Теперь я вспоминаю. И вдруг меня, словно ударяет.
— Игрушки.
Его руки сильнее сжимаются вокруг меня.
— Это термин.
— Для стэка? — Он настоящий?
— И флоггера, дрегентейла, паддла, тростей, стэков... — не знаю почему я теряю дар речи, но я слово не могу вымолвить, он умолкает. — Перебор для тебя?
— Был слишком долгий день. — На самом деле, мои слова слишком принижены.
Он вздыхает и притягивает меня к себе.
— Мы можем не на долго прилечь?
— Да. — Я выгибаюсь у него в руках. — Конечно, можем.
51.
Гевин
Прилечь для Элли переходит в полноценный сон, положив голову мне на грудь.
И когда возвращается Стью, она спит без задних ног, наверное, и к лучшему. Я не торопясь спускаюсь вниз, чтобы подтвердить, что мы проведем пресс-конференцию завтра днем, а затем возвращаюсь в нашу кровать, обернувшись вокруг нее.
Мы всегда спим голыми.
Сегодня мы завалились в одежде, и это маленькая деталь для меня является чертовски важной, у меня даже начинает болеть в груди.
Я дремлю, как только день снаружи переходит в ночь, поэтому чувствую себя полностью дезориентированным, проснувшись от ужасного кошмара, звенящего в ушах.
Часы на прикроватной тумбочке показывают три часа ночи. Но мне кажется, словно я почти не спал. Элли скрутилась в калачик рядом со мной, ее колени подтянуты к подбородку, а руки сжаты в кулаки. Я поглаживаю ладонью по ее руке, боку и бедру. Мне хочется снова прижать ее к себе, чтобы она свернулась вокруг меня, вжалась в мое тело, что остался бы даже отпечаток, но мне не хочется ее будить.
У меня уйдет много времени, чтобы исправить ее положение.
Чтобы исправить все.
И, вероятно, это будет не последний раз, когда нам придется столкнуться с подобной проблемой, хотя теперь я точно уверен, что все скелеты в моем шкафу ей известны, и когда я не впадаю в белую ярость, могу объективно сказать, что их не так уж много.
Я ничего не сделал плохого.
Я также не сделал ничего плохого, когда дело касалось Элли, хотя получил огромный урок по поводу честности и открытости перед ней.
Но несмотря ни на что, на наших отношениях отражается волна, поднятая СМИ, и от этого мне становится страшно.
Я лежу рядом с ней, нежно прикасаясь, наблюдая за ней спящей до рассвета.
Когда она вздыхает и раскручивается из своего кокона, наконец, расслабляясь после нескольких часов, я переживаю, что ей должно быть снился ужасный сон, и как только Элли устраивается, прижавшись слева к моему телу, я, наконец, засыпаю.
52.
Элли
Я просыпаюсь утром, Гэвин рядом со мной.
— Завтрак? — тихо спрашивает он, убирая прядь волос с моей щеки.
Я должно быть выгляжу ужасно.
— Сначала душ?
— Конечно.
— Ты хочешь присоединиться ко мне?
— Всегда.
Он не убирает с меня рук, пока мы не оказываемся в ванной, затем медленно, благоговейно снимает с меня одежду, в которой я заснула ночью. Я пытаюсь помочь ему с его одеждой, но он в основном сам снимает ее, мы встаем под горячий душ, под брызги, он намыливает меня мочалкой и поворачивает во всем стороны, пока я не становлюсь окончательно чистой.
Смывая остатки мыльной пены, он снова начинает говорить, как будто мы все еще продолжаем вчерашний разговор:
— Я никогда не хотел этого, знаешь ли. Пока рос, всегда предполагал, что Пиа пойдет в политику по стопам моих родителей. Даже когда я баллотировался в первый раз... я не думал, что выиграю. Никогда не думал, что стану лидером партии и через два года окажусь здесь.
Я моргаю от пара. Кое-что из этого я уже знала, но не все, и это разбивает мне сердце.
— Гэвин... ты ведь хочешь сейчас быть премьер-министром, да?
Потому что если он не хочет, то наша жизнь слишком коротка для всего этого дерьма.
С мукой он смотрит на меня, и мне все становится ясно.
— Всем сердцем. — Что означает практически любой ценой. Он снова начинает говорить, но мне больше не нужны его слова. Я прижимаюсь к нему, и заставляю его замолчать, мягким мокрым поцелуем.
— Ладно, — шепчу я, целуя его в подбородок. В шею. Я прижимаю свое лицо к его мокрому телу и киваю. — Тогда я хочу этого тоже. И мы выживем.
Его руки сжимаются вокруг меня, и мы стоим под водой, пока она не начнет остывать.
Выбравшись из ванной, он заворачивает меня в халат, прежде чем закрепить на себе полотенце вокруг бедер. Мои глаза застревают на скрученной ткани на его бедрах. На мышцах его живота и темном краю волос.
— Что ты хочешь поесть?
Вероятно, от меня последует совершенно неадекватный ответ в данную минуту. Но я вдруг безумного его хочу.
— Я не голодна.
— Уверена? — Он прочищает горло. — Посмотри на меня.
Я поднимаю на него глаза.
— Или голодна для чего-то другого, Спрайт?
Я хватаюсь за баночку с увлажняющим кремом, которую оставила здесь, в его ванной, и начинаю намазывать лицо, вместо ответа. Я не хочу ему врать, но секс в данную минуту может все еще больше запутать между нами.
— Он может быть хорош для воссоединения, — тихо произносит он, ближе подходя ко мне. Он ловит мою нижнюю губу зубами, затягивая пояс моего халата. — Если хочешь.
Это самое ванильное сексуальное приглашение, которое он мне когда-либо делал.
Я отклоняю голову в сторону, пытаясь понять свои чувства по этому поводу.
— Ты этого хочешь?
Он подтягивает меня поближе к себе. Немного жестче. Уже меньше ванили.
— Я хочу, чтобы ты знала, что я твой во всех отношениях. Я хочу, чтобы ты поняла, что ты — все для меня. Я буду продолжать повторять тебе это, пока ты не поверишь в мои слова. Я сделаю для тебя все.
— А если я сорвусь? Начну плакать, потому что не смогу выбросить твою фотографию с другой женщиной из головы?
— Тогда нам следует сделать все, чтобы заменить ту фотографию на другие, которые не заставят тебя плакать.
— Я не знаю…
— Зато я знаю. — Он сжимает махровую ткань моего халата в кулаки, и выражение его лица становится жестким. — Позволь мне просто тебя любить, Элли.
Я медленно киваю, потом резко дергаю головой.
Он выдыхает и раскрывает банный халат, отпустив края, тот падает к моим ногам.
— Повернись, Спрайт.
Я смотрю на наше отражение в зеркало, он тянется к моей расческе. Я широко открытыми глазами наблюдаю, он начинает аккуратно расчесывать мои волосы, начиная снизу, а затем поднимается вверх, пока не проводит зубьями расчески по коже головы, медленно проводя по моим вискам к самым кончикам волос на середине спины.
Вроде бы действие настолько простое. Является одним из проявлений заботы, но в тоже время настолько сексуальное. Но при каждом взмахе расчески, мои груди тяжелеют и соски напрягаются. На коже появляются мурашки. Гэвин едва дотрагивается до меня кончиками пальцев.
И каждый раз его еле уловимые дотрагивания несут ласку обещаний. Здесь я тебя поцелую. Здесь я оближу. Здесь буду любить.
Он наблюдает за мной в зеркало, накручивая мои волосы на кулак, а потом разделяя их между собой. Наши глаза не отрываясь смотрят друг на друга, пока он заплетает косу. Внимательно перекрещивая пряди волос, потом меняет руки. Берет отложенную часть волос с другой стороны. И каждое его движение отражается у меня в позвоночнике, заставляя становиться чуть-чуть выше.
Рядом с моим увлажняющим кремом лежит зажим для волос, он тянется к нему, но не закрепляет на конце косы.
Вместо этого он проводит им по моему плечу, опуская вниз к груди.
— У меня никогда не было таких женских штучек в ванной. — Он открывает зажим и проводит им по груди, остановившись между грудями параллельно моим соскам. — Когда-нибудь я захочу посмотреть, как мы сможем повеселиться с этим.
Он резко щелкает зажимом, и я подпрыгиваю от этого звука.
Взрыв адреналина проносится по всему телу, заставляя меня сделать перевес от осторожности к готовой ко всему.
— Да, Сэр.
Его руки опускаются мне на бедра, и он притягивает меня к себе. К теплому телу и твердым мышцам. Мягкое полотенце прикрывает его эрекцию, упирающуюся мне вниз спины. Он наклоняется к моему уху.
— У тебя есть мысли сейчас, чего бы ты не хотела, Спрайт?
Я отрицательно качаю головой. Только он. Только мы.