— Господи, что же с ним будет? — заволновалась Зинаида.

— Не беспокойтесь, мы его найдем. Ступайте домой.

— Не пойду я домой. Я с вами!

— Это невозможно. Милицейская операция — мероприятие опасное, и посторонним там делать нечего.

— Это я-то посторонняя? Я ничего не боюсь и никуда не уйду! — Зинаида была настроена решительно.

Следователь только вздохнул. Двух Пинкертонов его нервы уже не выдерживали.

* * *

Полина с Ириной сидели друг против друга в комнате свиданий. Полина была взволнована, говорила торопливо и сбивчиво. Ирина же, напротив, проявляла спокойствие, даже, скорей, равнодушие. Полина говорила без остановки.

— Ирочка, ты не волнуйся, мы тебя спасем, вытащим отсюда. Это нелепая ошибка, они тебя оговорили! Но мы с этим разберемся, сделаем все, что в наших силах… — обещала Полина.

— Перестань, Поля. Не надо ничего делать. Меня никто не оговорил, это все правда, — угрюмо прервала ее сестра.

Полина недоверчиво переспросила:

— Ты что, действительно занималась контрабандой бриллиантов?

— Хотела заняться, да не получилось. Десять лет собирала эти камни, и вот на тебе — все сорвалось… — безучастно кивнула Ирина.

Полина широко раскрыла глаза:

— То есть ты… их украла?

— Нет, выиграла в лотерею, — съязвила Ирина. — Конечно, украла!

Полина потрясенно спросила:

— Но почему, зачем? Ты ведь никогда не была такой.

— А я устала всю жизнь быть правильной, — сказала Ирина. — Мне надоело жить кое-как, кое-где. Я мечтала прожить хоть остаток жизни в достатке. И если бы не досадная случайность, так бы все и было — отдыхала бы сейчас в теплых краях на всем готовом, да еще и с любимым человеком.

— Неужели это правда? Я не могу в это поверить. Я всегда считана тебя честной и трудолюбивой, — растерянно лепетала Полина.

— Ты вообще ничего не знала о моей жизни, потому что никогда не интересовалась ею! Тебе, сестренка, всегда было плевать на мои чувства! — бросила Ирина упрек сестре.

— О чем ты говоришь? — растерялась Полина. — Я всегда любила тебя.

— Да что ты? — со злой иронией переспросила Ирина. — Однако это не помешало тебе отнять у меня единственного человека, который был мне дорог! Ты вышла за него замуж, хотя тебе он был совершенно безразличен! А я умирала от любви, и ты это знала.

— Это неправда — я никогда не подозревала, что у тебя это так серьезно… — стала защищаться Полина.

— Врешь, все ты знала, не могла не знать. И тебе в голову не приходила мысль что-то изменить, хотя ты знала, что при этом испытывала я. Ты всегда говорила, что живешь так во имя детей, а на самом деле делала это для своего удобства! И знаешь еще что — мне кажется, тебе просто было приятно смотреть на мои слезы. Ты — моя старшая сестра, мне всегда ставили тебя в пример, ты была для меня идеалом. Но потом я поняла, что ты — такая же, как все, черствая эгоистка. И я решила жить по-другому, вырвать себе немножко счастья из этого мира. Деньги — вот что стало для меня главным. Чтобы заработать их, я не останавливалась ни перед чем. И вот, когда наконец-то забрезжил свет в окошке, когда Борис стал свободен и у меня появился шанс, все рухнуло… — Ирина опустила голову.

— Ира, прости меня. Почему ты раньше мне об этом не сказала?

— А ты меня спрашивала?

— Ты права, но… Ты не должна отчаиваться, все еще можно исправить! Да, я виновата перед тобой — но я постараюсь сделать так, чтобы ты все-таки была счастлива!

— Поздно, — обреченно сказала Ирина.

Когда Полина, сама не своя после разговора с Ириной, вышла из комнаты свиданий, то столкнулась в коридоре с Самойловым.

— Ты была у Ирины? Как она там? — спросил Самойлов.

— Ей очень плохо. Я прошу тебя, Боря, сходи к ней. Ей очень нужна твоя поддержка.

— Именно моя? — уточнил Борис.

— Да, именно твоя. По-моему, у нее глубокий душевный кризис, и только ты можешь ей помочь. Я, например, точно бессильна… Обещай, что не оставишь ее в беде!

— Конечно, не оставлю. Сейчас же возьму разрешение на свидание и пойду к ней.

Когда два подвыпивших мужчины ведут беседу, то ход ее становится непредсказуемым. Костя и Лева успели обсудить уже множество вопросов, разобраться в которых им помогла бутылка водки. Когда в бутылке почти ничего не осталось, Костя затронул самую важную для него тему.

— Вот ты скажи, Лева, почему все в мире так несправедливо устроено, а? — спросил он.

— Э, Константин, на такой вопрос тебе никто не даст ответа, — философски заметил Лева.

— Вот почему все говорят — любовь, любовь! Любовь святая! Любовь окрыляет, дает человеку силы, надежду, саму жизнь. Поэты пишут поэмы, писатели — романы, музыканты — симфонии для клавесина с оркестром… А все это — вранье! — Костя потянулся к бутылке, но передумал и опустил руку.

— Ну, почему же вранье? Ты все-таки преувеличиваешь… — заметил Лева.

— Да мне эта любовь всю жизнь переломала, всю судьбу исковеркала. Какое тут счастье?! Одно горе. Я был счастлив — да! — пока не полюбил… — Костя дотянулся-таки до бутылки и разлил последнее, что в ней было. Он внимательно разглядывал рюмку и рассуждал: — Почему вот у других все нормально — он любит ее, она его, оба хорошие милые люди. Женятся, рожают детей, счастливы всю жизнь и умирают в один день…

— Это где ты таких людей видел? — поинтересовался Лева.

— Не важно, в книжках читал…

— Разве что в сказках! — уточнил Лева.

— Ну, почему я люблю эту стерву, а? Она же об меня ноги вытирает, издевается надо мной каждую минуту, ни в грош не ставит, я для нее пустое место!

— Ну так и брось ее! Забудь и живи, как раньше, — предложил Лева и выпил свою рюмку.

Не могу я забыть Катю. Понимаешь, не могу, и все. Злюсь, пытаюсь отвернуться, но не могу. Только она на меня посмотрит, улыбнется, и все — растекаюсь, как желе, все готов простить, только бы она на меня смотрела и улыбалась.

— Да, это тяжелый случай, — диагностировал Лева.

— А ты говоришь — счастье. Какое счастье, когда она с Лешкой, с моим родным братом… Как представлю себе, что будут жить они себе спокойно, ребеночка она ему родит, так прямо внутри все замерзает, представляешь? Хоть в петлю лезь, — теперь Костя выпил.

— В петлю не надо, — решительно отверг такое решение проблемы Лева. — Этим делу не поможешь.

— А как поможешь? Я уже — не поверишь, ходил к этой Маше, унижался. Просил ее помешать их свадьбе, ведь я же знаю, что она к Лешке неровно дышит.

— И что?

— Да ничего. Такая благородная, что отказалась, — махнул рукой Костя.

— Тогда я вот чего тебе скажу, Костя. Не надо ждать милостей от природы, надо брать их самому.

— Не понял.

— Никто посторонний тебе не поможет. Ни Маша, ни Катя. Это дело только твое и Леши. Тебе нужно пойти и поговорить с ним. Ведь если я правильно понимаю, он-то Катю не любит и собирается на ней жениться только из-за ребенка? Скажи, что усыновишь этого ребенка и будешь заботиться как о родном. Пусть, женится спокойно на своей Маше. Зачем вам всем страдать? Ведь эта женитьба никому не принесет радости. Он же парень нормальный, должен понять.

— Не знаю я, как показаться ему на глаза. Я столько гадостей ему сделал. Стыдно в лицо смотреть, — признался Костя.

— Ну, тут уж извини. Ты делал — тебе и отвечать. Хочешь быть счастливым и вернуть Катю — совершай мужские поступки.

— Ты думаешь?

— Уверен. И знаешь чего? Давай иди к нему прямо сейчас, не откладывай в долгий ящик.

— Ты прав. Надо брать судьбу в свои руки. Ну, на посошок! — предложил Костя, но бутылка была уже пуста.

Костя немного погулял по городу, чтобы протрезветь. Все это время он прикидывал, где может быть Катя, и наконец решил, что ее надо подождать у больницы. Однако увидел он ее раньше.

Катя быстро шла вдоль берега к обрыву над морем. Встревоженный Костя побежал за ней, но Катя уже поднялась на обрыв и стояла на краю, заглядывая вниз. Там внизу плескалось море, которое обещало понимание и покой. Катя смотрела на волны, бьющиеся о камни, и плакала. Она подошла так близко к обрыву, что из-под ее ног стали вниз выскальзывать камешки. Как было бы хорошо полететь над этой жизнью, над этими проблемами, над этим непонятным страданием. Взмахнуть крылами и полететь! Катя развела руки, словно они действительно были крыльями.

— Катя! — закричал подбегающий к ней Костя. Катя обернулась, а Костя буквально вцепился в нее, чтобы оттащить от обрыва.