Самойлов не поверил ничему из того, что сказал следователь.
— Гриша, ну откуда у Ирины могут быть бриллианты? Ты просто свихнулся на них: сначала заставил корабль вернуть, рейс нам испоганил. Теперь, когда увидел, что у нас с Ирой билеты на самолет и мы уезжаем, опять про них вспомнил! — возмущался Самойлов.
— Поговорим, когда я их найду, — сухо ответил следователь.
— Да что за идиотизм такой с этими бриллиантами? Объясни! — стал настаивать Борис.
— Боря, ты не хочешь ничего понимать, — с сожалением отмахнулся следователь. — Не думал я, Боря, что ты вдруг так резко решишь изменить свою жизнь.
— Завидуешь, что я не порос мхом, как другие в моем возрасте? Да, есть у меня еще порох в пороховницах, — улыбнулся Самойлов и взял со стола авиабилеты.
— Это замечательно. Но, к сожалению, изменился ты в худшую сторону. Сначала ты обокрал своего друга и партнера. Теперь собрался жену с детьми бросить, — пробурчал Буряк.
Самойлову это не понравилось:
— Ни моей жене, ни моим взрослым детям я больше не нужен.
— Твой сын в больнице в тяжелом состоянии, а ты собрался с сестрой жены развлекаться на курорте, — не успокаивался следователь.
— Лучше не лезь в мою жизнь, Гриша! Тебе многих вещей не дано понять. Ищи то, что ищешь…
Обыск подошел к концу, но ничего похожего на бриллианты обнаружено не было.
— Ну что, представление закончено? — раздраженно спросил Самойлов. — Спасибо вам, господа клоуны, было очень интересно, но нам .пора. Ну что, обыскал несчастную женщину? Ты только слабым можешь свою силу показывать. Когда Лешу похитили, ты не смог его найти. Потом похитителя, этого смотрителя, так и не поймал. Ничего ты не можешь! Лучше бы ты занимался своими прямыми должностными обязанностями, Гриша, а не искал какие-то мифические бриллианты.
Следователю нечего было отвечать. Он опустил голову и медлил, не уходил, пытался что-то понять или сообразить.
— Мы можем наконец ехать? Давайте, выходите все из квартиры, ее закрыть нужно, — попросил Самойлов. — Л тебе, Гриша, лучше уволиться из органов. По собственному желанию. Посмешище, а не мент.
Ирина с урной в руках встала с дивана и направилась к двери.
Тут у следователя мелькнула мысль.
— Постойте. Простите, а это что? — спросил он, указывая на урну.
— Это — урна с прахом моего мужа, — у Ирины на глазах появились слезы.
— А вот ее мы как раз не доследовали. Дайте-ка сюда, — и следователь протянул руку к урне. — Прошу вас, дайте мне вашу урну. Мы должны ее осмотреть.
— Гриша, у тебя что, совсем нет совести? Побойся Бога! — взорвался Самойлов. — Ты и так, как мог, унизил Ирину. А теперь еще в урну с прахом ее мужа полезешь?
Следователь молча подошел к Ирине и забрал урну.
— Это мой Яша! Что вы делаете? — заплакала Ирина. — Это же святотатство.
— Найдите понятых, — попросил Буряк милиционеров. — Будем вскрывать.
— Я вас умоляю: хоть ее не нужно обыскивать. Там только то, что осталось от моего мужа! Моя единственная память о нем! — умоляла Ирина.
Следователь поднес урну к уху и потряс ее.
— А дамочка, похоже, обманывает, — сообщил он милиционерам. — Здесь не только память о муже. Здесь явно есть что-то еще…
Следователь поставил урну на стол, дождался понятых и открыл ее. Он достал из урны мешочек и показал его понятым. Потом внимательно посмотрел на Ирину и Самойлова.
— Понятые, подойдите, пожалуйста, ближе, — попросил следователь. — Он развязал мешочек и высыпал на стол бриллианты.
Ирина закрыла глаза. Все рухнуло.
— Что это? — тихо спросил Самойлов. Следователь молча приступил к оформлению протокола.
— Итак, при обыске были обнаружены двести шестьдесят четыре бриллианта различного достоинства, — сообщил он через некоторое время. — Так, значит, говоришь, я хреновый мент? По-моему, так ты выразился?
Теперь Самойлов не знал, что ответить.
— Хреновый, не хреновый, а то, что искал, нашел, — с довольным видом подвел итог Буряк.
— Я понятия не имею, что это и откуда! — сообщила Ирина. — Их кто-то подбросил! Там должен быть прах моего мужа! Яши!
— Не хотите рассказывать сейчас, расскажете потом. Времени у нас с вами будет предостаточно. Понятые свободны, — сказал следователь и обратился к Самойлову: — Ваша поездка откладывается. Надеюсь, это вы уже поняли. Вместо заграничного турне вас ждет увлекательная прогулка в отделение милиции. Сопроводите этих двоих к машине.
Разочарованная Ирина и ничего не понимающий Самойлов молча спустились по лестнице к милицейской машине. Для них будущая жизнь утратила радужные краски и стала серой и непредсказуемой.
Катя собиралась в больницу к Алеше и, как всегда, привела себя в порядок: оделась, управилась с макияжем и осталась довольна своим отражением в зеркале. Конечно, она помнила, что надо быть немножко беременной. Но не знала, как это изобразить. Она вышла из своей комнаты к маме и поинтересовалась:
— Как, мам? Я хорошо выгляжу?
— Отлично. Но так, дорогая моя, не пойдет. Смой всю косметику и надень что-нибудь попроще, — посоветовала Таисия.
— Зачем? — удивилась Катя. — Я иду к Леше, я хочу быть красивой для него.
— А как насчет твоего нового положения? Ты ждешь ребенка, не забывай об этом, — настаивала мама.
— Беременная — не значит уродливая, — обиженно сказала Катя.
— Такой красавице, как ты, Катюша, даже при большом желании не стать уродливой. Но на тебе просто должен появиться некий налет жертвенности. Это и отличает будущих матерей от остальных женщин.
— И какой я должна теперь быть? — с интересом спросила Катя.
— Чуть бледной, с легкими синячками под глазами, несчастной. Леше должно быть жалко тебя. Пусть он видит, что тебе тяжело. И знает, что это — по его вине.
— А он-то в чем виноват? Это же я как бы залетела, — напомнила Катя.
— А Леша как бы тоже в этом участвовал. И теперь он как бы отец этого как бы ребенка. Пусть понимает, что ты страдаешь за вас двоих. И платьице надень не обтягивающее. Найди что-нибудь посвободнее. Пора, дочь моя, серьезно входить в образ.
Катя постаралась. Входить в образ она умела и любила. Играть было для нее так же естественно, как дышать. Она так увлекалась, что уже не отличала, где игра, а где нет.
Она зашла к Леше в палату немного озабоченная и тихо сказала:
— Здравствуй, Лешенька. Как ты? Я так по тебе соскучилась.
— Спасибо, я в порядке, — Леша ответил сдержанно.
— А я вот уже понимаю, что такое — ждать ребенка. Так плохо себя чувствую, — сообщила Катя и немного поморщилась.
— Кать, я…
— Но ничего страшного! Всем женщинам бывает плохо во время беременности. Зато потом, когда родится наш малыш… — заулыбалась Катя и обняла Алешу. — Я так рада, что у нас будет маленький. Мы будем так счастливы.
— Кать, подожди.
— Ой, я сделала тебе больно? — испугалась Катя. — Где? Позвать медсестру?
— Катя, не суетись! — с досадой остановил ее Алеша. — Не нужно никого звать, у меня все в порядке.
— Тогда что случилось? Почему ты меня отталкиваешь? — удивилась Катя. — Леша, что с тобой?
— Катя, нам надо поговорить. Серьезно.
— Леша, ты меня пугаешь. О чем таком серьезном тебе нужно со мной поговорить?
— Катя, я принял окончательное решение.
— По поводу чего?
— Катя, я понял: мы не сможем быть вместе. Нам нужно расстаться.
— Это ты мне уже говорил. Но ведь обстоятельства изменились. И очень сильно. Наш будущий ребенок…
— Несмотря ни на какие обстоятельства, нашей свадьбы не будет.
— То есть твой ребенок тебя больше не интересует? Но ему нужен отец!
— Катя, ребенок здесь ни при чем!
— Ах, ни при чем?! Ты что, предлагаешь мне от него избавиться? Скажи, я права? Ты предлагаешь мне избавиться от нашего ребенка? Но это же убийство, Леша!
— Ничего подобного я не говорил. Мне это и в голову не приходило. Я не отказываюсь от него. Я его признаю, у него будет моя фамилия…
— Но ребенок должен жить в полноценной семье! Где есть папа и мама, где все любят друг друга.
Алеша посмотрел на Катю и отвел взгляд:
— Это не наш случай, Катя. И ты это знаешь.
— Но почему? Почему ты так упорствуешь?
— Я не могу больше предавать свою любовь к Маше. Прости.
— Я не переживу этого! Я убью себя! И виноват будешь ты!