— А как зовут эту артистку? — допытывалась Гвинни. — И что она делает? Не пытайтесь меня обмануть, Феликс, я возьму с вас аффидавит, слышите — аффидавит!..
— Что? — пролепетал Феликс.
— Аффида-вит! — отчеканила Гвинни серьезно. — Вы не знаете, что это такое? Увы! Европейское образованье! Справьтесь потом в словаре. А теперь скажите мне всю неприглядную правду — я готова к самому худшему.
Молодой венец набрался мужества.
— Но здесь нет ничего постыдного, мисс Брискоу, — сказал он. — Ее зовут Риголетта и она гоммэз…
Гвинни перебила его:
— Кто она?..
— Гоммэз, — засмеялся Эндрис. — Ты не знаешь, что это такое? Увы! Американское воспитание! Тогда справься в словаре!
Он подумал при этом: «То же самое сказал бы в данном случае мой кузен».
— Она выступает в кабаре, — продолжал Феликс. — Она поет, танцует и при этом вытирает свой нос. Для этого ей нужны носовые платки. Их и дарит ей Тэкс в знак восхищения ее искусством. Вот и все!
— Нет, не все, — заявила Гвинни. — Вы думаете, что вам удастся провести меня. С вашей стороны благородно выступать защитником вашего друга, но это вам не поможет. Я вижу вас насквозь…
Это прозвучало эффектно, и она повторила еще раз:
— Я вижу вас насквозь, как через зер… нет, как через прозрачный кристалл. Триста носовых платков… Кто же их поставляет вам?
— Риголетта, — ответил Феликс. — Она перепродает их ему, оставляет их в кассе или приносит с собой в…
— Договаривайте! — приказал Гвинни. — Куда приносит ему платки утирательница носов?
Феликс, загнанный в тупик, выглядел совершенно подавленным:
— Он встречается с ней в «Курящей Собаке» после представления.
Тэкс бросил на него злой взгляд.
— Но не один! — воскликнул он. — Феликс там тоже бывает, со своей приятельницей Марией-Бертой.
Гвинни взглянула торжествующе:
— Вот все и вышло наружу: его приятельница. Значит, утирательница носов — твоя приятельница, Тэкс?
Она глубоко вздохнула и проговорила, преисполненная сознанием своей высокой миссии:
— Заблудшие души, я вырву вас из пасти этих кровожадных созданий! Мы идем в кабаре!
— Непременно, — поддержал ее Эндрис. — Ты должна вернуть на путь истины этих несчастных. Такова обязанность христианина, Гвинни!
Она покосилась на него недоверчиво, сомневаясь, говорит ли он это серьезно.
Он отвернулся в сторону, чтобы скрыть свой смех. При этом почувствовал: не он сказал эту фразу, не он так думает. Это сделал тот, кто бродит где-то по свету. Его кузен…
— Мы не можем идти в кабаре, оно закрыто, — заявил Тэкс.
Феликс подтвердил:
— Да, на четыре дня, оно перестраивается.
— Тогда пойдем в «Аполлон», — сказала Гвинни. — Наверно, вы там назначили свидание дамам, не правда ли, распутники?
Они переглянулись. Каждый еще надеялся, что, может быть, другой найдет выход. Но Гвинни отрезала всякий путь к возражениям:
— Итак, Тэкс, посмотри, подан ли наш автомобиль? Остальное я беру на себя. Я уж доберусь до дна этой таинственной истории с носовыми платками.
— До глубочайшего дна! — отозвался Эндрис.
Молодые люди заказали в «Грифоне» стол. Едва они успели занять места, как появились их приятельницы. Прежде чем подойти, они на секунду остановились. Мужчины встали, Гвинни вынула из сумки свой лорнет и стала внимательно рассматривать обеих грешниц.
— Смотри, какая она забавная! — воскликнула Риголетта.
Нежная Мария-Берта прибавила:
— Но милая, право, очень милая!
Разговор вначале плохо клеился. Тэкс и Феликс молча хлебали свой суп. Гвинни не спускала глаз с парижанок, сидевших напротив нее. Говорил только Эндрис. Обе девушки, отвечая ему, не лезли за словом в карман. Внезапно Гвинни вытащила крохотный платочек и кинула его Риголетте через стол. Та заметила ее движение, поймала платок и помахала им в воздухе. Она сразу все поняла. Вскочила, поиграла с платком, как на сцене, выбросив из себя уйму быстрых слов. Гвинни едва уловила половину, но достаточно, чтобы понять, что та говорит о ней, осыпает ее веселыми комплиментами. Затем Риголетта сложила платок, подбросила его в воздух, словила зубами, взяла тонкими пальцами и спела свой припев о «маленьком носике Риголетты», смешном, но очень милом.
Она это проделала так комично, что сидевшие за соседними столиками громко расхохотались. Эндрис захлопал в ладоши. Гвинни Брискоу пыталась, насколько возможно, оставаться серьезной. Но когда Риголетта подошла к ней, сделала глубокий реверанс и, проговорив торжественным тоном: «Вот, мадам, небольшой сувенир от Риголетты», вернула ей платок, Гвинни не выдержала и засмеялась вместе со всеми. Она обернулась к Эндрису и сказала ему, как бы извиняясь:
— Я буду теперь обращаться с ними очень любезно.
Эндрис одобрил:
— Да, поступай так, это, наверное, приведет к цели.
Теперь разговор уже лился свободно. Но Тэкс и Феликс, сидевшие на обоих концах стола, едва принимали в нем участие. Они не верили в перемирие и каждую минуту ждали враждебных действий. Эндрис не разделял их недоверия. Пока женщины говорят о шляпках, мир обеспечен. Парижанки спрашивали, а Гвинни рассказывала, что она покупала у той или другой модной фирмы. Она говорила также о платьях, привезенных ею из Нью-Йорка и теперь бесполезно валяющихся. Если дамы ими интересуются, она с удовольствием передаст их им. Только между ними должно быть полное доверие. Риголетта согласилась:
— Да, конечно, так лучше всего жить на этом свете!
Конечно, они не могут взять платья, не отплатив чем-либо за них. Но они знают места, где можно купить вдвое дешевле, чем у Ворта и Пату, даже за треть цены, а по качеству почти не хуже. Гвинни пожалела, что не в состоянии этим воспользоваться, так как не может носить вещи, которые «почти не хуже». Но у Марии-Берты нашелся выход: она знает магазин белья, где можно самое лучшее достать за самую дешевую цену. Ей не нужны никакие проценты, нет, этим она не занимается, только из дружбы она сведет ее туда, поскольку мисс так красива и симпатична. А что касается духов, то ее двоюродная сестра…
С каждым шагом и с каждым выпитым стаканом настроение становилось все более и более приподнятым. Казалось, будто женщин уже долгие годы связывает близкая дружба. Когда подали счет, Риголетта посмотрела его и заявила, что лакеям следует дать по рукам. Она усердно его проштудировала и обнаружила пару персиков, которых никто не ел. У дверей швейцар вызвал их автомобиль, но шансонетка заявила, что два шага до «Аполлона» можно пройти пешком. Подруги пошли вперед, взяв Гвинни под руки.
— Ну и дела! — ворчал Тэкс. — Разберись-ка в этом сердце и в этой душе! Вот она, настоящая Гвинни Брискоу!
— Это же лучше, чем если бы она устроила скандал! — смеялся Феликс. — Риголетта быстро ее приручила.
Он обратился к Эндрису:
— Я получил письмо от вашего кузена, он просит вам кланяться.
— Благодарю вас, — сказал Эндрис. — Где он пропадает?
— В Египте, — отвечал венец. — Но в следующем месяце он вернется. Письмо у меня с собой, могу вам сейчас же дать его адрес.
В «Аполлоне» было так же, как и на улице. Мужчины держались позади, трое женщин шли впереди. Они бросали мячами в кукол, стреляли в тире по глиняным горшкам, пытались набрасывать кольца на ножи. Затем они вскакивали на карусельных лошадок. Риголетта схватилась за завитый колечком хвостик поросенка, которому с большой церемонией почистила нос. Взобрались по шатающейся лестнице для катанья с горы. Летели на санках на животе, визжа и крича. Мария-Берта выражала опасение за дорогой туалет Гвинни, но та смеялась: их еще хватит в магазинах на Елисейских полях! И они снова взбирались наверх, скатывались вниз, налетая одна на другую, кувыркались внизу, вскакивали, крича от удовольствия.
Когда они дошли до русских гор и уже собирались садиться в санки, Гвинни вдруг остановилась и застыла, глядя вниз. Ее маленький ротик искривился, руку она прижала к сердцу. Риголетта поддержала ее, видя, как Гвинни побледнела под румянами и пудрой, чувствуя, как она дрожит.
— Что такое? — спросила она с тревогой.
Гвинни шептала:
— Там… там… увы!..
Шансонетка посмотрела в направлении ее взгляда. Внизу у стола она увидела трех мужчин. Тэкс, несколько в стороне, тянул из стакана абсент. Феликс Прайндль, сидя, что-то писал. Нагнувшись, над ним стоял Эндрис, и его рука дружески покоилась на плече венца.