— Не волнуйтесь, — доктор Ленгдон погладил карман, в котором лежали соверены. — Когда говорят деньги, китайцы не спят. — Он собрался уходить, затем остановился, оглянулся и посмотрел на меня и мистера Сэбина, стоящих у дверей своих камер. — Я уверен, что Люси поблагодарит вас сама. Но я хочу сказать вам спасибо от себя, мистер Сэбин. Я отдал последние полдоллара надзирателю, чтобы он меня сюда пустил. И если бы не ваша щедрость, мне бы самому пришлось заняться воровством. Сомневаюсь, чтобы у меня хорошо получилось.

Он ушел энергичной походкой, и я слышала, как он разговаривал с надзирателем тоном человека, который может себе позволить заплатить за все, что он хочет. Я подошла к решетке, разделявшей наши камеры, и сказала:

— Как же мне благодарить вас, мистер Сэбин? Мне кажется, что и слов таких хороших на свете нет.

Я заплакала. Я кусала губы, чтобы он не услышал, но он все-таки услышал, потому что подошел к решетке и взял мою руку в свою.

— Как правило, барышни плачут, когда им плохо, — сказал он. — Ты же ревешь сейчас, когда знаешь, что все будет хорошо.

— Из… из-вините меня, пожалуйста, мистер Сэбин, — заикаясь, сказала я. — Вообще-то, я никогда не плачу.

— Ничего удивительного, если только ты не бережешь слезы до лучших времен, — сухо сказал он, — которые, похоже, для тебя пока не наступили. Вот, возьми мой платок, он больше твоего, у меня есть еще.

— Спасибо, мистер Сэбин. — Я взяла квадратик ткани, который он протянул мне через прутья. — Вы… вы, правда считаете, что я похожа на тощую обезьяну?

Он не ответил и вдруг посмотрел на меня широко открытыми глазами.

— На кого?

— На тощую обезьяну.

— Кто тебе это сказал?

— Вы, сэр. Только что.

— Я? Господи! С чего это вдруг мне пришла в голову такая глупость?

— Не знаю, сэр.

— Ну, я, наверное, что-то перепутал. Я думал о… о Хуанг Кунге. Вот тебе и тощая обезьяна. Как будто я их когда-нибудь видел! Я надеюсь, ты не из-за этого плачешь, а, Люси?

— О, нет, мистер Сэбин. По крайней мере, я так не думаю… но сейчас, когда вы спросили, я уже не уверена.

Он засмеялся.

— Люси, ты чиста как стеклышко, в тебе нет ни капли хитрости. И все же, ты для меня загадка. Головоломка. Тайна, которую мне бы хотелось разгадать.

— Я не думаю, что я — тайна, мистер Сэбин.

— Ты — нет, не думаешь. — Он немного помолчал, затем сказал, улыбнувшись: — Между прочим, я приехал сюда чтобы решить одну загадку. Послушай, Люси. — Мне кажется, что за один день мне выпало столько испытаний, что удивляться у меня уже не было сил. Я просто стояла и тупо смотрела на него через решетку, пока он читал строчки, которые я и ожидала услышать:


Под ним — великана нож,

Который перевернут.

Цветы там, ветром сорваны, летят.

В храме сокровища лежат.


Над ним разверзся мир златой,

Хранимый медвежонком в небесах.

За златом тем

Лежат незрячие тигровые глаза.


Пока он декламировал, я пыталась решить, говорить ему или не говорить, что встретила накануне мистера Фолкона и что уже слышала эту странную загадку. Ни к какому выводу я не пришла, а просто молчала. Я очень устала, у меня не было сил пускаться опять в длинные объяснения.

— Звучит, как полная чепуха, да? — сказал он.

Я согласно кивнула. Он пожал плечами и провел рукой по своим волосам.

— Скорей всего так оно и есть — чепуха и больше ничего. Ладно, что бы это ни было, Ник Сэбин слишком часто все ставил на карту. — Он отпустил мою руку и посмотрел на небо сквозь оконную щель. — Твоему другу, доктору Ленгдону, нужно время, чтобы все уладить, поэтому поспи часок-другой, Люси. Я больше не хочу разговаривать. Мне надо подумать.

Он отошел и лег на свой матрас. Я пошла к своему, зная, что, несмотря на усталость, не засну. Я с нетерпением ждала возвращения доктора Ленгдона. Лежа на своем матрасе, я думала о том, что имел в виду мистер Сэбин, когда говорил, что он слишком часто ставил все на карту. Сейчас слова его приобрели для меня зловещий смысл. Я так и не знаю, за что он в тюрьме, но если он каким-нибудь образом нанес оскорбление мандарину, то он — в опасности, и эта опасность гораздо серьезнее той, что угрожает мне. Я вдруг осознала, как эгоистично себя вела, и мне стало плохо от этого. Я даже и не задумалась над тем, что ждет впереди Николаса Сэбина, а ведь опасность угрожает самой его жизни.

Мне стало стыдно, и, очевидно, в этот момент я и заснула, потому что ничего не помню до того, как, словно во сне, услышала голос, зовущий меня:

— Люси… Люси, — не Луци, а Люси, так звали меня чужаки.

Я подняла голову, озадаченная тем, что не могу понять, где я. Память быстро возвращалась ко мне, пока я выплывала из глубин сна навстречу длинной тени, которую отбрасывали прутья решетки, разделявшей камеры.

Мистер Сэбин сидел на корточках у решетки и звал меня настойчивым шепотом. Я подошла и тоже присела, потирая глаза.

— Ты проснулась, Люси? — спросил он. — Действительно проснулась?

— Да, мистер Сэбин.

— Хорошо, тогда слушай. Какая у тебя религия?

— Англиканская, как у мисс Протеро.

— Конечно. А есть в Ченгфу англиканский священник?

— Нет, с тех пор, как миссия здесь была закрыта. Уже давно. Хотя, подождите. Старый мистер Тэттерсолл! Он остался, и, я думаю, он еще жив. У него была здесь маленькая церковь. Ее сожгли давно, во время бунта. Но он отказался уехать. Он просто остался и все. Доктор Ленгдон наверняка его знает.

— Хорошо. Теперь, сколько тебе лет, Люси?

— Семнадцать с половиной.

— Твой официальный опекун — мисс Протеро?

— Нет, у меня никого такого нет, мистер Сэбин.

Он потер небритую щеку большим пальцем, и я увидела, как его глаза засмеялись, и в них заплясали огоньки, когда он сказал:

— Люси, ты можешь кое-что для меня сделать?

— Да, мистер Сэбин. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь полностью отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали, но я сделаю все, что смогу.

Он дотянулся до моих рук и осторожно взял их в свои.

— Ну, вот какое дело… Только не волнуйся и не пугайся: ни то ни другое совершенно ни к чему, Люси. Но если все удастся устроить, то я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я хочу, чтобы мы сегодня поженились.


Глава третья


Я ошеломленно смотрела на него. И, хотя в камере было холодно, щеки мои горели. Я решила, что он надо мной смеется. Но в его взгляде не было и намека на насмешку. В голове же у меня была полная неразбериха. У меня возникла сразу дюжина вопросов, и мне хотелось задать их все сразу. Я выбрала самый глупый и, заикаясь, спросила:

— Но… разве можно пожениться в тюрьме?

Сидя на корточках у решетки и все еще держа мои руки в своих, Николас Сэбин криво улыбнулся.

— Я знаю, что это необычное предложение, Люси, но закон не запрещает жениться в тюрьме.

У меня голова шла кругом. Я спросила:

— Но почему, мистер Сэбин? Я хочу сказать, почему английский джентльмен, такой как вы, хочет жениться на девушке, которую он встретил в тюрьме и о которой ничего не знает. Почему?

— Мне кажется, я многое о тебе узнал, Люси Уэринг, — задумчиво сказал он. — Но, действительно, не в этом дело. У меня есть кое-что, и, если бы у меня была жена, она бы получила это в наследство. В противном случае, моим наследником может оказаться тот, кого я считаю своим врагом. Я бы все отдал, чтобы этого не произошло.

Мне было трудно собраться с мыслями.

— Но ваша жена сможет получить наследство, лишь когда вы умрете. И даже если… если я соглашусь, я не уверена, что мистер Тэттерсолл согласится прийти сюда и поженить нас. Нужно объявление о предстоящем браке и… и все такое, — запинаясь, закончила я.

— В такой стране, как эта, у него есть разрешение на отступление от правил, и он может действовать по своему усмотрению в случае крайней необходимости. Он может поженить нас по специальному разрешению.

— Мне кажется, что для него это не будет крайней необходимостью, мистер Сэбин. Он скажет, что вы должны подождать, пока вас выпустят из тюрьмы.