!

— Не что-то, а кто-то. Я.

Александра могла бы поклясться, что он потерся о ее ногу щекой, отчего горячая волна прошла по ее телу.

— Я хочу сказать, платье за что-то зацепилось.

Руки снова двинулись вверх по внутренней поверхности ног, и это движение закончилось влажным прикосновением.

— Ты что… ты там целуешь?

— Ну да.

— Хватит, Люсьен!

— Сейчас придвину твой сундук.

Он отошел, но вскоре вернулся и встал у нее за спиной. Александра неожиданно почувствовала, что трется обо что-то твердое.

— Боже мой! — выдохнул Люсьен. — Так где ты зацепилась?

— Слева.

— Здесь?

Рука протиснулась между рамой и грудью, ладонью вверх, и кончики пальцев пощекотали сосок через ткань платья.

Александра дышала все чаще — не то из-за неудобства позы, не то из-за его близости. Как бы то ни было, Люсьен решил, что лучше будет продолжить начатое, имея твердую почву под ногами. Он постарался освободить зацепившуюся ткань, и после очередного рывка награда оказалась в его объятиях. Александра немедленно обвила его шею руками и прильнула к нему с такой силой, что он потерял равновесие и лишь чудом успел соскочить с сундука, не свалившись на пол вместе со своей драгоценной ношей.

Не заботясь ни о чем другом, Люсьен нашел губами губы Александры. Его плоть была напряжена с той самой минуты, как он увидел ее аппетитный зад торчащим из окошка подвала.

— Люсьен… — прошептала она, на миг отстранившись. Выходит, они снова были в самых доверительных отношениях, достаточно доверительных, чтобы звать друг друга по имени. Люсьен уложил Александру на пол, где они тут же подверглись атаке мохнатой торпеды, с радостным визгом облизавшей их лица.

— Это еще что такое! — возмутился Люсьен, пытаясь оттолкнуть разбушевавшегося Шекспира.

— Сидеть! Лежать! Отстань! — со смехом отбивалась Александра.

Дверь, скрипнув, приоткрылась.

— Милорд, что случилось?

— Вон! — рявкнул Люсьен. Дверь тут же снова захлопнулась.

— Какое счастье, что мы оба одеты! — смеясь, воскликнула Александра и подхватила пса на руки.

— Да уж, минутой позже все было бы иначе.

— Ничего подобного!

Ну вот, она вполне оправилась! И надо же было собаке вмешаться! Люсьен уселся и посадил Александру к себе на колени.

— Чувствуешь? Ну скажи.

— Еще бы! — Она сглотнула.

— Ты ведь тоже меня хочешь, правда?

— Очень!

Александра обернулась и поцеловала его, тем самым положив предел терпению Люсьена. Нужно было срочно что-то предпринимать.

Когда они оба оказались на постели, Люсьен помедлил, решая, что делать с бесцеремонным представителем семейства собачьих. Александра лежала, опершись на локоть, с таким откровенно нетерпеливым выражением лица, что он едва не отмахнулся от этой проблемы; потом, озаренный неожиданной идеей, вынес терьера за дверь и сунул в руки ошеломленному Томкинсону.

— Глаз с него не спускай!

Вместо обычных протестов Александра встретила Люсьена пылким объятием и первой начала раздевать его, а он с удовольствием внес свою лепту в последствия ее авантюры, окончательно растрепав узел золотисто-рыжих волос.

— Но это вовсе не означает, что я тебе поверила, — прошептала она, раскрыв рубашку и трогая языком плоский мужской сосок.

— Рано или поздно поверишь! — Люсьен стянул платье с ее плеч и покрыл их поцелуями.

— Нет, я не…

Одежда разлетелась в разные стороны, и впервые после бесконечно долгого перерыва они соединились с жадностью изголодавшихся друг по другу любовников. Это была не ласковая, изысканная близость, а яростное наслаждение, когда счастливый крик сам собой рвется из груди…

Когда Люсьен очнулся от короткого забытья, он лежал на спине, а в окошке трепетал на ветру клок ткани от платья Александры. Упрямице почти удалось ускользнуть, и он поклялся никогда больше не давать ей такой возможности.

— Все-таки хорошо, что спас меня именно ты, а не Уимбл, — сказала Александра, приподнимаясь на локте.

— Обещай больше не устраивать побегов, иначе…

— Иначе — что? Ты снова вытащишь меня из окна и уложишь в постель? — Она замурлыкала, как довольная кошка. — Я согласна. Такое наказание — хоть каждый день! Впрочем, если таким способом ты пытаешься меня в чем-то убедить, то напрасно. Я и раньше знала, что ты отличный любовник и обаятельный повеса.

— Вот как, обаятельный? — Он накрутил на палец золотистый локон. — Я делаю успехи. Раньше ты никогда так не говорила обо мне.

— Считай, что сегодня день комплиментов.

— Кстати, как раз об этом я и хотел поговорить. Согласно моим указаниям, Томкинсон вручил мне вот это. — Люсьен потянулся к брошенному на пол сюртуку и достал из кармана письмо. — Адресовано Эмме Гренвилл.

На лице Александры не отразилось ни малейшего удивления. Впрочем, судя по содержанию письма, она и не надеялась, что оно достигнет адресата.

— «Дорогая Эмма! — начал Люсьен, развернув письмо. — Боюсь, я не смогу в ближайшее время приступить к своим обязанностям. Меня похитил и заточил в подвал мой последний наниматель — напыщенный, надоедливый, упрямый, свиноголовый, окончательно свихнувшийся граф Килкерн».

— По-моему, комплиментов даже маловато.

— А по-моему, многовато.

— Мне нужно известить Эмму, — с нажимом произнесла Александра. — У нее хватает хлопот и без того, чтобы тревожиться на мой счет.

— Я об этом позабочусь… в более элегантной форме.