— Конечно же, нет, — сказала она мягко. — Мы должны отвести его к доктору.
— Я звонила по 999, — горячо запротестовала Филиппа. — Я сообщила полиции и скорой, что, по моему мнению, один мужчина может покончить с собой. Они захотели знать, грозил ли он выброситься из небоскреба или что-то в этом роде. Потом они, кажется, попытались связаться с ним по телефону. Но когда я сообщила им, что он сейчас пребывает в суицидальном алкогольном ступоре, они заявили, что ничем помочь не могут. Роза, ты пойдешь к нему? — Филиппа торопливо рылась в сумочке, отыскивая ключ от квартиры Найджела. — Пожалуйста, сходи!
Роза подумала, что ее визит вреда не принесет. По крайней мере, у нее не будет истерики, как у Энид, и она не отвернется в шоке от сложившейся ситуации, как сделал бы ее отец. Кроме того, что-то ведь нужно предпринять, пока безумно любящая сына Энид, не получая никаких известий от сына, не позвонит ему, чтобы справиться, приедет ли он к ним в следующие выходные. А Найджел не доверится Энид, Роза знала это наверняка. Он, вероятно, даже не сознает, день сейчас или ночь.
Найджел жил в ультрасовременной квартире в Барбикане. Роза была там лишь один раз, когда он только туда переехал, в качестве официального семейного визита. Большую часть времени по призыву Энид, она там провела, убирая квартиру сверху донизу.
Она инстинктивно заколебалась, стоит ли ей воспользоваться ключом, и позвонила в дверь, воображая себе всякого рода ужасные сценарии; как она обнаружит Найджела с перерезанными венами либо висящим на люстре. Перед лицом безумного страха Филиппы Роза держала себя спокойно и под контролем. А тут, стоя в одиночестве, когда за ней никто не наблюдал, она почувствовала, что дрожит всем телом. С облегчением она услышала наконец шаги и грохот за закрытой дверью, словно кто-то натыкался на мебель. Затем дверь широко распахнулась, и в ней появился Найджел и агрессивно встал на пороге.
Уже много лет Роза видела его лишь по выходным, когда безупречно одетый, с изысканными манерами, учтивый, он появлялся, чтобы поразить свою мать, очередную подружку или обеих сразу. Этот же Найджел неделю не брился. Его глаза налились кровью, а волосы были всклокочены. Рубашка грязная, а вместо ауры дорогого лосьона после бритья от него исходил перекисший запах перегара, табака и пота. Он яростно уставился на нее.
— Что? — рявкнул он. Роза онемела. Тогда он поглядел на нее ужасным взглядом и сказал заплетающимся языком. — И чем могу вам служить?
Пораженная Роза поняла, что Найджел не узнал ее. Ситуация внезапно показалась нелепой и смешной.
— Найджел, это я, Роза. Позволь мне войти, — сказала она и без церемоний вошла в дверь.
В любой другой ситуации его реакция была бы радостной. А тут он заморгал и остолбенел, как в старомодной комедии, пристально вглядываясь в нее и приговаривая:
— Роза, милая? — пробормотал он с жалким изумлением, а затем: — Роза! Ты выглядишь… по-другому! — И это слово разрядило напряженность.
— Филиппа послала меня, — продолжала Роза, стараясь обойти опасность сцены пьяных слез. — Тебе нужно показаться врачу, Найджел.
Бутылки виски валялись по всей квартире. Странным и пугающим образом он не обнаруживал явных признаков опьянения. Хотя он держался нетвердо на ногах, однако речь его была, пусть хриплой и неразборчивой, однако логичной. Он скорее напоминал тяжело больного.
Внезапно Роза вспомнила о своих собственных бедах, и волна симпатии к товарищу по несчастью захлестнула ее. Она села рядом с Найджелом и обнаружила, что уже держит его голову у себя на груди, а он прильнул к ней словно маленький мальчик. В какой-то ужасный момент ей показалось, что он вот-вот расплачется, и хотя она ни в коей мере не стала презирать его за то, что сломался в ее присутствии. Однако он просто крепко обнял ее, хрипло дыша.
Роза почувствовала себя двойным агентом, когда он заговорил. Ей показалось лицемерным, что она вынуждена выслушивать диатрибы[17] в адрес Филиппы. Очень по-разному, но она относилась с нежностью к ним обоим, однако ее первая верность должна принадлежать Найджелу. А он говорил ей, что Филиппа — сука. Говорил это по-разному, и в его словах отсутствовала последовательность и ясность.
— Перестань, — прошептала Роза, гладя его по волосам. — Она не стоит того. — Это, по крайней мере, было приемлемым. Филиппа сама, вне всяких сомнений, всем сердцем согласилась бы с этим.
Они продолжали обмениваться полузаконченными фразами, сумбурные слова казались вторичными при обмене звуками боли и сочувствия. Он, казалось, получал от этого большое утешение, и когда его вес стал все больше и больше придавливать ее к подлокотнику диванчика, Роза увидела, что он задремал, обессиленный виски, жалостью к себе и некоторым облегчением. Розу поразило, что она была скорее всего единственной, кто мог дать ему это утешение, не уязвляя и дальше его гордость. С некоторым трудом она выпуталась из его изумленных объятий, подняла его ноги на диван и прикрыла одеялом. В знак признательности он громко захрапел. И в этом звуке слышалась какая-то утешительная нормальность. Роза принялась за дело, открыла окна, вычистила весь мусор и восстановила квартиру в ее обычном, изначальном порядке. В данной ситуации Энид могла бы гордиться ею. Поскольку Найджел впал в тяжелый сон, Роза позвонила Филиппе.
— Все в порядке. Сейчас он заснул.
— Слава Богу, — пробормотала Филиппа.
— Мне кажется, что его не следует оставлять одного. Похоже, он намерен спать целые сутки. По-моему, в его венах течет чистое шотландское виски. Ты, пожалуй, отправь мои чемоданы в такси, Фил, ко мне сюда. И не звони, а то у него может все начаться по новой.
— Он ненавидит меня, Роза?
— Разумеется, ненавидит. Это означает, что он все еще тебя любит, что само по себе настоящая проблема. Фил, скажи мне честно, ты уверена что не хочешь вернуться к нему? Это повлияет на то, как я буду все улаживать.
Голос Филиппы был едва слышен от стыда.
— Уверена, — прошептала она.
Когда приехало такси, Роза поставила свои вещи во вторую спальню, переоделась в домашнюю одежду и приготовила себе ланч, воспользовавшись хорошо наполненным холодильником Найджела. Интересно, что он сказал на работе и что подумала приходящая уборщица, когда, судя по состоянию квартиры, Найджел перестал ее сюда пускать. Чем больше она изумлялась всей этой невероятной, запутанной ситуации, тем сильнее ее поражало, что Найджел, подобно ей самой, обладал такой стороной своей натуры, о которой никто не знал. И, продолжая размышлять над этим, она чувствовала, как все больше подходит к пониманию того, что он должен был пережить. Тут прослеживалась определенная параллель между тем, как вела бы она себя, будучи скорее всего отвергнутой Алеком — опустошенная, униженная, с попранным достоинством и рухнувшей уверенностью в себе. Как бы она ни любила Филиппу, но понимала, что та, вероятно, действовала очень мелко и не сознавала того разрушительного действия, какое она уже давно оказывала на чувства Найджела. Филиппа привыкла к тому, что мужчины теряют от нее голову, и перестала все принимать всерьез. И когда Найджел стал «настойчивым» в отношении свадьбы и отцовства, неужели Филиппа не поняла значения подобных чувств для человека, который всегда наслаждался всеми преимуществами холостяцкой жизни? Хотя, если сесть и подумать, то вовсе нетрудно вообразить Найджела трансформированным в архетип профессионального семьянина, свежую, с иголочки, мечту рекламных агентств — провинциального, ограниченного, рационального. Тогда как Алек, разумеется… Роза ущипнула себя, слегка рассердившись.
Через какое-то время Найджел проснулся, по частям, сначала одна рука, потом нога, словно ребенок в кроватке. Хорошо еще вспомнил, что произошло до этого. Роза опасалась, что придется начинать все сначала.
— Я долго спал? — осведомился он, моргая.
— Примерно полдня. Сейчас полдевятого вечера.
— Какой сегодня день? — Его смущение было неподдельным.
— Воскресенье. Как думаешь, сможешь завтра пойти на работу?
Вместо ответа он отодвинулся в глубь дивана. Роза догадалась, что это означает «нет». После многочасовых ожиданий она была слегка уязвлена тем, что он счел ее присутствие само собой разумеющимся и даже не поинтересовался, как она оказалась у него. Однако тут же сделала себе выговор, когда приглушенный стон поведал о том, что Найджел сейчас и мать, и отец всех похмелий.