— Тут у меня в отделении для перчаток лежит плитка шоколада, — внезапно сказал он, обратив внимание на ее побелевшее лицо. — Съешьте. Вам еще предстоит много трудиться над тем холстом.
После их возвращения она покорно возобновила свои усилия, а он продолжал работу пастелью. Пробило уже четыре часа, когда он обратил внимание на рисунки и картины, которые она принесла по его просьбе. Она надеялась, что он бегло просмотрит их, и дело этим ограничится. В особенности тот злосчастный рисунок. Краем глаза она наблюдала, как он прикрепляет каждый из них к доске. Он изучал их с внимательностью дантиста, занятого поиском отверстия в зубе пациента, Наконец добрался и до нижнего рисунка из стопки. Роза работала очень сосредоточенно, однако тут ее концентрация разлетелась на кусочки. Она откинулась назад. Внезапно, к ее удовлетворению, он отреагировал.
— Вы действительно видите меня таким? — осведомился он почти с беспокойством.
— Таким я увидела вас в поезде. Правда, я не сумела передать все так, как мне хотелось бы. — С отчаянной попыткой переменить тему разговора, она храбро добавила. — Вы мне абсолютно не помогали с этим злосчастным наброском.
— Вы и не нуждались в помощи, — отмахнулся он. Он продолжал смотреть на рисунок, а затем переключил свое внимание на нее. — У вас очень жестокий глаз, Роза Ферфакс. Не ждите от меня легкой жизни в оставшиеся десять дней, понятно?
И он стрельнул в нее улыбкой, полной неприкрытой угрозы.
К счастью, казалось, никто не заметил ее воскресных занятий с Расселом, и, конечно, ничто в его поведении в последующие дни не наводило на мысль, что она попала в число его фавориток. Он разбил класс на маленькие группы, как это делал и Альберт, и дал задания, которые развивали их навыки, но с которыми они могли справиться. Роза и Ивонна которая заметно оправилась от первоначального страха, оказались в группе из четырех человек, к которым он ставил самые жесткие требования и критиковал непрерывно и без всякой пощады. Джонатан затерялся где-то в середине. В классе он держался с Розой обходительно и внимательно, хотя все еще бросал временами пламенные взгляды, однако, верный ее просьбе, больше не искал возможности остаться с ней наедине. Роза почти не сомневалась, что он нашел себе утешение где-нибудь в другом месте.
Затем на вечерних занятиях вчетвером, когда напряженность в классе ощутимо возросла, Ивонна отличилась — разразилась слезами и выскочила из студии. Это случилось после того, как Рассел холодно заявил ей, что натурный класс не место для жеманства. У Ивонны возникла ментальная блокировка, когда она увидела щедро одаренного природой мужчину-натурщика, который заменил хилого юношу. Эмоциональная и способная верно и точно нарисовать его, она все больше и больше нервничала и задумывалась, после того как Рассел заставил ее выбросить два первых карандашных наброска и начать снова. Видимо, от раздражения он грубо сказал ей, что если она испытывает фобию к жизненно важным частям мужской анатомии, то лучше ей перейти к рисованию чаш с фруктами.
Роза вонзила в него взгляд, полный неприкрытой злости, и выскочила из студии, чтобы отыскать и утешить рыдавшую Ивонну, которую обнаружила, как и предполагала, съежившейся в женском туалете. В расстроенных чувствах та сморкалась в туалетную бумагу.
— Не плачь, Ивонна, — утешала ее Роза, обняв маленькую девушку-кокни. — Он не оставляет тебя в покое, потому что знает, что ты можешь работать и лучше. За последнюю неделю он мне говорил вещи и похуже, но с меня это слетает как с гуся вода. А теперь умывайся и пойдем назад вместе.
— Все станут смеяться, — зашмыгала носом Ивонна. — Я не могу возвращаться.
— Нет можешь, Ивонна, — сказал Алек Рассел, неожиданно появившись в дверях.
— Что вы себе позволяете? — возмутилась Роза. — Это женский туалет.
— Ну и что? — огрызнулся он входя. — Ивонна, — пробормотал он шелковым голосом, — вы простите меня? — И он обнял ее, задрожавшую от возобновившихся рыданий. — Я всегда оскорбляю своих лучших учеников. Спросите у Розы. — Он продолжал с нежностью обнимать девушку, лицо Ивонны спряталось у него на груди, и вскоре она перестала плакать, — а сам не отрывал глаз от Розы, которая встретила его взгляд со смешанным чувством искреннего восхищения и испепеляющего презрения. О, в нем больше дьявольского, чем человеческого, подумалось ей, когда у Ивонны высохли глаза и она взглянула на своего мучителя с собачьей преданностью.
«Вот видишь? — казалось, говорили Розе его глаза с бесстыдным триумфом. — Вот видишь? Тут я диктую правила. Поспорь со мной, если осмелишься».
С этого времени Ивонна очень часто пряталась под крылом Розы. После комедии со своими извинениями Алек продолжал обращаться с ними в своей обычной манере, которую, как заметила Роза, Ивонна начинала принимать с определенной степенью мазохизма. Поэтому, когда Алек посоветовал своей самой сильной группе отказаться от свободного времени в выходные и явиться в студию, как в обычные дни, только Роза осмелилась возразить.
— Я не могу говорить за других, — заявила она, в то время как ее малодушные коллеги сидели молча, — но лично я очень устала и нуждаюсь в перерыве.
— Тогда, видимо, вам придется попросить у доктора тонизирующее средство, мисс Ферфакс, — продолжал он с явным безразличием. — Физическое здоровье так же важно для художника, как и для спортсмена. Без него вы определенно сломаетесь, прежде чем добьетесь чего-либо путного. В этом случае нужно спрашивать себя, стоит ни вам вообще участвовать в данном мероприятии.
— Я не могу сравнивать живопись с гонкой на скорость, — упрямилась Роза.
— Однако данные курсы являются гонкой. Гонкой наперегонки со временем, которое в среду истекает, и мы разбредемся по разным дорогам. Для некоторых, вне всяких сомнений, это станет облегчением, для других может быть даже целью, однако ради тех, кого живопись действительно интересует, я и предлагаю позаниматься в эти выходные.
Конечно же, явились все, словно свора наркоманов за своей порцией. Неожиданно он начал накачивать их нравоучениями. Давно смирившиеся с его острым языком и безжалостными замечаниями, теперь они испытали коварный шарм его похвалы. Даже Роза, несмотря на ее упрямую решимость противостоять его манипуляциям, расцвела от теплоты скупой, но искренней похвалы, которая так долго зрела в нем. Отпустив вечером класс, он попросил ее подойти к нему.
— Увидимся в столовой, Ивонна, — сказала Роза своей подружке, которая вопросительно поглядела на нее, как бы говоря: «Не хочешь ли, чтобы я подождала тебя здесь?», следуя какому-то негласному кодексу моральной поддержки. Прежде чем начать говорить, Алек дождался, пока все уйдут…
— Садитесь, Роза, и уберите этот угрюмый взгляд с вашего лица. В среду я отправляюсь в Бретань и проведу там остаток лета. У меня там дом. Я прошу вас покорнейше — поехать со мной в качестве моей ученицы. При интенсивном обучении и тяжком труде, как я полагаю, к сентябрю вы уже будете знать, что хотите делать дальше. Не смотрите на меня взглядом испуганного кролика. От вас не требуется, чтобы вы делили со мной ложе, отличающееся дурной репутацией.
Роза не отвечала. В ее голове царил переполох.
— Роза, я не намерен умолять вас поохать. Скажете нет, и больше не обращусь к вам. Скажете да, и я вас поддержу.
— Филиппа? — Роза стояла в одной из телефонных будок колледжа, зажав горсть монет в десять пенни.
— Роза? Как дела?
— Фил, я не приеду домой в среду. Я собираюсь ехать во Францию с Алеком Расселом. — Филиппа издала продолжительное, низкое «Ого!» — Все вовсе не так, как ты подумала — по крайней мере, я так не считаю. Он собирается взять меня с собой в качестве ученицы.
— Да что ты говоришь, Роза?
— Нет, правда. Пожалуйста, Фил, ты не могла бы позвонить родителям и сообщить им, что я записалась еще на один курс — пейзажной живописи в Бретани? У меня не хватает духу сделать это самой. Энид всегда задает так много вопросов.
— Ну, а что я должна сказать Найджелу?
— Перестань дразнить, Фил. Я не могу объяснить все по телефону.
— И не нужно, Роза. Все нормально?
— Хотелось бы надеяться, — вздохнула она.
Еще трудней было объяснить во вторник вечером Джонатану, что она не хочет ехать с ним в Лондон.
— Найджел приедет за мной, — лгала она напропалую. — Мы, вероятно, пробудем здесь еще пару дней, и у нас получится длинный уик-энд. Впрочем, ты мог бы подвезти Трейси и Ивонну.