Энид всегда старалась поразить воскресных подружек Найджела пенной женственностью розовой комнаты, которую она украшала цветами, снабжала графином с водой и писчей бумагой, словно была хозяйкой гостиницы из пьесы Ноэля Коуэрда, а не домохозяйкой зауряднейшего жилища среднего достатка. Все это совершенно лишнее, подумала Роза с кривой ухмылкой, зная по опыту, что все подружки Найджела, отдав символическую дань розовым простыням, быстро перекочевывали к нему в соседнюю комнату, повергая Розу в адские муки и беспокойные сны.

На следующее утро она направилась в библиотеку и, порывшись в каталоге, нашла две книги, написанные Алеком Расселом. Заумное исследование абстрактного искусства двадцатого столетия и анализ импрессионистов и их окружения. Помимо этого она обнаружила в каталоге его краткую биографию. Полная любопытства, она заказала эту книгу и взяла ее в читальный зал, чтобы не спеша изучить.

На суперобложке была помещена его черно-белая фотография: явно без всякой охоты он хмуро смотрел в фотоаппарат. Бородатый, в массивных роговых очках, он подтвердил агрессивный имидж человека богемы, который сложился у нее после рассказов Артура. Репродукции работ Рассела заинтриговали ее. Неодолимая внутренняя их сила, тревожащая и магическая, обещала вознаградить за более внимательное изучение. Книга была большого формата, довольно тяжелая и громоздкая, но она решила взять ее с собой в летнюю школу, чтобы при необходимости заглядывать в нее.

Потом Роза долго чистила картошку и делала пирожные, пока Энид в сотый раз неистово протирала все за ее спиной. Разразился миникризис по поводу того, что пирожные не очень хрустят, а после этого снова началась полировка хрусталя; и когда, наконец, прозвенел дверной колокольчик, Роза выглядела далеко не блестяще, и времени привести себя в порядок у нее не оставалось. Уныло вытирая руки, она слушала щебетание Энид в холле, когда Найджел представлял ей Филиппу, слушала сдержанные реплики отца, которого оторвали от телевизора: он смотрел очередную спортивную передачу.

— А где же Роза? — закричал Найджел, проходя на кухню и выволакивая ее оттуда. — Как поживает моя девочка? — спросил он, поднял ее в воздух, запечатлел звонкий поцелуй на лбу, а потом снова опустил на пол.

— Филиппа, познакомься с Розой, моей сестренкой, — продолжал он с улыбкой. Розе хотелось бы, чтобы он не называл ее сестрой, однако она подумала, что не может же он называть ее дочерью отчима, это еще более нелепо.

— Привет, Роза, — сказала Филиппа, бесцеремонно пожимая ей руку. Она не принадлежала к обычному для Найджела типу — высокая, темная и озорная на вид. Что ж, по крайней мере, не очередная крашеная блондинка, кисло подумала Роза. Однако не почувствовать симпатии к Филиппе было просто невозможно, и большую часть вечера, пока Найджел обсуждал с Рональдом спортивные события и шутил с матерью, Филиппа и Роза непринужденно болтали на разные темы. Филиппа была первой, если не считать Артура, кто проявил хоть какой-то интерес к намерению Розы поехать в летнюю школу. Она попросила Розу показать несколько своих работ, а в воскресенье после завтрака нашла ее в саду, где Роза возилась с цветами. И тогда Филиппа спросила, может ли Роза нарисовать ее.

Найджел отправился с Энид в церковь. Рональд прилег отдохнуть, и девушки провели вместе пару замечательных часов. Неожиданно Роза обнаружила, что вылезла из своей обычной скорлупы. Филиппа сумела извлечь ее оттуда, и Роза, не привыкшая к людскому вниманию, с удивлением услышала, как рассказывает Филиппе о Холитри, о пешем походе Беатрис и о своих занятиях живописью у Артура. И поразилась тому, что говорит только она одна.

— А вы с Найджелом давно встречаетесь? — осмелилась спросить Роза, пытаясь перевести разговор со своей персоны на Филиппу, в то время как ее рука уверенно и безошибочно летала над блокнотом.

— О, несколько недель, — улыбнулась Филиппа, — но ничего серьезного между нами нет. А ты ведь на самом деле не родная сестра Найджелу, ведь так? — спросила она в свою очередь, вытягивая шею и стараясь взглянуть на рисунок, однако Роза не позволила ей этого сделать.

— Нет, — бесстрастно ответили она и объяснила степень их родства.

— Как хорошо, правда? — поинтересовалась Филиппа многозначительно. Роза уронила грифель.

— Что ты хочешь этим сказать, а? — пробормотала она, шаря рукой в траве.

— Да ладно тебе, Роза. Я впервые в этом доме и знаю тебя всего лишь второй день, но даже мне абсолютно ясно, что ты влюблена в него.

Охваченная ужасом, Роза лишилась языка под загадочным взглядом Филиппы, а потом голосом, превратившимся в едва слышный писк, пробормотала:

— О, Боже мой, это он тебе сказал об этом? — и, к своему собственному изумлению, разразилась слезами.

— Тише, — утешила ее Филиппа мягко и невозмутимо. — Гляди, вон они возвращаются. Давай сменим тему. Сделай вид, что тебе в глаз попала соринка, и поднимемся ко мне в комнату.

— А мы как раз собираемся подняться наверх, — крикнула она приближавшимся Найджелу и Энид. — Розе что-то попало в глаз, и я хочу помочь ей.

Найджел тут же извлек огромный носовой платок и сам собирался произвести эту операцию, однако Филиппа схватила Розу, покрасневшую и вконец смущенную, и поволокла мимо него к лестнице.

— Глупая дурочка, — утешала она, приведя в розовую комнату и решительно захлопнув дверь. — Разумеется, Найджел ничего не говорил. Он ни о чем и не догадывается. Если бы он заподозрил что-либо, разве стал бы он чмокать тебя так звонко в щеку, если тебе не это нужно, ведь так?

Роза продолжала всхлипывать. Неужели она и впрямь такая прозрачная? А Филиппа явно терпеливо дожидалась полной и окончательной исповеди.

— Мне не хочется рассказывать об этом, — сердито сказала Роза, — особенно тебе. Я чувствую себя такой дурой, — добавила она, чтобы смягчить свои слова, сознавая, что они должны были прозвучать неприязненно.

— А тебе и нет необходимости говорить об этом, — спокойно заверила ее Филиппа, — но делать с этим все-таки что-то нужно.

— Что делать? — огрызнулась Роза. — Целых восемнадцать лет я была его маленькой сестренкой. Он невероятно поразится, если когда-нибудь узнает о моих чувствах, и подумает, что тут пахнет инцестом.

— Чушь, — резко оборвала ее Филиппа. Наступило долгое молчание, прерывавшееся лишь всхлипыванием Розы. Она ругала себя за то, что так просто попалась на крючок, а теперь распустила нюни, словно пленная школьница.

— Роза, — начала Филиппа, подбирая слова с некоторой осторожностью, — между мной и Найджелом действительно нет ничего серьезного, и, возможно, мне не представится другого случая, чтобы поговорить с тобой. Поэтому, хоть я и знаю тебя не слишком хорошо и хотя ты можешь подумать, что я много на себя беру, мне хочется дать тебе несколько советов. Пусть ты и не просила о них и можешь после этого меня возненавидеть. По какой-то причине, — продолжала она с явным усилием, так как пунцовые щеки и покрасневшие глаза Розы говорили о подавленном гневе и обиде, — ты решила выглядеть совершенным пугалом. Ты только посмотри на свою одежду и жуткие туфли. У тебя грива великолепных волос, а ты их запихиваешь в ужасный пучок, словно престарелая училка. Хорошенькие глазки скрываешь за отвратительными очками. Бледно-розовая помада превращает тебя в привидение. У меня появилось ощущение, что ты стыдишься своей безупречной фигуры. А свой талант, свою личность держишь где-то далеко, словно боишься, что тебя кто-нибудь заметит. Почему? Я объясню тебе. Потому что ты боишься быть красивой, боишься восхищения, боишься стать желанной для кого-нибудь. Твоя жизнь скучна и ужасна, но она безопасна. Всем ты нравишься, поскольку такая безотказная, но нравишься так, как нравится старое кресло. И если на тебя уронят пепел от сигареты или прольют кофе, то это никого не огорчит.

Тебе уже двадцать четыре года, время летит. Забудь про Найджела. Он просто единственный мужчина на свете, которого ты не боишься. Он милый, но, говорю тебе честно, Роза, ты могла бы иметь толпы поклонников. Я выгляжу не лучше, чем ты, и с удовольствием поменялась бы с тобой волосами и фигурой, однако я умею показать себя с выгодной стороны. И, говоря честно, хочу иметь побольше претендентов на мою руку и сердце, прежде чем остановлюсь на ком-либо окончательно. Так что хватит тебе забивать голову Найджелом и наряжаться, как старая дева. Давай поедем со мной в Лондон, побудешь у меня до среды, а уж потом отправишься в Девон. Мы сходим к парикмахеру и сделаем кое-какие покупки. И обещаю тебе, что к этому времени я сделаю из тебя сногсшибательную красотку. В летней школе тебя никто не знает, поэтому это идеальная возможность сбросить свою старую оболочку и забыть про прежние привычки. Ты поразишься, насколько по-иному к тебе будут относиться люди. Попробуй, Роза, — умоляюще закончила Филиппа.