Красноречие короля, таким образом, пропало втуне. Разумеется! Ведь к письму не был приложен перстень де Лаваля! Неудача не обескуражила Франциска: он лишь раззадорился и повторил опыт. Но и после второго, и даже после третьего приглашения мадам де Шатобриан не появилась при дворе.
Король надулся. Дама, похоже, чрезмерно робка. Стоит ли тратить на такую время и силы? Небось в постели будет лежать бревно бревном, а король любил затейниц. И Франциск уже почти уверил себя в том, что слухи о красоте сей дамы значительно преувеличены, что она вовсе не la rose bretonne, а какая-нибудь l’ortie bretonne, бретонская крапива. Жан де Лаваль уже почти торжествовал победу, как вдруг…
Как вдруг случилось непредвиденное. Де Лаваля подвело его собственное тщеславие.
Он донельзя гордился своей выдумкой, и лишь одно омрачало его упоение собственным умом: невозможность похвалиться уловкой, придуманной для обмана своего короля и сюзерена. Не выдержав, он взял да и проболтался о тайном знаке своему камердинеру. И показал ему спрятанное в шкатулке кольцо, которое могло бы призвать Франсуазу в Блуа в любой день и час. И даже в любую минуту. Жан де Лаваль никак не рассчитывал, что камердинеру захочется выслужиться перед королем и он расскажет ему о тайне своего господина…
Той же ночью по приказу его величества этот слуга (получивший в качестве аванса увесистый кошелек) выкрал кольцо из шкатулки и принес его Франциску. За ночь придворный ювелир изготовил точную копию. Наутро Жан де Лаваль написал под диктовку очередной приказ Франсуазе немедленно пожаловать в Блуа и, ухмыляясь, отправился с другими господами на охоту. А король Франциск вложил в письмо копию кольца, которую совершенно невозможно было отличить от оригинала, и, тоже в свою очередь ухмыляясь, вскоре присоединился к ним. В течение нескольких дней король и его вассал при встрече знай ухмылялись друг другу, а потом ухмылка слиняла с лица де Лаваля, ибо Франсуаза прибыла-таки во дворец. Конечно, муж накинулся на нее с кулаками, однако прекрасная дама предъявила кольцо – и Лавалю пришлось признать свое поражение и опустить кулаки.
Он только мрачно пообещал Франсуазе, что выпустит из нее всю кровь по капле, если она пустит в свою постель венценосного распутника.
– Помилуйте, сударь! – воскликнула Франсуаза с видом оскорбленной невинности. – Я совершенно не понимаю, о ком вы говорите. Если о короле, то можете успокоиться: он не делал мне никаких авансов. Какая тут вообще может быть постель?!
Будь Жан де Лаваль чуточку проницательней, он вмиг уловил бы, что голос его жены дрожит вовсе не от оскорбленной невинности, а от возмущения тем, что этих самых авансов от короля она пока не дождалась… Но он успокоился, тем паче что король и впрямь не оказывал Франсуазе никакого предпочтения, не осыпал ее подарками и знаками внимания. Пока что все они доставались не кому иному, как… самому де Лавалю!
Право, можно было подумать, что Франциск добивается именно его благосклонности! В самое короткое время Жан де Лаваль значительно увеличил свое состояние, а главное, был назначен командиром особого королевского отряда. «Наконец-то небеса воздали мне по заслугам», – подумал было де Лаваль, однако буквально на другой день был немало поражен: три брата Франсуазы тоже получили высокие должности и огребли немалые денежки.
Итак, Жану Лавалю пришлось понять, что король намерен добиться благосклонности Франсуазы не прямым и грубым путем, а именно таким вот, окольным, но тем не менее верным и надежным. Франсуаза очень любила свою семью, и глаза ее теперь были неотрывно обращены на короля с чувством самой горячей благодарности. А очень может быть, и с каким-нибудь другим, более пылким, чувством.
Ну а уж как смотрел на Франсуазу король, нетрудно представить. Кроме того, он послал ей в подарок великолепную вышивку. Ну вот, наконец-то начались и авансы!
Когда де Лаваль заметил перестрелку взглядами супруги и своего сюзерена, ему захотелось схватить нож, перерезать Франсуазе вены и выпустить из нее всю кровь по капле, как он и обещал. Однако ему меньше всего улыбалось тотчас по свершении своих ревнивых замыслов отправиться на эшафот, где топор палача пресечет и жизнь его, и… и только что начавшуюся карьеру начальника особого королевского отряда…
Ни с головой, ни с жизнью, ни с очень – ну очень! – хлебной должностью расставаться Жану де Лавалю не хотелось. А главное, какой смысл: если король возжелал его жену, значит, он ее в конце концов получит. Шатобриан ведь хорошо знал манеру венценосного обожателя дамских прелестей. Конечно, можно потребовать расторжения брака с Франсуазой… Однако тогда Жан де Лаваль опять же лишится замечательной должности и множества других благ, которые могут обрушиться на мужа королевской фаворитки. К примеру, король уже, кажется, намерен послать его снова в Бретань, чтобы собрать с этой провинции новые, лишь недавно установленные налоги. А ведь если к делу подойти умно, немалая их часть может осесть в карманах начальника королевского отряда…
Хорошенько поразмыслив, Жан де Лаваль решил до поры до времени спрятать ревность подальше. Он уехал в Бретань – и никогда ни один сборщик налогов не исполнял свои обязанности более сурово и непреклонно! На несчастных бретонцах де Лаваль вымещал всю злобу, которую таил в душе на короля и неверную жену. Ну да, до него очень быстро дошли слухи о том, что король обрел-таки новую фаворитку.
«Ничего, – мрачно думал де Лаваль, – когда-нибудь же моя женушка наскучит королю, и тогда… И тогда я дам волю себе и своей ревности! Ничего, ничего, я подожду…»
Конечно, он в тот момент и помыслить не мог, что ждать ему придется семнадцать лет… «Всего-навсего». Но мы немного забежали вперед…
Итак, ревнивый супруг был удален, путь к Франсуазе сделался свободен, однако король все еще ходил вокруг да около. Дама по-прежнему блюла свою добродетель. Король засыпал ее нежными письмами, прелестными стихотворными посланиями, ибо он был весьма искусен в поэзии. Франсуаза тоже обнаружила в себе некий поэтический дар и с удовольствием ему в том же духе отвечала. Вообще она была совершенно счастлива сейчас. После унылой-то жизни в Шатобриане… Игра в любовь оказалась такой увлекательной! Будь ее воля, Франсуаза так и ограничилась бы лишь только флиртом с королем. Она ведь, бедняжка, была убеждена, что уже успела узнать все, абсолютно все о физической любви с мужчиной, и обременять себя лишними знаниями в этой области ей совершенно не хотелось. Но, конечно, она понимала, что рано или поздно придется лечь с королем в постель, и горестно вздыхала, заранее предчувствуя, что «все самое интересное» на этом кончится. И тянула время, как могла…
Но, как говорится, то, что должно свершиться, рано или поздно свершается. Король Франциск однажды зашел похозяйничать в садике Франсуазы (поверьте, именно так выражались в те давние времена!) – да так там и остался.
Та ночь стала, конечно, судьбоносной. Мало того, что Франциск понял, что истинно влюблен в мадам де Шатобриан, так и сама Франсуаза без памяти влюбилась в мужчину… в своего первого мужчину, несмотря на девять лет супружеской жизни. Только теперь она вполне осознала, какое безрадостное, беспросветное существование вела в Шатобриане. И возненавидела своего мужа, который ни разу не доставил ей ни минуты блаженства, не даровал ни мгновения женского счастья, – возненавидела тайной, тихой, мстительной ненавистью, освободившей ее от всех угрызений совести. Отныне и навеки она перестала ощущать себя грешницей. Ей стало наплевать и на Жана де Лаваля, и на шепоток двора, так и вихрившийся вокруг нее, и на ревнивое ворчание мадам Луизы Савойской, матери короля, и на смиренно склоненную голову доброй королевы Клод…
Впрочем, нет, на королеву Клод Франсуазе вовсе не хотелось плевать – прежде всего потому, что королева относилась к ней очень мило, никогда не устраивала никаких сцен и не делала ей никаких упреков. Вообще Клод была, конечно, идеальная жена, и ее ровное, любезное поведение необычайно радовало короля, который терпеть не мог супружеских сцен.
– Все эти пошлые сцены превращают адюльтер в пытку, – говорил он, ничуть не скрывая, что ждет от вышеназванного адюльтера одного только удовольствия.
Ну что ж, его вполне можно понять!
После первой же ночи, которая закончилась ко взаимному восхищению обеих заинтересованных сторон, Франсуаза де Шатобриан получила титул официальной королевской любовницы и теперь могла следовать за его величеством, куда ему заблагорассудится и куда захочется ей, ничуть не обращая внимания на кривые гримасы, которая строила ей королева Луиза. К примеру, Франсуаза сопровождала Франциска на встречу с английским королем Генрихом VIII. От злости Луиза Савойская чуть не поседела окончательно (у нее, конечно, и без того было немало седины, которую она тщательно маскировала разными хитрыми красителями, доставлявшимися ей из Италии) и принялась шпионить за фавориткой, надеясь поймать ее на чем-нибудь таком, что можно использовать ей во вред. И вскоре обнаружила вот какую интересную штуку: мадам Шатобриан была неверна своему венценосному любовнику! Да, да, именно так!