— Ах, да. Да, у меня был подобный случай в… когда же? В 1872 году, мне кажется. Нет, возможно, в 1873-м. Молодой морской офицер оказался в самом центре битвы между двумя китайскими вождями. Ему нужно было на юг. Был смертельно ранен. Женился на девушке, которая за ним ухаживала в миссии. Тогда здесь была миссия. А может быть, в 1874-м? Я посмотрю. Я храню все свои дневники, знаете ли.

Он начал вставать со стула, но доктор Ленгдон вежливо объяснил ему, что его старые дневники могут подождать более подходящего часа. Хоть я и старалась держаться прямо, я, очевидно, задремала прямо на стуле, потому что их разговор доносился до меня как будто издалека. Длился он недолго, и я несколько раз слышала, как мистер Тэттерсолл говорил:

— Ну, если вы так говорите, доктор…

Затем доктор Ленгдон легонько растолкал меня, и я подтвердила, что у меня нет ни родителей, ни опекунов и что я согласна на брак. Мы потратили еще полчаса, потому что мистер Тэттерсолл не сразу нашел все необходимые бумаги, и, наконец, вышли из дома. Мы проделали обратный путь к тюрьме на рикшах по темному и затихшему городу.

— И Хуанг Кунг собирается казнить бедного юношу? — задумчиво сказал мистер Тэттерсолл, опираясь на руку доктора Ленгдона, когда мы вошли. — Печально. Очень печально. Хотя не могу сказать, что меня это удивляет. — Он покачал головой. — Меня в Китае уже ничем не удивишь.

Люди в других камерах уже спали, но Николас Сэбин был у двери своей камеры, пока мы шли по коридору. За небольшое вознаграждение надзиратель принес стул для мистера Тэттерсолла и маленький столик. Это была жуткая, неправдоподобная сцена. Казалось, что часть моего сознания уснула. Наверное, усталость, страх и ужас этого длинного дня взяли свое. Доктор Ленгдон представил Николаса Сэбина священнику, и трое мужчин какое-то время разговаривали, но я не понимала о чем. Мне показалось, что мистер Тэттерсолл целую вечность задавал вопросы и что-то писал на бумагах, которые принес с собой. Наконец, он получил ответы на все вопросы и был готов к проведению брачной церемонии.

Надзиратель наотрез отказался открыть дверь камеры даже за еще один соверен. Он не хотел рисковать своей жизнью, предоставляя иноземному дикарю возможность бежать. Мандарин Хуанг Кунг дал ему понять, что за этого человека он с него шкуру спустит. Итак, мой брак был заключен у теремной решетки.

Когда настало время, я автоматически повторила за мистером Тэттерсоллом слова клятвы. Я не узнавала своего голоса. Он звучал так же, как голоса детей из нашей миссии, поющих английские песни и не разбирающих смысла.

— О господи! — вдруг сказал мистер Тэттерсолл. — Кольцо. Мы забыли о кольце.

— Это подойдет, — сказал Николас Сэбин и снял с пальца золотое кольцо с печаткой. Он взял мою левую руку и, повторяя слова за мистером Тэттерсоллом, надел кольцо мне на палец. Оно было слишком большое, и мне пришлось согнуть палец, чтобы кольцо не соскользнуло. В желтом мерцающем свете лампы я увидела, как Николас Сэбин улыбался мне нежно и ободряюще, повторяя слова клятвы. Я попыталась улыбнуться в ответ, но мне не удалось: я оцепенела оттого, что этот человек, за которого я сейчас выхожу замуж, скоро будет убит. Его глаза тоже улыбались, и за этой улыбкой все еще можно было разглядеть мерцание того бесовского огня, которое я уже видела, сначала на рисунке Роберта Фолкона, сделанном как предостережение, а затем и наяву, всего несколько часов назад, когда мы впервые заговорили. Где-то в уголке моего сознания возник образ Роберта Фолкона, и я вздрогнула, вспомнив его слова: «Дьявольский ум… опасен… более безжалостного трудно найти».

Прочь воспоминания! То, что было сказано о Николасе Сэбине, неправда. Я в это не верю. Я не видела ничего, кроме добра. А если — правда, то теперь это уже не имеет значения. Человек, за которого я выхожу замуж, больше никогда ни для кого не будет опасен.

Я пришла в себя, когда мистер Тэттерсолл произносил последние слова:

— …да повинуется Ему и телом и душой, и да будут жить они в благости и любви до конца дней своих. Аминь.

Наступила тишина. Затем Николас Сэбин сказал:

— Спасибо, Люси. А теперь я поцелую невесту. — Он пронес мою руку сквозь прутья решетки и прикоснулся к ней губами. Щетина колола кожу. Почувствовав, как кольцо свободно скользит на моем пальце, он сказал: — Лучше сними, если не хочешь потерять. — Он обратился к доктору Ленгдону: — Все бумаги в порядке?

— Да, так уверяет мистер Тэттерсолл.

— Премного благодарен вам обоим. — Он отпустил мою руку и вынул из кармана листок бумаги. — Мое завещание. Я оставляю все, чем владею, своей жене, Люси. Мою подпись должны подтвердить свидетели. Не будете ли вы так любезны?

Доктор Ленгдон взял у него завещание, положил его на столик, и они с мистером Тэттерсоллом поставили свои подписи. Я наблюдала за Николасом Сэбином, не веря, что это — мой муж. Он смотрел на двух мужчин за столом, и сейчас в его глазах, без всякого сомнения, мерцали зловещие огоньки, словно зло одержало победу, и эта победа его радовала. Он сказал:

— Не могли бы вы оставить у себя на хранение эти бумаги, доктор, пока не организуете Люси поездку в Англию? Пожалуйста! С ней должно быть и свидетельство о браке, конечно. — Он наклонился и достал из сапога свой длинный узкий кошелек.

— Думаю, что будет лучше, если вы позаботитесь и о свадебном подарке тоже. У вас будет надежнее, чем в миссии. Она может попросить у вас любую сумму, пока не уедет.

Когда он передавал кошелек доктору Ленгдону через решетку, я подумала, как он ошибается, если верит, что я скоро уеду в Англию. Я знала, что доктор сделает для этого все возможное, но я просто не верила, что это произойдет. Никто никогда не приедет в Цин Кайфенг, чтобы взять на себя заботу о детях, а я никогда их не оставлю.

Доктор Ленгдон выглядел очень несчастным, когда тихо спросил:

— Есть ли кто-нибудь… то есть… кому сообщить?

— О моей смерти? Вам не нужно ничего делать. На обратной стороне завещания я написал адрес адвокатской конторы, которая ведет мои дела в Англии. Все, что Люси нужно сделать, это прийти туда, все рассказать, предъявить документы и заявить о своих правах. А теперь не уведете ли вы ее отсюда? Пожалуйста, доктор. Несчастный ребенок побелел как полотно и спит на ходу. Может быть, вы сможете ее где-нибудь устроить на ночь, а завтра первым делом проследите, чтобы она ушла в деревню. Я хочу, чтобы утром и духу ее не было в Ченгфу. Ей ни к чему видеть, как меня приволокут после убийства воображаемыми разбойниками. — Он пожал плечами и улыбнулся. — Не следует так начинать супружескую жизнь.

Мой желудок стремительно сокращался, пока не превратился в ледяной шарик. Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы они не стучали. Я слышала, как мистер Тэттерсолл говорил сам с собой:

— Я уверен, это было в 1873-м. Я имею в виду того, другого молодого человека.

Николас Сэбин протянул руку через решетку и положил ее мне на плечо. Я хотела поблагодарить его за то, что он спас меня, за деньги. Хотела сказать, как сожалею, что ему придется умереть. Но не было слов, которые могли бы выразить мои чувства. В горле пересохло, и я не могла ничего из себя выдавить. Он понял, потому что покачал головой и сказал:

— Не пытайся ничего сказать, Люси. И даже не думай обо мне, когда уйдешь отсюда. Постарайся ни о чем не думать, пока не окажешься в Англии. Это всего лишь сон, правда. Прощай, Люси.

Он еще раз улыбнулся и отвернулся от нас. Последнее, что я увидела, это как он вытянулся на своем матрасе, положив руки под голову. Затем я шла по коридору, доктор Ленгдон держал меня за руку, а мистер Тэттерсолл шел сзади.

Остаток ночи я проспала на кушетке в приемной доктора Ленгдона. Через час после восхода солнца мы с доктором были у северных ворот Ченгфу. Я сидела в маленькой повозке, запряженной крепким мулом и груженой провизией, купленной на рынке. Я отдала несколько монет за тюк сена и разбросала его поверх поклажи, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь увидел, какой богатый груз я везу. У меня было два соверена, зашитых за подкладку пальто, остальные деньги были спрятаны в надежном месте в доме доктора Ленгдона. Он стоял рядом с повозкой и с тревогой посматривал на дорогу, которая начиналась за воротами.

— Ты уверена, что с тобой будет все в порядке, Люси? На дорогах попадаются грабители, даже днем.